С.И. ЖУК “Срединные колонии” Британской Америки и истоки современной цивилизации СШАПарадокс складывания американского колониального общества заключался в том, что его истоками были этническая и религиозная нетерпимость и национальный эгоизм (своеобразный этноцентризм). Особенно это было характерно для англичан XVI-XVII вв. Именно в сознании англичанина противопоставление себя другим этническим группам и связь подобного дистанцирования с определенной религиозной деноминацией заняли центральное место. Английский национализм нашел свое выражение и идейно-политическое обоснование в религиозной Реформации: он реализовывался в широком социокультурном движении, получившем название “пуританизм”. Формально это движение, начавшись еще в середине XVI в. с требования коренной реформы англиканской церкви, ее очищения от остатков католицизма, стало общеанглийским и уже через сто лет после своего появления идейно обосновывало укреплявшийся в сознании британцев религиозно-националистический миф о ведущей роли Англии, которую определил ей Бог в своем плане Реформации христианства. В подобном свете виделась англичанами и колонизация Нового Света. Пропагандистские трактаты колонизации XVI в. объясняли, что Провидение Господне охраняло Северную Америку только для англичан как “избранной Богом нации” . Как же представляли себе будущую родину европейские поселенцы, как воспринимали колонисты Новый Свет еще до своего прибытия в колонию? Дошедшие до нас документы передают нам два основных образа Америки XVII в.: 1) “сельско-торговой провинции”, предназначенной для процветания и укрепления метрополии, место, которое служит естественным ее продолжением во времени и пространстве; 2) “нового Ханаана”, идеализированного, вне всякой временной и географической связи с метрополией, образца христианского совершенства. Эти образы чаще всего присутствуют и в колониальных проектах основателей первых британских поселений в Америке. Как правило, в аргументации и риторике подобных проектов эти образы присутствуют рядом: первый, как подтверждение практичности и полезности заморских владений для светских дел государства, а второй - как идеологическое обоснование (“Богоизбранность и предначертанность свыше”) этой самой полезности колоний не только для государства, но и для “простых смертных” . Впервые образ американского “нового Ханаана” появляется в колониальном проекте гонимых христиан-“сепаратистов”, который известен нам по хронике колонии “пилигримов” в Новом Плимуте. Еще в 1617 г. автор данной хроники так объяснял мотивы переезда своих единоверцев в Новый Свет: 1. Необходимость укрепления христианской церкви и приумножения ее рядов, что требовало нового, “более благоприятного места жительства”, которое бы устранило “опасения людей” и привлекло к церкви “многих”: “многие из тех, что против нас писали и проповедовали, очутившись там, где можно обрести и свободу, и довольство, сами бы к нам присоединились”. 2. Сохранение жизни ветеранов движения - идейного и организационного ядра церкви, а для этого нужно было “вовремя отступить туда, где удобнее и безопаснее...” 3. Спасение детей как будущности движения от “скверны света”, “ибо те из детей, кто наилучшие имел задатки и наклонности и с малых лет привык нести все тяготы, желая делить их с родителями, не выдерживали непосильного бремени; и хотя духом по-прежнему готовы были к трудам, но тела их под этим бременем изнемогали и природные силы увядали, прежде чем расцвесть. Но из всех этих горестей наигоршим было то, что многие другие дети, видя это и увлекаемые примером ...развращенной молодежи и многочисленными соблазнами города, вступали на гибельный путь, сбрасывали узду и покидали родителей... Оказывалось, что потомству нашему грозит духовная гибель и вырождение”. 4. Миссионерская деятельность: “стремление заложить основу или сделать к тому шаги для распространения Евангелия и проповеди царства Христова в далеких странах; пусть даже суждено нам стать лишь ступеньками, по которым другие пойдут на великое это дело” . “Пилигримам” Брэдфорда вторили в 1629 г. и пуританские переселенцы Уинтропа. Отправляясь к берегам Массачусетса, они мечтали о создании “бастиона против царства Анти-Христа, возведенного иезуитами” в Новом Свете. Пуританские колонии должны были стать убежищем для истинной христианской веры, поскольку в Англии все “источники знания и религии настолько загажены, что дети растут испорченными и извращенными”, и чтобы спасти церковь и ее будущее, необходимо было “покинуть грешную родину” . А лучшей формой спасения в Америке будет “мирное сожительство единоверцев”, твердых верой и создавших “подходящую форму правительства, как гражданского, так и церковного”. Главной целью переезда пуритан в Америку было: “...улучшить наши жизни, чтобы больше служить Господу, приумножать и укреплять тело Христово (т.е. церковь. - С.Ж.), защищая его от грешного мира”. В Америке, по мнению пуританских проповедников, этика евангелия должна стать повседневной нормой для всех поселенцев, а чтобы соблюдать христианский закон (“ковенант с Богом”) в колониях, нужно “не только за собой смотреть”, но и бдительно следить “за своими братьями”. Только в этом случае можно построить “новый Сион” в Новом Свете . Свой вариант создания “нового Ханаана” предложили и члены “Общества Друзей Божественной Истины Внутреннего Света”, которых их современники называли “квакерами”. Колониальные проекты квакеров появились уже в середине XVII в. Друзья стремились спасти и сохранить свою церковь от репрессий со стороны английских властей, и поэтому они занялись поисками мест для создания своих собственных колоний. Хотя и отношение к выезду Друзей из Англии, в частности в Америку, было среди единоверцев достаточно противоречивым: миграция рассматривалась порой как бегство, предательство мученического идеала христианства. Так, в 1682 г. был опубликован памфлет (вероятно, написанный квакером Вильямом Лоддингтоном ранее) под названием “Колонии осуществляют работу поколения...”, в котором поддерживается христианская колонизация Америки, как испытание веры (Кстати, и здесь же противопоставляется евангельский характер английской колонизации кровавому грабежу индейцев испанскими колонизаторами). Но автор предупреждает, как бы в переселении не “потерять веры в стремлении спасти” свое имущество. “То, что многие едут в Америку для того только, чтобы избавить себя от трудностей и испытаний, не есть хорошо...” И хотя автор сознает, что колонизация - это дело Бога для нового поколения, он поучает будущих поселенцев: “Помните, что вы есть соль, а не рабы земли. Земля была сотворена для вас, а не вы для земли” . Такая двойственность будет определять отношение квакеров к колонизации и в последующие годы. Но процесс квакерского исхода в Америку уже начался в 1655 г., а первой попыткой чисто квакерской колонизации стала в 1675 г. колония Нью-Джерси. Друзья, впервые столкнувшись с проблемой организации заселения заморских территорий, обратились к колонизационной пропаганде. В рассылаемых ими письмах они приглашали в Нью-Джерси всех “страждущих квакеров” и “всех гонимых христиан из германских, голландских и других земель Европы”, гарантировали им свободу от насилия и веротепимость: “...