Возвращение в фатерланд

Иван КОСЕНКО

НА ФОНЕ ПРАЗДНОВАНИЯ 65-й ГОДОВЩИНЫ разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, думается, по-своему интересна, поучительна и актуальна тема немецких военнопленных. Прежде всего потому, что это малоизвестная страница Великой Отечественной войны. Важно подчеркнуть и то, что в течение многих послевоенных лет Запад активно использовал находящихся в советском плену несостоявшихся хозяев славянских земель, участников неудачного похода на Восток, в своем давлении на СССР. Создавая вокруг них ореол мучеников, невинных жертв тоталитарной системы, требовал их немедленного возвращения на родину. И это при том, что советское руководство в целом добросовестно выполняло взятые на себя обязательства по их репатриации. По разным причинам эта беспрецедентная акция заняла не один год, совпав с крутыми переменами в самом Советском Союзе, что придало ей драматический характер.

Под кураторством Берии

В первых числах июля 1953 года особой исправительно-трудовой колонии города Гвардейска было срочно поручено взять на себя функции пункта приема и отправки в Германию немецких военнопленных. Разумеется, руководство колонии знало, что по решению правительства еще в апреле была создана межведомственная комиссия, пересматривающая дела осужденных иностранцев, что сроки ее работы предельно ограничены, и было готово к выполнению указания из Москвы.

Но никто не мог предугадать, какими трудностями обернется столь экстренное перепрофилирование колонии. Среди предназначенных к отправке в Германию военнопленных выявилось немало преступников, которые еще должны были отбывать сроки наказания. Местная «фильтрация» оказалась более эффективной, чем вышестоящая. Но за первой партией репатриированных последовали другие, и тут уже волнение руководства спецзаведения переросло в тревогу. По всем данным, прибывающих в город военнопленных нельзя было отправлять на родину. Бдительные руководители колонии не знали, что делать дальше. Отправлять немцев назад в спецлагеря без разрешения из центра они не имели права, но и возможности содержать их в колонии тоже не было, так как не хватало мест.

В лагере военнопленных. Обработка клумб

Проблема усугублялась еще и тем, что на все запросы Министерство внутренних дел отвечать не спешило. Собственно, в те июльские дни 1953 года столице было не до проблем какой-то колонии далекого Гвардейска. На июльском пленуме ЦК КПСС Л.П. Берия был объявлен врагом Коммунистической партии и советского народа. Арест Берии заставил московских чиновников повременить с принятием каких-либо решений в ожидании дальнейшего развития событий.

В Гвардейске же ждать не могли. Колония на себе ощущала результаты неподготовленной амнистии, авральной работы межведомственной комиссии. Каждый день она принимала все новые партии немецких заключенных. Их число уже переваливало за тысячу. Чувствуя, что заветная встреча с фатерландом отдаляется, репатриированные стали роптать, а затем все активнее выражать недовольство и даже проявлять агрессивность. Ситуация становилась взрывоопасной. Не надеясь уже на помощь своего начальства, руководство колонии сообщило о создавшемся положении в Калининградский обком партии, который тут же информировал Москву.

Чем же было вызвано столь оперативное решение только что созданного нового советского правительства об амнистии? Ведь прошли лишь считанные дни после смерти Иосифа Сталина, вся страна еще была одета в траурный цвет. Неужели в те мартовские дни 1953-го, когда был принят известный указ, у новых руководителей страны не было более важных задач, чем амнистия военнопленных?

Безусловно, задач и проблем хватало. Безусловно и то, что появление указа об амнистии в первую очередь должно было показать общественности, и прежде всего международной, гуманистический характер деятельности нового правительства послесталинского периода.

Собственно, амнистии при смене лидеров государств – дело обычное. Но в данном случае необычным было активное участие в ней наркома Лаврентия Берии, который, как известно, ранее отличался умением отправлять соотечественников за решетку. Тем более участие в тот момент, когда он возглавлял Министерство внутренних дел СССР, в состав которого вошло и мощнейшее Министерство государственной безопасности. Непривычность роли Берии проявлялась в демонстрации им великодушия к заключенным. Причем из числа как соотечественников, так и иностранцев.

Бертхольд Шустер со своими помощниками в кузнице

Ведь именно по его инициативе появился Указ Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года об амнистии осужденных иностранцев, содержавшихся в тюрьмах, исправительно-трудовых лагерях и колониях, а также в лагерях для осужденных военных преступников из числа бывших военнопленных.

Стоит отметить, что на март 1953-го в советских лагерях и тюрьмах содержалось 32 485 иностранных граждан, в том числе 19 048 бывших военнопленных и интернированных. Кроме того, 11 814 иностранцев, осужденных военными трибуналами Советской Армии за границей, содержались в местах заключения в ГДР, Венгрии и Австрии.

