Первая прогулка по Бродвею

Асфальт — стекло.

Иду И звеню.

Леса и травинки — сбриты.

На север с юга

идут авеню,

на запад с востока —

стриты.

А между —(куда их строитель завез!) лома невозможной длины.

Одни дома длиною до звезд, другие — длиной до луны.

Есть, что поглядеть московской братве.

И за день в конец не дойдут.

Это Нью-Йорк.

Это Бродвей.

Владимир Маяковский

... — Днем?! На Бродвей?! Что ты там увидишь? Это так же нелепо, как рассматривать рано утром лицо женщины, когда она еще не воспользовалась косметикой...

Советы американских друзей.

Я их выслушал и отправился... днем.

Знаменитый!

Роскошный!

Порочный!

Таинственный!

Несчастный!

Удачливый!

Проклятый!

Сверкающий!

Жестокий!..

Он чувствовал себя неуверенно без рекламных огней и горящих витрин. Он растерянно жмурился от солнечных лучей. Отдыхал от ночной работы.

В тридцатых годах Илья Ильф и Евгений Петров, побывав здесь, писали: «Мы стояли на самом популярном углу в Штатах, на углу 42-й и Бродвея.“Великий Белый Путь”,

как американцы титулуют Бродвей, расстилался перед нами.

Здесь электричество низведено (или поднято, если хотите) до уровня дрессированного животного в цирке. Здесь его заставили кривляться, прыгать через препятствия, подмигивать, отплясывать. Спокойное эдисоновское электричество превратили в дуровского морского льва. Оно ловит носом мячи, жонглирует, умирает, оживает, делает все, что ему прикажут.

Электрический парад никогда не прекращается. Огни реклам вспыхивают, вращаются и гаснут, чтобы сейчас же снова засверкать; буквы, большие и маленькие, белые, красные и зеленые, бесконечно убегают куда-то, чтобы через секунду вернуться и возобновить свой неистовый бег.

На Бродвее сосредоточены театры, кинематографы и дансинги города. Десятки тысяч людей движутся по тротуарам. Нью-Йорк один из немногих городов мира, где население гуляет на определенной улице. Подъезды кино освещены так, что, кажется, прибавь еще одну лампочку — и все взорвется от чрезмерного света, все пойдет к чертям собачьим. Но эту лампочку некуда было бы воткнуть, нет места...»

Что изменилось на Бродвее с той поры, как о нем писали Ильф и Петров?

Многие утверждают, в облике американских городов есть что-то враждебное, холодное. Особенно достается Нью-Йорку.

Мне повезло. Я увидел Бродвей в лучах августовского солнца.

Резкие границы света и тени на домах, сочетание цветов напомнили мне картины Сарояна.

Солнце отыскивало темные закоулки и освещало их. Торопилось. Оно спешило уничтожить все, что напоминало ночь.

Скорей, пока не настали новые сумерки! Пока тысячи рекламных огней не охватили знаменитую улицу. Пока не началась другая — вечерняя жизнь Бродвея.

Прохожие шли нервно и торопливо. Будто стыдились отдыхающих витрин ресторанов и магазинов, усталых тротуаров, сонных окон домов.

Зато молодые люди с кошачьей походкой никуда не спешили.

Они вкрадчиво предлагали побывать в отеле, где гарантируется неразглашение тайны. Где всех ждет «царство полной раскованности и наслаждения».

В витрине одного туристического агентства, рядом с призывом «стряхнуть обыденность будней и отправиться на поиски приключений в дальние края», на желтой доске синими буквами было написано изречение английского путешественника XIX века Джона Дундаса Кокрена:

«Куда бы ни привел тебя твой путь, среди каких бы жестоких дикарей и хищных зверей ты ни странствовал. Наблюдай за Человеком, цивилизованным или диким, к какому бы племени он ни принадлежал, какому богу ни поклонялся.

О жестокости его обычаев суди благосклонно. На обиды и дурное отношение, которые могут выпасть на твою долю во время путешествия, не отвечай тем же.

Не обращай внимания на случайные обстоятельства, не единожды заставлявшие людей отказываться от самых лучших намерений и лишившие мир многих полезных открытий. Не вмешивайся в политику. Никогда не забывай, что самым увлекательным объектом исследования является Человек...»

Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания / Вадим Бурлак. — М.: Вече, 2006. — 384 с.