мы действительно предлагаем, особенно бедным и нуждающимся Друзьям... принять наше предложение... лучшей жизни, чтобы избежать нищеты и судебного преследования” . Как видим, в отличие от новоанглийских пуритан, планировавших создание “нового Ханаана” только для своих “избранных” единоверцев, и не для кого более, квакеры предложили в 1670-1680-е годы всем страждущим христианам “строить новый Сион”, новый “город на холме” сообща в Америке. Так, впервые в истории английской колонизации был открыт путь в Америку небританским подданным, представителям неанглийских церквей. 4 марта 1681 г. квакер Вильям Пенн в память о заслугах перед короной его отца, адмирала В. Пенна, получил от короля “Хартию”, даровавшую ему феодальные права собственника на южную часть бывших Новых Нидерландов . Неожиданно для самих квакеров помимо Нью-Джерси они получили в свое владение еще и Пенсильванию. Тем временем Пенн (не побывав еще в своей колонии и основываясь только на впечатлениях других путешественников) публикует первый свой трактат, пропагандировавший заселение новых владений, который был сразу же переведен его агентом Бенджаменом Ферли в Роттердаме на голландский, а в Амстердаме на немецкий языки. В этом трактате Пенн приглашает всех страждущих христиан, независимо от их происхождения и конфессиональной принадлежности, в свою колонию, а также формулирует цель колонизации: вернуть людей к добродетельному труду, спасти семью и семейную жизнь от гибели и разложения . В “Условиях и уступках...”, документе июля 1681 г., Пенн определял взаимные обязательства собственника и покупателей земли в колонии поселенцев; строго запрещалось “бессмысленное” уничтожение деревьев и “каким-то образом или средством, словом или поступком, оскорблять или наносить вред индейцам”. Впервые в истории колонизации Америки европейский собственник проявляет не только заботу о колонистах, но и о туземном населении и природе. А в сентябре-октябре 1681 г., провожая в порту первую партию поселенцев, отправлявшихся в Пенсильванию, Пенн передает с ними свое личное “Письмо дружбы” для вождей индейцев Делавэра. Пенн полагал, что в его колонии предпочтение будет оказываться для поселения: 1) трудолюбивым крестьянам; 2) умелым ремесленникам; 3) талантливым ученым без средств к существованию; 4) младшим сыновьям дворянских семей, оставшимся без наследства и желающим поправить свое материальное положение. Для себя же лично Пенн, как он признался в одном письме, хотел бы еще обеспечить стабильный материальный доход от растущей и богатеющей колонии, которая к тому же могла бы стать примером для всего человечества, уникальным “святым экспериментом” в деле возрождения первоначального христианства - “града Божьего”, “Сиона святого народа Израиля”11. В другом пропагандистском трактате, принадлежащем перу квакерского купца Томаса Бадда, колонистам напоминалось, что “глаза многих глядят на нас, некоторые с сочувствием, а некоторые из-за злобы”. Поэтому нужно помнить, что необходимо следовать верному управлению, что Господь даровал квакерам “хорошее понимание тех, кто у власти, ибо Его закон исходит из Сиона, а Его слова из Иерусалима... Нужно подавлять весь порок и нехороший дух, не просто в общем, а в каждой конкретной семье”. Так, через возрождение семьи в Америке мыслилось квакерами достижение земного нового Ханаана “любви и мира”. В основании Пенсильвании причудливо переплеталось рациональное и мистическое, научное и религиозное. Пенн в своих планах исходил из этической установки, которая была характерна и для кальвинистов, и для анабаптистов. Еще в трактате “Ни Креста, ни Венца” он сформулировал ее суть: “Истинная набожность не уводит верующих людей из мира, но делает их способными жить в нем лучше, чем другие, и возбуждает их стремление исправить этот мир”. Отсюда вытекало следующее понимание колонизации квакерами: “Наше дело... здесь, в этой новой земле заключается не столько в строительстве домов, создании мастерских, поощрении торговли и мануфактур для нашего собственного обогащения (хотя всем этим в должном месте и не нужно пренебрегать), сколько в возведении храмов святости и праведности, угодных Богу, в создании таких прочных систем и основ умеренности, которые поддержали бы хрупкое наше будущее счастье, как в этом, так и в ином мирах” . Наиболее ярко эти цели квакерской колонизации были сформулированы в опубликованном в 1684 г. трактате Томаса Трайона “Товарищ сельскому жителю...”, который посвящен советам по скотоводству сельским обитателям (в том числе и новым колонистам), желающим начать свое хозяйство. Так, в специальной главе “Речь поселенца соседям и сельским жителям в Пенсильвании, Западной и Восточной Нью-Джерси”, которая в том же 1684 г. была опубликована в виде отдельной книги, Трайон называет не только общую цель, приведенную выше, но и мотивы и способы избежать лености и праздности в Новом Свете. Формулирование общей цели дополнялось подробным перечислением конкретных мотивов их переезда в колонию Пенна: 1) стремление к “мирной жизни” там, где квакеры могут поклоняться Богу и следовать “Его закону как он открывается внутреннему Свету - без искажений разных ошибочных идей и без яростных вторжений традиции, политической изощренности, алчной или амбициозной жестокости и т.п.”; 2) “чтобы мы (т.е. квакеры. - С.Ж.) могли здесь, как на райском берегу, начинать или улучшать невинное течение жизни так, чтобы уберегло бы нас от внешних забот и беспокойств, которым прежде мы всегда были подвержены по вине самоуверенных и неразумных людей”; 3) “Как Лот, убегающий в небольшой Сигор от противной Богу компании более населенного величественного места обитания, мы бы могли избежать печали от борьбы и заразы, так же как и жутких примеров страшной ругани, проклятий, пьянства, обжорства, нечистоты и всех видов разврата, постоянно с жадностью совершаемого; а также избежать Суда, который угрожает “каждой земле, зараженной такими нечистотами”; 4) не отрицали квакеры и экономического интереса в своем переселении: “как деревья пересаживают из одной почвы в другую, чтобы они лучше и больше плодоносили, так... в мире и безопасном уединении, под щедрым покровительством Бога и на лоне менее испорченной природы мог бы каждый совершенствовать свои таланты и принести более роскошные плоды во славу Бога и к общему благу всего мироздания”; 5) “...