По настоянию Берии в середине апреля 1953 года и была создана межведомственная комиссия, которой поручалось в месячный срок пересмотреть судебные приговоры осужденных иностранцев с целью освобождения и отправки на родину тех из них, кто не представлял для Советского Союза угрозы.

Безусловно, за один месяц комиссия вряд ли смогла бы выполнить работу качественно. В этом убеждает и второй пункт протокола заседания Президиума ЦК КПСС от 15 апреля 1953 года, обязывающий Министерство юстиции СССР упрощенно подходить к пересмотру дел. Иными словами, формально. Важно отметить и то, что комиссия лишь принимала решения по представленным с мест делам. В основном же судьбу заключенных определяли должностные лица спецлагерей. А те особо не утруждали себя в тщательном пересмотре дел. В лагерной системе началось скрытое «соцсоревнование» по перевыполнению очередного, пусть и неординарного, задания партии и правительства.

Генерал артиллерии фон Зайдлиц выступает с докладом

Руководство колонии в Гвардейске по сути открыто «заявило» о порочной практике работы межведомственной комиссии. Несложно догадаться, чем бы для него обернулась проявленная «взыскательность», не будь к этому времени главный инициатор, организатор и куратор амнистии арестован как враг народа.

Впрочем, не стоит забывать, что Берия, являясь негласным преемником умершего вождя и мечтавший возглавить руководство государством, думал не столько о судьбах заключенных, сколько о собственной политической выгоде.

Важно отметить и то, что амнистия иностранных заключенных должна была стать завершающим актом репатриации немецких военнопленных, которая велась уже давно. Об этом, в частности, свидетельствует статистика одного из многих пересыльных лагерей – Фридланда. За шесть послевоенных лет здесь зарегистрировано следующее количество возвращающихся из советского плена немецких граждан: в 1945 году – 8104, 1946-м – 40 375, 1947-м – 65 245, 1948-м – 114 602, 1949-м – 133 958 и в 1950 году – 18 328.

Арест Берии серьезно отразился на этом процессе. Из-за событий в Гвардейске повторный пересмотр дел остановил скорый выезд из СССР сотен заключенных. Но механизм амнистии уже был запущен. Репатриация немецких военнопленных продолжалась.

ТАСС официально заявил: «…к настоящему времени в Германию репатриирована последняя группа военнопленных в количестве 17 538 человек (здесь и далее выделено нами. - Авт.). Таким образом, к настоящему времени репатриация немецких военнопленных из Советского Союза в Германию полностью закончилась. Всего со времени капитуляции Германии было репатриировано из Советского Союза в Германию 1 939 063 немецких военнопленных, в том числе 58 103 немецких военнопленных, выявленных на протяжении 1947-1949 гг. среди военнопленных других национальностей, находившихся в Советском Союзе. Из числа германских военнопленных на территории Советского Союза осталось 9717 человек, осужденных за совершение тяжких преступлений, и 3815 человек, дела о военных преступлениях которых находятся в стадии расследования, а также 14 человек, временно задержанных вследствие их болезни...».

Военнопленные на лесозаготовках

Подчеркнем, это официальное заявление прозвучало в мае 1950-го. Спустя же три года появляется документ, из которого видно, что репатриация… продолжается. Достаточно странной является и следующая деталь. Судя по сообщению ТАСС, на территории СССР к маю 1950 года оставались лишь осужденные за совершение тяжких преступлений, а также подозревавшиеся в совершении таких преступлений. Разумеется, подобных лиц хватало, но вместе с тем известно, что на этот период в Советском Союзе находилось и немало военнослужащих бывшей гитлеровской армии, являвшихся военнопленными, но не военными преступниками. Это относится, в частности, не только к бывшему командующему 6-й немецкой армией фельдмаршалу Ф. Паулюсу и знаменитому воздушному бойцу гитлеровских ВВС Э. Хартману, получившему «за подрыв экономической мощи советского государства» 20 лет сибирских лагерей, но и еще к тысячам немецких солдат и офицеров.

Более того, среди немецких пленных на тот момент было немало членов «Союза немецких офицеров» и Национального комитета «Свободная Германия» во главе с их организатором генералом В. Зайдлицем, которых уже никак нельзя было отнести к военным преступникам.

Так что утверждение ТАСС, согласно которому в Советском Союзе оставались лишь военные преступники, несостоятельно. Расценивать его можно лишь как очередную поспешную и непродуманную попытку тогдашнего советского руководства отреагировать на возрастающее давление Запада в связи с задержкой в СССР немецких военнопленных.

