Первая прогулка по БродвеюАсфальт — стекло. Иду И звеню. Леса и травинки — сбриты. На север с юга идут авеню, на запад с востока — стриты. А между —(куда их строитель завез!) лома невозможной длины. Одни дома длиною до звезд, другие — длиной до луны. Есть, что поглядеть московской братве. И за день в конец не дойдут. Это Нью-Йорк. Это Бродвей. Владимир Маяковский ... — Днем?! На Бродвей?! Что ты там увидишь? Это так же нелепо, как рассматривать рано утром лицо женщины, когда она еще не воспользовалась косметикой... Советы американских друзей. Я их выслушал и отправился... днем. Знаменитый! Роскошный! Порочный! Таинственный! Несчастный! Удачливый! Проклятый! Сверкающий! Жестокий!.. Он чувствовал себя неуверенно без рекламных огней и горящих витрин. Он растерянно жмурился от солнечных лучей. Отдыхал от ночной работы. В тридцатых годах Илья Ильф и Евгений Петров, побывав здесь, писали: «Мы стояли на самом популярном углу в Штатах, на углу 42-й и Бродвея.“Великий Белый Путь”, как американцы титулуют Бродвей, расстилался перед нами. Здесь электричество низведено (или поднято, если хотите) до уровня дрессированного животного в цирке. Здесь его заставили кривляться, прыгать через препятствия, подмигивать, отплясывать. Спокойное эдисоновское электричество превратили в дуровского морского льва. Оно ловит носом мячи, жонглирует, умирает, оживает, делает все, что ему прикажут. Электрический парад никогда не прекращается. Огни реклам вспыхивают, вращаются и гаснут, чтобы сейчас же снова засверкать; буквы, большие и маленькие, белые, красные и зеленые, бесконечно убегают куда-то, чтобы через секунду вернуться и возобновить свой неистовый бег. На Бродвее сосредоточены театры, кинематографы и дансинги города. Десятки тысяч людей движутся по тротуарам. Нью-Йорк один из немногих городов мира, где население гуляет на определенной улице. Подъезды кино освещены так, что, кажется, прибавь еще одну лампочку — и все взорвется от чрезмерного света, все пойдет к чертям собачьим. Но эту лампочку некуда было бы воткнуть, нет места...» Что изменилось на Бродвее с той поры, как о нем писали Ильф и Петров? Многие утверждают, в облике американских городов есть что-то враждебное, холодное. Особенно достается Нью-Йорку. Мне повезло. Я увидел Бродвей в лучах августовского солнца. Резкие границы света и тени на домах, сочетание цветов напомнили мне картины Сарояна. Солнце отыскивало темные закоулки и освещало их. Торопилось. Оно спешило уничтожить все, что напоминало ночь. Скорей, пока не настали новые сумерки! Пока тысячи рекламных огней не охватили знаменитую улицу. Пока не началась другая — вечерняя жизнь Бродвея. Прохожие шли нервно и торопливо. Будто стыдились отдыхающих витрин ресторанов и магазинов, усталых тротуаров, сонных окон домов. Зато молодые люди с кошачьей походкой никуда не спешили. Они вкрадчиво предлагали побывать в отеле, где гарантируется неразглашение тайны. Где всех ждет «царство полной раскованности и наслаждения». В витрине одного туристического агентства, рядом с призывом «стряхнуть обыденность будней и отправиться на поиски приключений в дальние края», на желтой доске синими буквами было написано изречение английского путешественника XIX века Джона Дундаса Кокрена: «Куда бы ни привел тебя твой путь, среди каких бы жестоких дикарей и хищных зверей ты ни странствовал. Наблюдай за Человеком, цивилизованным или диким, к какому бы племени он ни принадлежал, какому богу ни поклонялся. О жестокости его обычаев суди благосклонно. На обиды и дурное отношение, которые могут выпасть на твою долю во время путешествия, не отвечай тем же. Не обращай внимания на случайные обстоятельства, не единожды заставлявшие людей отказываться от самых лучших намерений и лишившие мир многих полезных открытий. Не вмешивайся в политику. Никогда не забывай, что самым увлекательным объектом исследования является Человек...» Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания / Вадим Бурлак. — М.: Вече, 2006. — 384 с. |
2006-2013 "История США в документах" |