согласно нашей Святой Доктрине и практическому учению наших примерных жизней воздержания, проводимых в полной униженности, трезвости, простоте, самоотрицании, добродетели и честности, мы могли бы привлечь на нашу сторону те тысячи бедных темных душ, разбросанных вокруг нас (обычно называемых презрительно и с сожалением язычниками) и привести их не только к цивилизованному состоянию, но и реальному благочестию; если это случится, то это приведет к более удовлетворительному результату, нежели как в случае с гордыми испанцами... которые принесли индейцам невольничий труд на рудниках, в то время как нужно их вывести из власти тьмы к замечательному Свету и славной Свободе Сына Божьего...” В представлениях основателя Пенсильвании как человека своего круга и своего времени этический идеал квакеров уживается с традиционным для английского аристократа XVII в. пониманием жестко регламентированного иерархического феодального общества, в котором все общественные отношения основываются на взаимных обязательствах (договоре) людей и прежде всего на договоре между собственником земли и проживающими на ней поселенцами. Поэтому, будучи феодальным собственником и одновременно поборником свободы совести, Пенн составляет документ, регламентирующий его отношения с колонистами и фиксирующий взаимные права и обязанности. Так появляется “Хартия свобод” или “Система (буквально каркас. - С.Ж.) правительства Пенсильвании”, своеобразная конституция, опубликованная в мае 1682 г. По этому документу можно судить о том, какой вариант утопии предлагал Пенн человечеству в Америке. Основой для написания “Системы...” стал утопический трактат 1656 г. “Республика Океания”, принадлежавший перу далекого от ква- керизма политического мыслителя Джеймса Гаррингтона, популярного среди британской нонконформистской аристократии середины XVII в. Анализируя политическую ситуацию в Англии и изображая свое идеальное государство, Гаррингтон впервые использвоал идеи Н. Макьявелли о стабильности политического устройства за счет баланса его элементов. Через ренессансные идеи Макьявелли в английской политической мысли нового времени происходит возвращение к классическим теориям Аристотеля и Полибия. Гаррингтон на основе анализа английского политического устройства показал реальное соединение трех элементов, удерживающих в политическом равновесии государство: король (монархия), палата лордов (аристократия), палата общин (политая). Английская традиция - это прежде всего независимость производителя, который демонстрирует ее публично (как гражданскую доблесть) через общественное самоуправление и вооруженное ополчение . Пенн настаивает на том, что его “эксперимент” должны претворять в жизнь “люди всесторонне развитые (буквально универсального духа), которые имеют в виду благо потомства, понимают и с удовольствием поддерживают хорошую дисциплину и справедливое правительство для простого и правоверного народа” . Но гаррингтоновские интерпретации классицизма Пенн, как человек глубоко верующий и страдавший за веру, наполняет новым содержанием. Он призывает к веротерпимости, соблюдению этических требований христианства и воспитанию богобоязненной личности как главного условия развития любого государственного устройства. Нет плохих законов, а есть плохие люди, которые эти законы творят, утверждает Пенн: “Правительства, подобно часам, действуют от завода, который производится людьми, и как правительства создаются людьми, точно так же и ими разрушаются... Как свобода без подчинения - неразбериха, так и подчинение без свободы - рабство. Сохранение этого соотношения зависит частью от законов, частью от их исполнителей. Когда какой-то из этих элементов плох, то систему управления начинает лихорадить; но когда оба элемента выходят из строя, то вся эта система может быть ниспровергнута; и только там, где эти элементы работают совместно, там правительство существует достаточно долго” . Так из смешения квакерской этики, идей Аристотеля и Гаррингтона родился план устройства Пенсильвании. В. Пенн в своей политике старался соблюдать основополагающие права англичан, которые он в своем памфлете “Великий интерес Англии в выборе этого нового парламента” формулирует так: права на 1) собственность (“то есть право и основание для ваших собственных жизней, свобод и имущества”); 2) выборное представительное правительство; 3) суд присяжных . Юридическое и теологическое обоснование принципа веротерпимости, как правила заселения американских территорий, подготовил для колонии Пенсильвании впервые в истории колонизации квакер Вильям Пенн в 1681 г., а приняла это положение в качестве закона первая ассамблея британских поселенцев Пенсильвании в Честере на Делавэре в 1682 г. Уже в статье 35 “Законов, принятых в Англии”, затем в американской редакции этой статьи закреплялось правило, что любой житель колонии, который “будет исповедывать веру и признавать одного Всемогущего Бога Создателем, Вседержителем и Правителем Мира” и который “выказывает его или ее обязательство совести жить мирно и справедливо под гражданским правительством”, не может преследоваться “за его или ее убеждения совести и практику” и “его или ее нельзя будет заставлять содержать культовую постройку и ее священнослужителя против его или ее убеждений” . Интересно отметить, что Пенн, сочиняя документы для своей колонии, трактовал принцип “свободы совести” достаточно широко. Когда в 1705 г. в период переговоров о праве собственности Пенна на Пенсильванию чиновники Торговой палаты пытались выяснить у него, как он трактует этот принцип, Пенн написал: “Я подразумеваю под (свободой совести. - С.Ж.”) то, что относится не только к богослужению, но и образованию, или школам... и службе в армии...” Позже он добавил к этому право квакеров на “участие в гражданских делах”, “на брак согласно нашим обычаям и правилам”, на свободу от участия в ополчении, на освобождение от обязательной поддержки церквей и священников: “ни одного человека нельзя заставлять поступать насильно по закону или (решению) голосов большинства, иначе как с его или ее собственного согласия” . Ко времени приезда Пенна 28 октября 1682 г. в Пенсильвании проживало не более 1 тыс. поселенцев, в основном голландцев и шведов. Но за 1682 г. сюда прибыло около 30 кораблей (или 23 судна, по данным Пенна) из Великобритании, и население колонии выросло за счет притока квакеров до 4 тыс., а к 1685 г. - до 8 тыс. человек. Если Пенн по прибытии застал 82 строящихся здания в спланированном им еще в Англии центре колонии - городе Филадельфии, в котором поселились 600 человек, то к 1685 г. в столице колонии насчитывалось 357 домов и 2500 жителей, а всего в колонии - 50 селений, сосредоточенных в шести графствах . Интересно отметить, что, хотя среди покупателей земли в Пенсильвании преобладали крупные собственники, только 7з из них переехала в колонию, тогда как большинство мелких покупателей (более 2/з) стали поселенцами на своих собственных землях. Даже если половина населения колонии переехала сюда в качестве сервентов, тем не менее постепенно происходит выравнивание социальных позиций в обществе, что приводит к доминированию средних социальных слоев, в большинстве своем по происхождению городских (Соотношение горожан к сельским жителям у первых поселенцев составило 4:1. Эти горожане представляли 80 различных специальностей, в основном торговых и ремесленных) . Во время первого визита в свою колонию Пенн с радостью сообщает в Англию о том, что “наша глушь (колония) расцвела как сад, а наша пустыня принялась как зеленое поле” . Находясь в Филадельфии, Пенн и сделал 16 августа 1683 г. свое описание колонии, которое стало последним его свидетельством в осуществлении “святого эксперимента” в деле построения “нового Ханаана” . Пенн описывает настоящий райский углок на Земле, где и климат, и воды, и почва, и растения, и животные благоприятствуют счастью людей. В колонии, отмечает он, “выращивают пшеницу, ячмень, овес, рожь, горох, бобы, кабачки, тыкву, арбузы, дыни и всякие травы и коренья, известные нам в садах Англии”. Тут же он добавляет, что Эдвард Джоунс, фермер с берегов Скулкила, имеет обычный урожай с одного зерна “английского ячменя” 70 стеблей и колосьев ячменя; “обычным делом в этой стране является снимать урожай с одного бушеля посаженного зерна 40, а часто и 50, иногда и 60 бушелей...” В колонии было достаточно скота: коров, лошадей, овец и быков, на которых поселенцы пахали землю. За год пребывания собственника в колонии из нее на остров Барбадос было отправлено для продажи 2 корабля, груженые лошадьми и бочарными досками. Значительное место в “Описании...” отводится местным индейцам, к которым Пенн относится с добротой и уважением, и которые для него - образец простоты и целомудрия. Именно Пенн был первым европейским собственником, который отнесся к индейцам как к равным “субъектам” политики. Достаточно напомнить, что еще до его приезда в колонию, 15 июля 1682 г. его уполномоченные заключили договор на владение землей для колонии с индейцами Делавэра. Особый восторг у Пенна вызывала система правления у туземцев, их демократия и уважение прав каждого без исключения члена племена: “...особо восхитительным является то, что как бы могущественны ни были вожди, они всегда будут движимы дыханием своего народа...” Что касается европейских предшественников англичан в этих местах, то он отмечает, что “голландцы занимались (только) торговлей, а шведы и финны - земледелием”. Хотя они и “простой, сильный и трудолюбивый народ”, но торговля с индейцами спиртным развратила их, и они не сделали особого успеха в сельском хозяйстве, так как предпочитали получение большой прибыли в индейской торговле. Но они хорошо приняли Пенна и проявляют “уважение к властям” и “доброе отношение к англичанам”. «Поскольку они имеют здоровое и сильное тело, то у них рождаются хорошие дети, почти каждый дом полон ими, редко найдешь среди них хотя бы одного без трех-четырех мальчиков и стольких же девочек; а некоторые имеют по 6, 7, а то и 8 сыновей: и я должен отдать им должное, редко я встречал юношей более серьезных и “работящих”, чем они». “У голландцев есть только один молитвенный дом в Ньюкасле, а у шведов - три: по одному в Кристине, Тене- куме и Викоко”. Особо отмечает Пенн в своем описании столицу колонии: “Участки под Филадельфию, к великому ожиданию заинтересованных лиц, наконец-то разбиты в очень удобном месте: на перешейке земли между двумя навигационными реками, Делавэром и Скулкилом, куда поселение обращено лицом, по миле вдоль каждого из берегов, и 2 мили между реками... Из многих мест в мире, которые я видел, я не помню ни одного расположенного лучше; мне кажется оно было создано для города, с точки зрения рек, или удобства бухт, заливов, источников, или раздолья и свежести земли и воздуха, что укрепляет здоровье поселившихся там. Это селение выросло меньше, чем за год до 80 домов и построек, которые удобны и для купцов и ремесленников, чтобы заниматься их делом, и для сельских жителей, которые живут недалеко от их ферм. Некоторые из них в этом году вырастили уже озимые, а большинство выращивает обычно яровые зерновые культуры. Они убрали ячмень в этом году в мае, в следующем месяце - пшеницу, так что у них есть время и для других культур, пока не начнется зима”. И он заверяет читателей в полной безопасности и обеспеченности жизни в колонии . Но этой идиллической картине колониальной утопии не суждено было стать “христианским раем”. Уже первые поселенцы-квакеры, не имевшие таких средств, как Пенн, или как плантатор из Барбадоса С. Карпентер, переехавший в Пенсильванию из-за религиозных преследований, жаловались на трудности жизни в “пограничном” обществе молодой колонии. Даже и в городе “братской любви”, который должен был стать идеальным центром “святого эксперимента” с прямыми улицами, проведенными под линейку, между Делавэром и Скулкилом, на границах которых располагались четыре парка с обилием зеленых деревьев, все началось со строительства обычных землянок и споров по поводу участков для городской застройки . Так, даже состоятельный купец Клэйпул жаловался в декабре 1683 г. на свой холодный дом в центре города у пристани на Хай-(Мар- кет)стрит, здание без обогрева, напоминавшее скорее холодный сарай. Все колонисты испытывали трудности в снабжении продовольствием, особенно зимой, когда замерзали реки и трудно было доставить зерно в город. В феврале 1686 г. еще один квакер - Томас Лэнгхорн пишет правду своим друзьям в Англию, не скрывая факты голода и лишений, о неразберихе по поводу границ земельных участков в колонии Пенна. Многие переселенцы, чтобы выжить, вынуждены наниматься в услужение к своим преуспевающим единоверцам. Правда, материальные трудности не снижали религиозного энтузиазма квакеров. Почти ежемеся- но в материалах квакерских собраний фиксируются свидетельства апокалиптических видений: Бог, разрушающий старый мир во имя победы Его царства, и создание Иерусалима на реке Иордан (т.е. на Дэла- вере) . И хотя после своего второго и последнего визита в Америку в 1699-1701 гг. Пенн разочаровался в результатах “святого эксперимента”, убедившись в наличии и фракционности среди своих единоверцев, и неравенства в распределении доходов, и нежелании колонистов следовать его заветам , тем не менее все же можно считать квакерский колониальный эксперимент “провидческим” для судеб будущей американской цивилизации. В самой Пенсильвании квакеры постепенно растворяются в многонациональном населении, но при этом сохраняют свою политическую гегемонию. Уже первые переселенцы 1680-х годов отмечали в своих письмах интернациональный состав пассажиров кораблей, направлявшихся в Пенсильванию. Так, тот же Клэйпул прибыл в колонию на корабле с немцами из Крефельда, а Ф. Пасториус, приехавший в августе 1683 г. в Филадельфию, сравнивал свой корабль с “Ноевым ковчегом”, на котором плыли и англичане, и немцы, и валлийцы, и французы, и голландцы разных занятий и вероисповеданий, принадлежавшие к “римской, лютеранской, кальвинистской, к анабаптистской, англиканской церквам” и к квакерам . А в 1726 г. в Пенсильвании проживало уже около 40 тыс.