В том, что это так, свидетельствует и следующий факт. В сообщении ТАСС было неверно названо и количество оставшихся в советском плену немцев. В записке в Президиум ЦК КПСС от 26 августа 1953 года В.М. Молотов подчеркивал: «Следует отметить, что в сообщении ТАСС от 5 мая 1950 года… число немецких военнопленных, оставшихся в СССР, определялось в 13 546 человек».

Кстати, о цифрах. В той же закрытой записке Молотова говорится, что «по данным МВД СССР, в настоящее время в Советском Союзе насчитывается 19 848 немцев, отбывающих наказание, в том числе 14 128 военнопленных. Кроме того, в лагерях СССР содержится 625 неосужденных военнопленных немцев, репатриация которых была задержана в связи с их осведомленностью об объектах, представляющих государственный секрет».

Выходит, за три года после «полного завершения репатриации» число немецких военнопленных в СССР не уменьшилось, а даже увеличилось. Логичен вопрос: как понимать эти манипуляции вокруг репатриации?

Думается, все заявления об окончании репатриации, количественные нестыковки, утверждения о нахождении в Советском Союзе лишь военных преступников – пропагандистский трюк. Советское руководство стремилось убедить мировую общественность в том, что оно добросовестно выполняет все послевоенные акты, касающиеся военнопленных.

Нельзя не отметить и то, что шла «холодная война», а бывшие союзники СССР по антигитлеровской коалиции к этому времени резко изменили свое отношение к недавнему противнику. В ряде западных государств считали, что Международный военный трибунал в Нюрнберге осудил главных нацистских преступников, а значит, все остальные военнослужащие бывшей гитлеровской армии должны быть реабилитированы. Примечательно, что подобное «юридическое обоснование» принадлежало правительствам тех стран, в которых лишь смутно представляли масштабы чудовищных разрушений и преступлений, совершенных фашистами на оккупированных советских территориях.

Но вот что важно. Несмотря на ущерб, нанесенный гитлеровцами, их зверства по отношению к мирному населению, советское правительство все же стремилось строго придерживаться плана репатриации. Так, еще в 1947 году на Московской сессии Совета министров иностранных дел рассматривалось внесенное советской делегацией предложение о репатриации германских военнослужащих, находящихся на территориях союзных держав, а также на всех других территориях. Предлагалось, что репатриация должна производиться согласно плану, который поручалось выработать Союзному контрольному совету (СКС) в Германии.

Однако СКС такой план не отработал – правительства Франции, Англии и США отказались включать в план репатриации значительную часть военнопленных, удерживаемых в своих оккупационных зонах. Отказались союзники включать в общий план репатриации и более 250 тыс. советских граждан, угнанных немцами во время Великой Отечественной войны в Германию и всеми способами задерживаемых ими в своих лагерях. Словом, позиция Запада однозначно заключалась в том, чтобы репатриацию проводил лишь Советский Союз.

В этих условиях советская сторона, как больше всех пострадавшая от гитлеровского нашествия, действовала исходя из собственных интересов. И в этом ее вряд ли можно упрекать. Доминирующий фактор этих интересов четко изложен и в директиве НКВД СССР от 7 августа 1945 года № 130. В ней, в частности, указывалось, что по решению правительства и ходатайству республиканских и областных партийных органов развертываются дополнительно лагеря НКВД для военнопленных, на которые возлагается задача государственной важности: восстановление промышленности, разрушенного коммунального хозяйства городов, строительство дорог и других жизненно необходимых для страны объектов. Кстати, в этом документе подчеркивалось, что военнопленным как рабочей силе необходимо медицинское обслуживание. Для этого создавалась целая сеть спецгоспиталей, оздоровительных медучреждений.

И все же даже в труднейшее послевоенное время, когда в стране так не хватало рабочих рук, репатриация продолжалась.

Каждому свое…

Плен есть плен. Не все выдерживали жесткие условия лагерной жизни. Сказывалось и то, что с капитуляцией фашистской Германии многие военнопленные лишились жизненных ориентиров, потеряли надежду на скорое освобождение, их пугала неизвестная будущность. Все это отражалось на их душевном состоянии.

В ФРГ долгие годы активно муссировалась тема большой смертности среди германских военнослужащих в советском плену, что будоражило общество, способствуя росту антисоветизма. Впрочем, на Западе до сих пор в ходу измышления, согласно которым русские даже не пытались оказывать заключенным медицинскую помощь. Причем для большей убедительности измышления подпитывались воспоминаниями бывших военнопленных. Вот, например, что в свое время «вспоминал» бывший немецкий военнопленный Г. Курц в беседе с западногерманским исследователем К. Фризером: «Я пережил Сталинград, опустошительные марши в плену, я выдержал даже лагерь смерти Бекетовку, где за пару недель из 55000 моих товарищей 42000 погибли от голода и болезней».

