Злополучный венок от неизвестного

Наконец наступил день премьеры. Нервы начинающей актрисы и так были на пределе, а тут еще — гневное письмо из дома. Офелия не могла понять, как ее нью-йоркский адрес узнал отец.

Глава семейства богатых плантаторов из Луизианы распекал в письме свою дочь. «Уйти в актрисы — величайший позор для нашего рода», — писал он.

В театр Офелия примчалась в слезах. На все вопросы, чем вызвано ее состояние, отвечала:

— Я просто волнуюсь. Боюсь забыть роль. Пустяки: сейчас все пройдет...

— Такое бывает, дитя мое, — успокаивала Андромеда. — Дебют на сцене, да еще в такой роли! Все будет хорошо...

За несколько минут перед поднятием занавеса каким-то образом через служебный вход театра прорвался посыльный. Откуда он — так потом никто и не вспомнил.

Посыльный поспешно сунул растерянной Офелии венок из пурпурных, с багровыми крапинками, гвоздик. Пробурчал скороговоркой:

— Это вам от поклонника... — и тут же исчез.

Премьера началась. Дебютантке пора было выходить на сцену, а она не могла выпустить из рук венок от неизвестного поклонника.

Выручила Андромеда. Она выхватила у девушки цветы и по-матерински подтолкнула ее к сцене.

Свет рампы, одобрительный шепот зрителей на мгновение помогли дебютантке сосредоточиться на игре. Но едва она собралась произнести первые слова:

«— Я стражем сердца моего поставлю Урок твой добрый. Только, милый брат, Не будь как грешный пастырь, что другим Указывает к небу путь тернистый...», — как за кулисами кто-то громко охнул.

Офелия невольно повернулась на этот звук и в полумраке отчетливо увидела Андромеду. Опытная актриса держала в руках венок и нарочито выразительно смотрела то на девушку, то на цветы. Жалость и ужас во взгляде!..

Жалость и ужас...

Офелия отшатнулась и посмотрела в зал. Публика не могла понять, почему так затянулась пауза. Девушка силилась, но не смогла произнести ни слова. Она слушала отчаянную, все более громкую, подсказку суфлера:

«А сам, беспечный и пустой гуляка,

Идет, цветущею тропой утех,

Забыв свои советы...», — но не в силах была эти слова повторить за ним...

Зал вначале тихо роптал, потом раздалось шиканье, смех и,наконец, крики:

— Долой! Прочь со сцены! Позор! Позор! Позор!

Игравший Лаэрта актер тоже пытался помочь девушке:

— «Асам, беспечный и пустой гуляка...» Ну, повторяй же! Повторяй!

Но его слова не доходили до Офелии.

«Это конец... Это смерть...» — в отчаянии думала она.

Затем вдруг слезы у нее высохли, исчезли внезапно смятение, ужас, прошло паническое состояние...

С отрешенным взглядом провалившаяся дебютантка покинула сцену. Спокойно прошла она мимо бьющегося в истерике Джона Дэли, мимо растерянных актеров.

— Что ж ты так... Что ж ты так, дорогуша? Подвела всех нас... — прошептала ей на ухо Андромеда и сунула в руку злополучный венок.

Офелия машинально взяла цветы и, не говоря ни слова, покинула театр.

Наконец Дэли пришел в себя и бросился за девушкой. Опоздал: на улице ее уже не было видно. Тогда Джон приказал одному из актеров отправиться к ней на квартиру и уговорить вернуться в театр.

Не известно, что хотел Дэли: то ли устроить разнос актрисе, провалившей с таким позором премьеру, то ли успокоить несчастную дебютантку.

Посланец вернулся ни с чем.

Офелия исчезла.

Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания / Вадим Бурлак. — М.: Вече, 2006. — 384 с.