человек, из которых 60% - англичане и валлийцы, 23% - немцы, 12% - шотландцы и ирландцы, 5% - голландцы, шведы и финны . * * * Другим центром “смешения народов” была изначально голландская колония на Гудзоне - Новые Нидерланды (с 1664 г. перешедшая к англичанам под названием Нью-Йорк). В голландскую колонию, включившую с 1655 г. и шведские поселения, начали переселяться и немецкие протестанты. Но массовый переезд немецких колонистов в Новый Свет был связан уже с деятельностью религиозных сектантов-меннонитов, приглашенных Пенном для заселения его колонии. Правда, меннонит- ское заселение американских территорий было начато еще после завоевания Голландией шведской колонии на берегах Делавэра в 1655 г. в связи с необходимостью заселения “пустующих” берегов далекой американской реки. Так как в 1656 г. эти берега окончательно перешли во владение амстердамских купцов, с которыми меннонитские предприниматели были тесно связаны, то вопрос заселения берегов Делавэра решился сам собой. Меннониты просто предложили избыток своих единоверцев, бежавших от преследований из прирейнских германских земель в Голландию, направлять в Америку. Организатором первого меннонитского переселения на американский материк стал Петер Корнелис Плокхой . В 1658 г. он прибыл в Англию, где обратился к О. Кромвелю с предложением проведения социальных реформ в Англии, стране, которая, по его мнению, лучше других подходила реформированию общественного строя. Он публикует на английском языке трактат “Способ утверждения мира и благополучия народов...”, в котором обосновывает идею единства всех церквей и сект в пределах одной объединенной церкви с сохранением свободы мысли и создания на базе этого новой христианской республики без войн и насилия. Чуть позже он предложил уже сыну Кромвеля новый проект утопического переустройства английского общества на основах совместной деятельности и взаимоподдержки его членов. Этот трактат под названием “Способ для того, чтобы сделать бедных счастливыми...”, был по сути первым предложением организации трудовых и потребительских кооперативов в Англии, что послужило позже основой для написания “кооперативных” проектов квакера-утописта Беллерса. Плокхой был связан с британскими авторами утопий: С. Хартлибом, Дж. Билом, Джоном Милтоном. Возможно, что такие известные авторы-левеллеры, как Вильям Уолвин, помогали Плокхою излагать свои мысли на английском . После реставрации Стюартов Плокхой пытался основать свою утопическую колонию возле Кёльна в Германии, но безуспешно. В конце 1661 г. он появляется в Амстердаме и предлагает руководителям Новых Нидерландов свое содействие в организации колонии в Америке. Плокхой пригласил своих друзей-меннонитов принять участие в его проекте: организации поселения братской христианской общины, основанной на социальном равенстве и взаимной поддержке. В апреле 1662 г. он получил разрешение на заселение Южной реки (Делавэр) семьями 24-х меннонитов. Единственно, что смущало руководство, - это откровенный “коммунизм” колонизационного проекта Плокхоя. В предисловии к своему новому колонизационному трактату, который он предложил магистрату Амстердама, Плокхой, тем не менее, поспешил заверить: “...мы вовсе не пытаемся ликвидировать все различия между людьми. Это было бы так же далеко от истины, как желание иметь пальцы на одной руке одной длины; ибо каждое человеческое существо из-за его природных характеристик и особых качеств уже представляет собой целую вселенную и будет всегда отличаться от других: следовательно, те могут считаться величайшими глупцами в мире, которые стараются подчинить всех людей одному правлению или одному для всех строгому способу жизни, забывая, что каждый человек в отдельности требует уважения и внимания к себе. Вот почему, разрабатывая законы для общества, следует помнить об общем благосостоянии, не ограничивая ничьей личной свободы и естественной природы. Подавлять личность силою, как это практикуется в миру, согласно нашему мнению, есть потакание еще большему злу, что позволяет этому злу выливаться наружу. Мы хотим, чтобы стали понятны наши важные основания равенства: а главным образом, для установления стабильного христианского гражданского общества, республики и т.п., равенства (между более и менее умными, более и менее богатыми, мужчинами и женщинами, правителем и управляемыми)... Более того, да будет известно, что мы выступаем против всякого извращения истинных оснований свободы так, как это делают католики в отношении нас, любящих свободу голландцев” . Необходимыми условиями, выдвинутыми Плокхоем для переезда, были: обязательная коллективная собственность, пацифизм, религиозная терпимость, демократическое правительство, запрет рабства и работорговли. В апреле 1662 г. городской совет Амстердама утвердил решение о переезде в Новые Нидерланды “25-ти семей меннонитов”. В июле 1663 г. 41 меннонит (в том числе Плокхой с семьей, всего 25 семей) на корабле “Святой Якоб” пересекли Атлантический океан и высадились на Хоркил в заливе Делавэра. Здесь Плокхой и основал первое чисто меннонитское поселение в Америке в районе прежнего голландского владения Сванендал (т.е. “долина лебедей”). Но оно просуществовало недолго. Документов этой “кооперативной” меннонитской колонии на Делавэре не сохранилось, известно только, что в сентябре 1664 г. в одном из сообщений об английской карательной экспедиции Р. Карра против голландцев на Делавэре упоминалось об “уничтожении квакерской колонии Плокхоя, которая была стерта с лица земли” . Плокхой умер после 1700 г. в Джермантауне в совершенном забвении, никто из меннонитов больше не вспомнил о его неудачной попытке создания первой христианской коопертивной колонии в Америке, где не должно быть “угнетения человека человеком... ни на основании чьего-то богатства... ни на основании занимаемой кем-то вышестоящей должности...” Знаменательно то, что Плокхой нашел убежище в собственно первом чисто немецком селении в Америке - Джермантауне, которое сохранилось до сего времени (правда, ныне как часть Филадельфии) . Основание и этого поселения также было связано с деятельностью менно- нитов. Результатом колонизационной активности квакеров явилась организация во Франкфурте-на-Майне немецкой компании во главе с юристом, симпатизировавшим квакерам, единомышленником В. Пенна, Фр.