Что должен был почувствовать немецкий обыватель, узнав о «лагере смерти Бекетовке»? Разумеется, ненависть к этим «восточным варварам», которые, возмущаясь гитлеровскими концлагерями, сами создавали лагеря смерти.

Действительно, после Сталинградской битвы среди оказавшихся в плену солдат и офицеров 6-й армии отмечалась большая смертность. Но ее истинная причина заключалась отнюдь не в якобы жестоком обращении русских к пленным. Вот выписка из одного из официальных актов обследования, проводившегося в лагере немецких военнопленных в с. Хреновое в период с 22 по 25 марта 1943 года: «По данным актов физического состояния прибывших в лагерь военнопленных, они характеризуются следующими данными: а) здоровых – 29 проц., б) больных и истощенных – 71 проц. Физическое состояние определялось по наружному виду, к группе здоровых относились военнопленные, могущие самостоятельно передвигаться».

В том же документе сообщалось, что бывшие солдаты немецких рабочих батальонов (до 5000 чел.) сталинградской группировки противника имели лишь летнюю гражданскую одежду и, по их же показаниям, еще за три месяца до пленения вымерло до 40% личного состава этих частей.

Другая комиссия, обследовавшая с 7 по 17 апреля 1943 года лагерь военнопленных «Вельск», в акте зафиксировала: «У военнопленных выявлена крайняя завшивленность, их состояние очень истощенное; 57 проц. смертности падает на дистрофию, 33 проц. – сыпной тиф и 10 проц. – на другие заболевания…».

Это и есть правда об истинных причинах смертности в лагерях немецких военнопленных. Что касается питания, то норма суточного довольствия военнопленных еще в 1941 году состояла из 17 наименований, куда входили хлеб, крупы, мясо, рыба, масло растительное, сахар, картофель и прочие овощи, томат-пюре, соль, мыло хозяйственное. Как видим, при таком раскладе голод военнопленным не грозил.

С окончанием войны суточный паек бывших солдат и офицеров бывшей гитлеровской армии стал еще более калорийным. И это в то время, когда на огромной территории Советского Союза, с величайшим трудом восстанавливавшего разрушенное страшной войной народное хозяйство, миллионы граждан жили впроголодь! Поразительно, но факт: победители пухли от голода, а побежденные кормились так, о чем живущие на свободе даже не могли мечтать. Такова была политика советского руководства.

Что касается медобеспечения, то для поддержания здоровья немецких военнопленных тоже делалось все возможное. Была создана целая сеть спецгоспиталей для длительного стационарного лечения тяжелобольных. К началу 1946 года на территории РСФСР размещался 101 спецгоспиталь на 51 700 коек, на Украине - 40 спецгоспиталей на 21 500 коек, а всего было развернуто 162 спецгоспиталя на 83 700 коек.

До особого распоряжения…

Контингент немецких военнопленных был весьма разнообразен. И не только по возрасту, воинским званиям, армейским специальностям, прошлому боевому опыту. Так, к концу 1945 года среди военнослужащих четко определился состав привилегированных лиц. Они находились на особом счету не только у администрации спецлагерей, но и у самых высоких инстанций МВД, для них были созданы особые условия содержания в плену. В отличие от остальных военнопленных они не рыли котлованы, не мерзли на стройках и лесоповалах. Их трудовая деятельность была связана с сугубо научной творческой работой.

Разумеется, это были нерядовые заключенные. К ним относились военнопленные с учеными званиями и степенями, инженерно-технический состав, высококлассные специалисты различных отраслей производства, медперсонал – словом, лица, представлявшие собой научную элиту фашистской Германии. А таких в советском плену оказалось немало. Данную творческую прослойку военнопленных внушительно дополняли интернированные советскими органами немецкие граждане, которые также являлись «мозгами» несостоявшегося Третьего рейха.

Конечно же, иметь столь мощный интеллектуальный состав заключенных, насчитывавший сотни человек, и не суметь его заставить работать на нужды советской экономики было бы непростительно. И в этом вопросе Министерство внутренних дел СССР проявило завидную инициативу и настойчивость.

Более того, органы МВД не только продолжали активную работу с военнопленными специалистами в области науки и техники, но и выступили с инициативой о творческом использовании бывших германских военнослужащих в оборонных вопросах, связанных с Великой Отечественной войной.

В частности, еще в апреле 1948 года МВД СССР обратилось в Министерство Вооруженных Сил СССР с предложением об организации работы среди военнопленных генералов, содержавшихся в Советском Союзе, с целью получения от них материалов по вопросам, связанным с Великой Отечественной войной 1941–1945 гг.