Д. Пасториусом. Последний, будучи агентом этой компании, которая приобрела 15 тыс. акров земли в Пенсильвании, прибыл с несколькими немцами в Америку в августе 1683 г. и начал очищать участок на берегах Делавэра для постоянного немецкого поселения. Второй группой немцев, приехавших в октябре того же года в Пенсильванию, были бывшие меннониты из г. Крефельда, принявшие квакеризм (всего 13 семей). Крефельдцам было обещано отдельное поселение. Но Пенн позже разрешил группам из Франкфурта (Пасториуса) и Крефельда (бывшим меннонитам) селиться только в одном месте. В результате этого решения 24 октября 1683 г. был основан Джермантаун, где уже к марту 1684 г. “в 12-ти жилищах обитало 42 поселенца, в основном ткачи, совершенно не сведущие в сельском хозяйстве”, как жаловался Пасториус . Общность религиозных взглядов, теологических концепций, этических ориентаций квакеров и анабаптистских сект, подобных меннонитам, облегчала контакты между последними и квакерами. Да и сами верующие, члены этих деноминаций, рассматривали свои церкви как родственные, “братские”. Этим и объясняются столь легкие переходы верующих из меннонитов в квакеры и обратно. Важно отметить, что, прибыв в Америку, эти немецко-голландские квакеры, испытав трудности в социокультурной идентификации (незнание английского языка и британской культуры), вынуждены были вернуться к своим первоосновам, т.е. восстанавливать формы прежней меннонитской секты. Немецкие квакеры предпочитали немецкие конфессиональные формы британским. Даже в границах Джермантауна происходит консолидация немцев, представителей разных конфессий, но говорящих на одном языке. Так, голландский проповедник Р. Варик вспоминал, как в 1690 г. он был свидетелем оппозиции здесь 12-ти неквакерских семей 28-ми квакерским: “Немцы собираются все вместе: реформаторы (кальвинисты), лютеране, католики и меннониты - каждое воскресенье, и меннонит Дирк Кайзер из Амстердама читает им проповедь из книжки покойного Харменсена” (т.е. Арминия, сторонника свободы воли, противника кальвинистской концепции “божественного предопределения” -С.Ж.) Именно в Джермантауне двумя годами ранее (в 1688 г.) произошло объединение всех немецкоязычных поселенцев (в том числе и меннонитов) на квакерском собрании, принявшем протест против рабства и работорговли в колонии. Было решено запретить “рабство, которое ведет к ликвидации семей негров, подрывая основу Божественного порядка на земле . Меннонитские купцы из Роттердама организовали переезд в Америку через Пенсильванию других, родственных им групп анабаптистского толка: данкардов с 1719 г., швенкфельдеров с 1733 г., моравских братьев с 1739 г. Они же пригласили в Америку и своих более радикальных коллег из Швейцарии и юго-западной Германии, представлявших “церковь проповедника Аммана”, которые довели до логического предела требования Менно Симонса об “отделении от мира”. Эти радикальные сектанты “Амиш” стали заселять глубинные графства Пенсильвании с 1740-х годов. Как видим, именно меннониты стали организаторами первого массового небританского переселения в английские колонии в Америке. Еще в 1709 г. немецкие переселенцы были приглашены британской королевской администрацией для поселения в Нью-Йорке. Но не найдя там свободной земли, немцы ушли в соседнюю Пенсильванию. Свою цель немцы представляли так: они ищут “землю Ханаанскую” и хотят честно зарабатывать свой хлеб... Мы прибыли в Америку, чтобы спасти и укоренить здесь наши семьи, обеспечить землею наших детей, на которой они смогли бы прокормить себя после нашей смерти...” В Пенсильвании немцы нашли то, чего они искали: землю и свободу пользования ею. Поэтому они и остались в этой колонии, удивляясь в письмах, которые они писали домой, отсутствию налогов, богатству и терпимости квакеров Филадельфии: “...здесь не увидишь нищего на улицах, любой рабочий человек, работая усердно, может зарабатывать денег достаточно для покупки земли в колонии...” А органных дел мастер Г. Митльбергер даже возмущался чрезмерной свободой в Пенсильвании, где много еды, собственность практически не облагается налогами, каждый волен делать, что хочет, и верить во что угодно, так что колония превратилась в “небеса для фермеров, рай для ремесленников и ад для чиновников и священников” и стала “убежищем для всяких бездельников и проходимцев” . Немцы, особенно лютеране, привыкшие к определенному светскому и религиозному порядку у себя на родине, ожидали не только материального благополучия, но и восстановления тех традиционных свобод, которые когда-то были в германских землях, а теперь преданы забвению. 15 октября 1752 г. один из таких немцев Иоганн Хайнс писал: “...в Пенсильвании подданные не угнетаются своими государями и не должны платить феодальные повинности. Правители здесь избираются всеми подданными ежегодно. Все здесь свободно - все занятия и профессии. Это, слава Богу, благодатная и хорошая страна, полная растений и плодов” . Постепенно в политической и экономической деятельности американских колоний немцы поневоле перенимали определенные формы господствующей британской культуры, но в частной жизни, в быту они следовали своим привычкам и обычаям. Даже в потреблении напитков немцы в противовес любимому всеми англичанами чаю предпочитали кофе. То же приспособление наблюдалось и в материальной культуре. В изготовлении мебели немецкие мастера старались угодить английским вкусам и моде, но при этом применяли традиционно немецкие рецепты и т.п. Это влияние немецкой традиции проявлялось скорее не в форме, а методе, хотя внешне стиль меняется, немецкая техника изготовления сохраняется. То же наблюдается в обстановке, декоре и интерьере домов, в постройках различных общественных, церковных и административных зданий - все это было “англизировано”. То же, что носило частный (приватный) характер - мебель и предметы туалета, устройство внутренних жилых помещений сохраняло явно немецкое влияние . В этом процессе, который можно назвать параллельной адаптацией (так как приспособление было обоюдным), важную роль играли и представления сторон друг о друге, их ожидания от переезда и т.п. Англичане в Пенсильвании долгое время называли немцев, если они не квакеры, “чужаками”, “иноземцами”, или просто “немцами”, постоянно дистанцируя свое окружение от немецкого. Немцы же воспринимали англичан как досадный, но обязательный элемент той новой страны, которая должна была им дать убежище от хозяйственных и прочих трудностей. Немцы не понимали образа жизни англичан, которые совсем не едят супов, но даже самые бедные из них по нескольку раз в день питаются мясом, а простые служанки одеваются как “барыни” и свободно ездят на лошадях; большинство поселенцев вообще живет без религии, не зная сути религиозных обрядов, их дети посещают школы сугубо из- за практических целей научиться грамоте и счету, а не для укрепления их религиозных верований. Сумятицу в представления немцев вносило необычное для их сознания количество колонистов, передвигавшихся всюду верхом на лошадях, что нарушало символическую иерархию европейской традиции. В Европе всадник чаще всего ассоциировался с дворянством, определенным (знатным) социальным происхождением . Английские поселенцы настороженно встречали немецких беженцев. Англичане боялись, что допуск иностранцев в политическую жизнь приведет к смене строя в колонии и господству иностранцев. Немцы же, в свою очередь, были недовольны отсутствием политического контроля в той же Пенсильвании, управляемой квакерами. Немецкие переселенцы в основной своей массе привыкли дома к определенному политическому порядку, строгой регламентации политической и религиозной жизни, к тому, что власти сами указывают, что и как делать. В одном анонимном трактате о воспитании молодежи, опубликованном в Джер- мантауне в 1740 г., его немецкий автор жалуется, что “недостаточное функционирование государственной власти было причиной печального упадка морали и религиозных образцов; народ в Пенсильвании ...только и использует эту фальшивую свободу как разрешение грешить” . Даже “моравские братья”, несмотря на их веротерпимость и экуменические ориентации, тоже возмущались этим. В 1742 г. их проповедник Георг Найссер объяснял “падение нравов”, “беспредельные своеволие и анархию” в квакерской колонии “отказом власти поддерживать честность и общественные образцы поведения, что должно быть ее основной функцией. Этот особый недостаток правительства, которое не может поддерживать добродетель как главную опору общественной жизни, усугубляется тем фактом, что всюду снисходительно относятся к мелким злодеяниям и несправедливостям” . Подобное возмущение отсутствием помощи со стороны государства церкви выражали и лютеране. Так, лютеранский проповедник Генрих Мельхиор Мюленберг писал 17 марта 1743 г.: “В религиозных делах власти не обеспечивают здесь совсем никакой помощи... Более того, каждая личность имеет полную свободу в подобных делах” . Поддержанию порядка среди прибывших немецких колонистов мешал их метод расселения - не в одной компактной деревне, как это принято в Германии, а хуторами, отдельными фермами, что нарушало традиционные связи и общественный порядок, стимулировало своеволие, отказ от подчинения властям. Тот же Мюленберг так писал об этом: “В сельских районах здесь здания домов не строят вместе, как в деревнях Германии, но эти дома отделены друг от друга участками в несколько тысяч акров... Когда путешествуешь здесь, то проезжаешь только лесные пустоши, лишь случайно можно встретить жилой дом и через несколько миль от него можно встретить другой дом по пути. И все же большинство домов находится очень далеко от дороги...” Немцы были очень обеспокоены ослаблением семейных и общинных связей. Ведь на родине, в Германии первой половины XVIII в., община контролировала всю жизнь немцев. В Америке, по словам Г. Велленройтера, произошло “раздробление” немецкого общинного идеала . Тем не менее культурное противостояние в колониях сменяется культурным сотрудничеством перед лицом французской и индейской угрозы накануне и в годы Семилетней войны. Если еще в 1717 г. губернатор Пенсильвании выражал беспокойство по поводу “бесчисленного множества иноземцев, в основном из Германии, которые бесконтрольно ввозятся в колонию и распространяются повсюду без предъявления каких-либо документов”, то уже в 1739 г. новый губернатор вынужден признать необходимость поощрения приезда немцев в Пенсильванию, “нынешнее процветание которой во многом обязано их трудолюбию и усердию...” Сами же немцы охотно признают наличие и положительных черт в жизни английских поселенцев: их радушие, гостеприимство и миролюбие, что многие связывают с квакерскими традициями колонии . На рубеже 50-60-х годов XVIII в. Франклин, который ранее боялся “германизации Пенсильвании”, уже призывает к единению и англичан, и шотландцев, и немцев, и меннонитов и т.п.: ’’...всем нам, какой бы секты или нации (мы не принадлежим)...нужно объединиться для сохранения наших самых ценных свободы и собственности”. Типограф Кр. Сауер, отражая взгляды своих анабаптистских предков, вместо “просвещенческой” риторики Франклина предложил христианский союз для всех жителей Пенсильвании - и немцев, и англичан: “Только те являются истинными патриотами и друзьями отечества, которые прежде всего смогли подавить свои вожделение и жадность во имя крови агнца... которые в своем самоотрицании и отвергая этот мир... двигаются против хозяина Тьмы... и сопротивляются ему...” В 50-60-е годы появляются учебники английского языка для немцев Пенсильвании; многие немцы и меннониты требуют преподавания английского языка для своих детей. Устанавливается своеобразный культурный компромисс, который привел к появлению на территории среднеатлантического региона США уникальной этнокультурной группы с голландско-немецкими корнями - так называемых пенсильванских “Датч”. * * * Традиционно принято в американской, да и в отечественной историографии начинать историю США с плантаций рабовладельческой Вирджинии 1607-1624 гг. или с ферм и молитвенных собраний пуритан Новой Англии 1620-х и 1640-х годов. А следовательно, социальные корни американской цивилизации (ее социокультурные “истоки”) при таком хронологически, казалось бы, верном подходе связуются либо с предприимчивостью и индивидуализмом вирджинских плантаторов, либо с новоанглийским пуританизмом и его кальвинистским этосом . Особенно популярна в исторической науке США была идея социального развития пуританской Новой Англии как модели будущего развития североамериканских штатов. Начиная с хрестоматийных работ Перри Миллера 1940-х годов, на которых учились поколения американистов, и заканчивая исследованиями “новой социальной” истории 1970-1980-х годов это становится историографической традицией, подхваченной и советскими исследователями. Большинство ее сторонников считает, что новоанглийский регион был более похож на метрополию, чем другие районы британской Америки, и социальное развитие этого региона имело “нормативный” характер для всех колоний Англии в Северной Америке, а модель истории Новой Англии вполне применима для анализа всего англо-американского социума XVII-XVIII вв. В то же время исследователи колониального Юга находят подобные “нормативные” черты в истории чезапикских колоний: Виргинии и Мэриленда. Так, Джек П. Грин доказывает парадигмальную роль именно че- запикского региона для всей ранней истории США (по крайней мере, до середины XIX в.) . Хотя тот же Грин и отмечает, что “срединные” колонии (т.е. Нью-Йорк, Нью-Джерси и Пенсильвания. - С.