Генеральный штаб ВС СССР в ответном письме сообщил, что предложение МВД является ценным, и в свою очередь предложил для разработки ряд тем о подготовке войны фашистской Германии против Советского Союза, военных операциях на советско-германском фронте и действиях немецких войск на Западе.

В связи с этим МВД СССР была проведена работа по выявлению среди военнопленных генералов, достаточно осведомленных в вопросах, интересующих Генштаб ВС СССР. На основе полученных данных был разработан план мероприятий по организации работы с этими лицами. В ходе реализации плана уже в 1948–1949 гг. от немецких, румынских и венгерских генералов были получены 42 письменные работы.

Ряд работ, по заключению Военно-исторического управления Генштаба ВС СССР, представлял особую ценность. Наиболее характерными, получившими положительный отзыв, являлись труды бывшего начальника штаба 16-й германской армии генерал-лейтенанта Бек-Бренца «Боевые действия 16-й армии в котле Демьянск в мае 1942 года – марте 1943 года», бывшего командира 97-й егерской дивизии, генерала от инфантерии Мюллера Людвига, который разработал тему «Об эвакуации 17-й армией Кубанского предмостного укрепления в сентябре 1943 года».

Дивизионный генерал Николай Мазарин, в 1941–1942 гг. – заместитель начальника генерального штаба румынской армии, при помощи бывшего командира 1-й кавалерийской румынской дивизии бригадного генерала Бра-теску осветил вопросы политической, экономической и военной подготовки Румынии к войне против СССР в духе плана «Барбаросса».

И это далеко не полный перечень работ военнопленных, получивших положительную оценку экспертов советского Генштаба.

Примечателен и такой факт. По просьбе заместителя главнокомандующего Военно-Морскими Силами СССР адмирала флота Ивана Исакова, МВД СССР была проведена работа по выявлению среди военнопленных немцев лиц, служивших в германских специальных авиационных частях, которые занимались минированием с самолетов р. Волги. В результате были выявлены немецкие летчики, которые лично принимали участие в минировании Волги, Ладожского озера, Финского залива и дали подробные сведения, относившиеся к германским авиационным минным постановкам.

В общем, немецкие военные «мозги» работали достаточно эффективно. Диапазон их научных изысканий был весьма широк. Бесспорно, на Западе не могли не знать, с какой целью советские органы интернировали немецких ученых и высококлассных специалистов. Просачивались за «железный занавес» и сведения о том, что некоторые военнопленные работают на советских режимных объектах.

Об «эксплуатации» немецких «мозгов» упоминается и в изданном в ФРГ 15-томнике «К истории немецких военнопленных Второй мировой войны», семь томов из которых посвящены жизни немецких военнопленных в советских спецлагерях. Это издание задумывалось и осуществлялось в разгар «холодной войны», и потому его идеологическое предназначение вполне понятно. Вчерашние «солдаты фюрера» в нем были представлены как безвинные «страдальцы» жестокой советской системы. Неоднократно подчеркивалось, что в СССР по отношению к ним не соблюдались международные правовые нормы и что их жизнь в советском плену вообще была сплошной пыткой.

Разумеется, что собой представляли гитлеровские концлагеря, в многотомнике старательно затушевывается. Что же касается «сплошной пытки», которую немцы якобы испытывали в советском плену, то это не что иное, как очередная идеологическая подпитка «холодной войны».

Как же было на самом деле? Вот свидетельство одного из военнопленных, Г. Шенеманна, который писал домой: «…я очень ослаб в результате болезни и мне было сделано два вливания крови, которую мне дала медсестра. Я почти не верил, что советская девушка давала свою кровь, чтобы спасти военнопленного, солдата нацистской армии. Я не думаю, чтобы какая-нибудь немка-медсестра когда-нибудь давала свою кровь, чтобы спасти жизнь русского военнопленного».

Примечателен и такой пример. Когда уже упоминавшемуся немецкому асу Э. Хартману и его товарищам по плену не понравилось помещение, в котором они проживали, они настояли на том, чтобы администрация лагеря перевела их в другой барак. Об этой «победе» Хартман с гордостью сообщил своей жене в очередном письме.

Кстати, не испытывала мучений от «невыносимых условий лагерной жизни» и научная прослойка немецких военнопленных. Германские «мозги» творили и изобретали не под лязг автоматных затворов, как об этом шумели на Западе. Разумеется, строгий контроль за ними осуществлялся. Да и как иначе, если немцы трудились на секретных объектах оборонного характера, в режимных лабораториях. Но в остальном им были предоставлены все условия для полнокровной творческой работы.

Эта деятельность прежде всего вполне устраивала самих немцев. Она не только скрашивала их жизнь в плену, но и предоставляла широкие возможности совершенствовать и развивать свои профессиональные знания и навыки.

И все же не стоит забывать, что речь идет о военнопленных и интернированных. У них имелось немало проблем, и самая болезненная заключалась в том, что, согласившись заниматься творческой работой, немцы тем самым распрощались с заветной мечтой о скором возвращении домой. До особого распоряжения из Москвы их не вносили в списки лиц, подлежащих репатриации. Отсрочка объяснялась не только осведомленностью немцев о спецобъектах, характере проводимых на ней работ. Соответствующие органы стремились как можно больше выжать из германских «мозгов» полезного и нужного для советской науки и техники, оборонного комплекса, восстановления разрушенной войной экономики.

Стоит отметить, что так поступали и американцы. Вот факты, которые на Западе упорно замалчивают. В течение десяти лет, с 1945 по 1955 год, примерно 800 бывших немецких специалистов в области ракетной техники, а также других ученых и примерно около 2000 членов их семей были перевезены в США. Перекачка немецких «мозгов» за океан осуществлялась в рамках программы американской разведки «Оверкаст», переименованной затем в «Пейперклип».

Заметим, что американцы не брезговали иметь отношения даже с учеными, имевшими преступное прошлое. Например, среди специалистов, работавших в 1946 году в Гейдельберге на американские ВВС и рекомендованных к отъезду в США, находился доктор Беккер-Фрейзинг. Бывший руководитель исследований в области авиационной медицины, он вскоре был признан на Нюрнбергском процессе виновным и приговорен к 20 годам тюремного заключения за участие в экспериментах над узниками концлагеря Дахау, умиравшими после того, как их заставляли пить морскую воду.

Среди «пригретых» американцами немецких ученых было немало и других лиц с темным прошлым.

Пройдет время, и немецкие специалисты станут возвращаться домой. Многолетняя и негласная операция по использованию немецких «мозгов» завершится. К ней можно относиться по-разному, но факт остается фактом: творческая работа в СССР помогла немалому числу немецких военнопленных подготовиться к новой жизни на родине.

Горячая пауза

18 июля 1956 года в Женеве открылось совещание глав правительств ведущих мировых держав – СССР, США, Англии и Франции. Впервые за десять послевоенных лет лидеры государств антигитлеровской коалиции собрались вместе.

Правда, теперь бывшие союзники находились по разные линии фронта «холодной войны». Официальной частью совещания было стремление его участников сообща выработать систему отношений, способствующих повышению европейской безопасности и ликвидации «холодной войны». Главную же свою задачу они видели в том, чтобы добиться от Советского Союза невмешательства в решение «германского вопроса». Другими словами, уговорить Москву не препятствовать попыткам правительства Западной Германии воссоединиться с Восточной Германией. Председатель Совета министров СССР Н.А. Булганин, представлявший на встрече Советский Союз, на данный «запрос» ответил категорическим отказом, подчеркнув, что в ГДР установлен народный строй и чтобы решить этот вопрос, нужно согласие не только правительства Германской Демократической Республики, но и самого народа ГДР.

Не дождавшись желаемого результата в Женеве, федеральный канцлер Аденауэр решил его добиться в Москве в ходе переговоров об установлении дипломатических отношений между СССР и ФРГ. На этот раз «германский вопрос» пополнился и вопросом о находящихся в СССР немецких военнопленных. Решить его положительно для Аденауэра было делом чести. Именно он в свое время отозвался о находящихся в Советском Союзе немцах как «о величайшем позоре ХХ столетия». И именно ему хотелось покончить с «этим позором».

9 сентября 1955 года, сразу же по прибытии в Москву, канцлер Аденауэр заявил, что его особенно остро волнует судьба немецких военнопленных и немыслимо устанавливать «нормальные» отношения между государствами, пока этот вопрос остается нерешенным. На следующий день, в ходе советско-германских переговоров, с ответным заявлением выступил Н.А. Булганин: «Господин бундесканцлер первым делом затронул вопрос о военнопленных, – сказал он. – Мы считаем, что это недоразумение. В Советском Союзе нет немецких военнопленных. Все немецкие военнопленные освобождены и возвращены на родину. В Советском Союзе находятся только военные преступники из бывшей гитлеровской армии, преступники, осужденные советскими судами за особо тяжкие преступления против советского народа…».

Каждая сторона твердо отстаивала собственную позицию. И каждая придерживалась своей тактики. К слову, в сентябре 1955 года в СССР оставалось всего несколько тысяч немцев. Более того, о скорейшем завершении репатриации говорилось и в специальном Указе Президиума Верховного Совета СССР от 28 сентября 1955 года.

Казалось, все шло к тому, что репатриация закончится уже осенью 1955 года. Но этого не произошло.

Утвержденный МВД СССР график репатриации дал сбой 13 октября. За это время к Бресту ушло 12 эшелонов и несколько вагонов прямого назначения с бывшими генералами вермахта и больными. На 13-м эшелоне в 13-й день октября прозвучала команда «Отбой!». Опустели пункты погрузок. По всей трассе до Бреста облегченно вздохнули начальники больших и малых железнодорожных станций, военные коменданты, отдыхая от чрезмерно больших нервных нагрузок.

Немцам же было не до радости. Они не скрывали своего возмущения и с помощью отлично усвоенного русского мата выражали личное мнение о происходившем. Тем более, что так называемая «разъяснительная работа» мало что разъясняла. Да и к чему немцам было знать о «невыполнении ранее взятых обязательств» правительством Западной Германии, если они хотели домой.

Подчеркнем, решение советского правительства о приостановке репатриации шло не от какого-то злого умысла. Просто данной акцией оно напомнило бундесканцлеру о его недавнем пребывании в Москве, подписанном договоре об установлении дипломатических отношений между СССР и ФРГ и о тех обязательствах, которые Аденауэр обещал советской стороне выполнить. Одно из таких обязательств касалось провокаций с помощью воздушных шаров, которые запускались с территории Западной Германии. Эти летающие объекты диаметром более 15 м, напичканные разведаппаратурой или пропагандистской литературой, барражировали над странами коммунистического блока, долетая до территории Советского Союза. Стартуя с натовских баз в Турции, они часто появлялись и в небе советских закавказских республик. «Шаровая агрессия» велась вызывающе нагло.

Москва неоднократно слала ноты протеста представительствам США, Западной Германии и Турции, но необъявленная война в воздухе продолжалась. В ходе советско-германских переговоров в Москве канцлеру Аденауэру было прямо сказано: прекратите провокации. Тот пообещал прекратить, но шары-разведчики продолжали летать. 28 сентября, за день до начала завершающего этапа репатриации немецких военнопленных, советское правительство в очередной раз выступило с официальным протестом.

Да что шары. С размещенных на территории Западной Германии баз ВВС США регулярно уходили в шпионские рейсы самолеты-разведчики. Одни вторгались в глубь воздушного пространства СССР, другие чуть ли не ежедневно совершали провокации в небе ГДР.

«Холодная война» все явственнее грозила превратиться в войну «горячую». Разумеется, этого не могли не понимать в Западной Германии, но вместо серьезного осмысления происходящего, принятия решительных антимилитаристских мер там открыто приветствовали нагнетание напряженности. И это после встречи в Женеве, после горячих заверений Аденауэра в его приверженности миру и дружбе, высказанных им в Москве.

Словом, в октябре 1955 года немецкие военнопленные в который раз стали заложниками обострившейся конфронтации между Востоком и Западом, жертвой «дипломатии ненависти», которую Запад, уже не скрывая, проводил против Советского Союза. Но, в отличие от бундесканцлера, советское руководство помнило о своих обязательствах в отношении возвращения немецких военнопленных домой. После некоторой «паузы» репатриация вновь продолжилась.

Последние эшелоны

А затем настало время, когда к Бресту стали уходить действительно последние эшелоны.

«Секретно

Об окончании репатриации германских граждан, осужденных за преступления, совершенные против народов СССР во время войны

В соответствии с Постановлением Президиума ЦК КПСС от 26 сентября и Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 28 сентября 1955 года подлежало досрочному освобождению от дальнейшего отбывания наказания и репатриации из СССР в Германию 8887 германских граждан, осужденных за совершенные ими преступления против народов Советского Союза в период войны. Кроме того, в распоряжение правительств Германской Демократической Республики и Германской Федеральной Республики подлежали передаче как военные преступники 749 германских граждан, которых Президиум Верховного Совета СССР не счел возможным досрочно освободить от отбывания наказания ввиду особой тяжести совершенных ими преступлений против советского народа.

МВД СССР докладывает, что во исполнение этих решений из мест заключения СССР досрочно освобождены и в три этапа (с 29 сентября по 15 октября, с 6 по 10 декабря 1955 года и с 5 по 16 января 1956 года) репатриированы в Германию всего 9536 германских граждан, из которых передано представителям властей ГДР 3104 человека и представителям властей ГФР – 6432 человека.

Из этого количества переданы как военные преступники в распоряжение Правительства ГДР 273 человека и в распоряжение Правительства ГФР – 471 человек. В числе 9536 германских граждан репатриировано 177 генералов и адмиралов бывшей германской армии, которые, в зависимости от их места жительства, отправлены: в ГДР – 5 человек и в ГФР – 172 человека.

С указанной группой генералов и адмиралов отправлен в ГФР плененный в 1943 году под Сталинградом бывший командир 51-го армейского корпуса бывшей германской армии генерал артиллерии фон Зайдлиц Вальтер Александр, возглавлявший в 1943–1944 гг. организованные в СССР из числа военнопленных «Союз немецких офицеров» и национальный комитет «Свободная Германия».

Среди переданных в распоряжение Правительства ГФР преступников находились генерал-лейтенант Пикенброк Ганс, бывший начальник германской разведки «АБВЕР-1», генерал-майор бывшей германской армии Панцингер Фриц, бывший оберфюрер войск СС, начальник отдела «А» гестапо.

В ГФР репатриирован также племянник известного промышленника Крупа – старший лейтенант бывшей германской армии фон Болен унд Гальбах Гаральд Густав, 1916 г.р., служивший до пленения адъютантом начальника артиллерийского отдела военной миссии Германии в Бухаресте…

29 германских граждан из 9626 подлежащих репатриации, находясь в местах заключения, умерли. 26 подлежащих репатриации немцев в связи с тяжелыми заболеваниями находятся в специальных психиатрических больницах и будут отправлены в ГДР отдельно…

Отправка и передача всех репатриированных 9536 германских граждан проведена организованно.

Со всеми репатриантами перед отправкой на родину были произведены полные денежные расчеты за работу в лагерях, выданы на руки все их личные вещи и ценности. Всем репатриантам перед отправкой на родину выдавались новое обмундирование и обувь по сезону, по одной паре запасного нательного белья и по одному полотенцу, а бывшим генералам и адмиралам приобретены хорошие гражданские костюмы, пальто, шляпы, ботинки, сорочки и белье.

Каждому из репатриируемых была предоставлена возможность приобрести по желанию промышленные и продовольственные товары в организованных для этой цели на сборных пунктах ларьках и магазинах. Так, например, только репатриированные из лагеря № 476 Свердловской области закупили различных товаров на сумму свыше 400 тыс. рублей, в том числе: более 900 кг колбасных изделий, около 300 кг сливочного масла и маргарина, около тонны сахара, 300 кг сыра, 1500 бутылок шампанского и других вин, а также 350 наручных и карманных часов, 150 чемоданов, 50 дамских сумок, 10 фотоаппаратов и другие товары.

Кроме того, в целях реализации оставшихся у репатриантов советских денег, на месте перегруза в Бресте была развернута торговля продуктами питания, промтоварами, ювелирными изделиями, парфюмерией, книгами и газетами. Здесь же работал пункт отделения связи, на котором принимались телеграммы, продавались открытки, конверты и т.п.

Торговой сетью гор. Бреста было продано репатриантам товаров на сумму свыше 300 тыс. рублей.

На сборных пунктах для репатриантов были организованы просмотры кинофильмов, концерты художественной самодеятельности, игры в футбол, волейбол. Среди них также проводились лекции, доклады и беседы, в которых разъяснялась миролюбивая политика правительства СССР.

Отправка репатриируемых осуществлялась по графику специальными эшелонами и отдельными пассажирскими вагонами. Эшелоны на ж-д станции Брест перегружались в оборудованные вагоны европейской колеи. Все репатриируемые от пунктов погрузки и до пунктов сдачи были обеспечены постельными принадлежностями. В пути следования им было организовано двухразовое горячее питание. Кроме того, каждому репатрианту был выдан на руки сухой паек на путь следования по территории Польши и ГДР.

Эшелоны сопровождались медперсоналом и были обеспечены достаточным количеством необходимых медикаментов…».

(Из служебного донесения МВД СССР в ЦК КПСС от 12 января 1956 года)

Знакомясь с официальными документами по репатриации, приходишь к выводу, что советское руководство считало эту задачу одной из первоочередных. Москва стремилась как можно быстрее сбросить со своих плеч «живой груз» минувшей войны, который существенным образом начинал отрицательно влиять на международный авторитет Советского Союза.

Важно отметить и то, как уезжали немцы на родину. Разве можно было сравнивать их с эшелонами, которые в 1945 году возвращались из стран Восточной Европы? Багаж советских воинов-победителей состоял, как правило, из сухого пайка и фляжки спирта.

О том же, как возвращались в фа-терланд побежденные, наглядно свидетельствует процитированный выше документ. На нем не случайно стоит гриф секретности. Узнай тогда о его содержании советские граждане, они наверняка бы удивились. Их «приятно бы поразил», выражаясь по-современному, ассортимент промышленных товаров и продуктов питания, предоставленный репатриантам, а для большинства населения СССР в то время абсолютно недоступный.

Впрочем, эта страница истории нашей страны уже в далеком прошлом. Но события, запечатленные на ней, были, и их нужно помнить. И еще. Хочется верить, что ничего подобного в России больше никогда не повторится.

Российское военное обозрение, № 1 (36) январь 2007

2006-2013 "История США в документах"