Ж.) “были, вероятно, самыми меняющимися социально и, конечно, более гетерогенными в религиозном и этническом составе их свободного населения и, возможно, обладали самой высокоразвитой социальной и коммерческой инфраструктурой” среди всех британских колоний Северной Америки. Но он тут же оговаривается, что во всем этом “срединные” колонии следовали примеру колоний Чезапика . Но ведь многие современники событий XVII-XVIII вв., путешественники, побывавшие в колониях, ряд европейских мыслителей (в том числе и французские просветители), а затем и америакнские исследователи-историки (начиная с такого яркого представителя “романтической” школы историографии США, как Дж. Бэнкрофт) обращали внимание на своеобразие и американскую типичность, плюрализм и веротерпимость не Новой Англии, не плантаторского Юга, а среднеатлантического (или Среднего) региона современных США (территории нынешних штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания и Делавэр), того, что с колониальных времен называется “срединными” колониями. Так, в известном описании “срединных селений” во время своего путешествия по Америке в 1759-1760 гг. англиканский священник Эндрю Бэрнеби подчеркивает американскую типичность именно “бережливых и прилежных в труде... пенсильванцев и нью-йоркцев”, этих “больших республиканцев”, которые являются “самыми предприимчивыми людьми на всем континенте”. При этом они отмечает различия между британцами и этими колонистами, представляющими разные “нации” и говорящими на разных языках, что превращает их в “чужой для Великобритании” народ . Как Бэрнеби, так и побывавший до него в колониях в 1748-1750 гг. шведский ботаник Петер Кальм удивлялись мирному сожительству столь разных этнических и религиозных групп населения в колониальных Нью-Йорке и Филадельфии. Так, Кальм только для Филадельфии называет англиканскую церковь, в которой за неимением своего проповедника читает проповеди шведский пастор, шведскую и немецкую лютеранские церкви, две пресвитерианские, две немецкие кальвинистские церкви, две квакерские деноминации и по одной церкви для анабаптистов, католиков и “моравских братьев”. Удивлялся он, как один и тот же священник-швед может читать попеременно проповеди и для немцев, и для англичан, и для шведов. Кальм называет 9 религиозных деноминаций в г. Нью-Йорке: англиканскую церковь, две голландские кальвинистские, пресвитерианскую, немецкую лютеранскую и немецкую кальвинистскую церкви, французскую гугенотскую конгрегацию, квакерское собрание и еврейскую синагогу, и при этом поражается тем привилегиям и свободам, которые имеют евреи наряду с другими поселенца- ми-христианами, владея большим количеством лавок и мастерских . Правда, известны примеры проявления “американской” политики веротерпимости еще в 1630-е годы и за пределами среднеатлантического региона: в колониях Род-Айленд и Мэриленд. Но подобная политика была ориентирована только на подданных английской короны, а не англичане практически отсутствовали в XVII в. в названных колониях. Тогда как только в 1664 г. среди населения одного г. Нью-Йорка 76% были голандцами, 11 - немцами, 7 - французами, 4,5 - англичанами, 2 % - евреями. Именно Нью-Йорк (тогда голландское поселение Новый Амстердам) в 1654 г. стал местом основания первой еврейской общины в Северной Америке. В отличие от жестоких преследований евреев в западном христианском мире эта еврейская община не только выжила в голландском и английском кальвинистском окружении Нью-Йорка, но и положила начало новым мирным отношениям добрососедства христиан и евреев. Как известно, богословы-пуритане Новой Англии усердно изучали древнееврейский язык и историю Древнего Израиля. В то же время в реальной жизни они избегали и дискриминировали евреев. Тогда как жители Нью-Йорка уже в середине XVII в. показали пример реального взаимовыгодного сосуществования еврейской и христианской общин в колониальной Америке . Так, в “гебраистском” окружении пуританского Бостона, крупнейшего портового и финансового центра Новой Англии, живых евреев особо не жаловали, и постоянная еврейская община здесь возникла только к 1840 г. В то же время моральный климат в колониальном Нью-Йорке был совершенно иным. Уже с 1650-х годов здесь существовала постоянная еврейская община, 50 членов которой получили в 1657 г. полные “бюргерские” права жителей голландского города, а сами евреи позже отмечали “благожелательное” отношение (к ним) европейских колонистов”, поселившихся в г. Нью-Йорке до приезда туда евреев . В 1703 г. из 4436 жителей Нью-Йорка 41% составляли голландцы, 22 - англичане, шотландцы и ирландцы, 8 - французы, 15 - негры, 2% - евреи, а остальные - представители других этнических групп. В то же время из 48 протестантских конгрегаций Нью-Йорка 25 представляли голландские, французские и немецкие церкви. А к 1779 г. из 239 таких церквей неанглийскими были уже 118. К этому времени в той же Пенсильвании насчитывалось не менее 16 различных религиозных деноминаций. Если, по данным переписи 1790 г., среди белого населения США 61% составляли англичане, 9 - немцы, 8 - шотландцы, 6% - шотландцы из Ольстера, то в Пенсильвании только 35% были англичане, 33 - немцы, 11 - шотландцы из Ольстера, 9% - шотландцы . Такого национального и религиозного разнообразия не знал ни один регион Британской Америки. Так, немец Г. Митльбергер в середине XVIII в. поражался, что Пенсильвания “предлагает больше свободы колонистам, чем какая-либо из английских колоний, поскольку здесь допускаются все секты. Вы можете встретить лютеран, членов реформированной церкви, католиков, квакеров, меннонитов или анабаптистов, гернхуттеров или моравских братьев, пиетистов, адвентистов 7-го дня, данкеров, пресвитериан, возрожденцев, масонов, сепаратистов, безбожников, евреев, магометан, язычников, негров и индейцев. Но евангелики и реформаторы составляют большинство. Здесь есть также несколько сотен некрещенных людей, которые и не хотят принимать крещение. Многие не молятся ни утром, ни вечером, ни перед, ни после еды. В домах вы не найдете никаких религиозных книг, я уже не говорю о Библии. Вы можете встретить в одном доме, в одной семье членов четырех, пяти, а то и шести разных сект...” Бывший сервент Морэйли вспоминает, что в 1730-е годы квакерская Пенсильвания была “лучшей страной для бедняка (подчеркнуто мною. - С.Ж.) во всем мире... любой мастеровой мог здесь заработать больше, чем где бы то ни было...” здесь поселенцы “становятся самыми богатыми фермерами во всем мире, не уплачивая ренты и зарплаты своим работникам...” В 1768 г. один немецкий сектант Швенкфельдер так описывал своему другу веротерпимость в Пенсильвании: “Здесь нас разных людей полным полно, как рыб в воде, снуем туда и сюда, но всегда в мирных отношениях друг с другом. Всякий же, кто известен своей ненавистью к людям другой веры, будет сразу же считаться придурком. Тем не менее любой человек может открыто говорить здесь все, что ему взбредет на ум” . Еще в 1781 г. в своих “Заметках о штате Виргинии”, опубликованных, как известно, в 1785 г., Томас Джефферсон указывал на первенство Пенсильвании и Нью-Йорка в общеамериканском процессе отделения церкви от государства и утверждения религиозной терпимости. По его мнению, Виргиния лишь следовала образцу, установленному “срединными колониями” сто лет ранее. Как заметил Джефферсон, впервые радикальный эксперимент утверждения религиозной свободы состоялся именно в Пенсильвании и Нью-Йорке, а не в Виргинии . И другие американские “отцы-основатели” также признавали парадигмальную роль этих колоний в создании основ американской цивилизации. Так, Джеймс Мэдисон удивлялся отсутствию государственной поддержки пресвитерианской церкви в Принстоне и Филадельфии. Мэдисон использовал опыт пенсильванской веротерпимости для проекта будущей конституции США. Еще в 1773 г. он собирал информацию у пенсильванца Вильяма Брэдфорда о “пределах религиозной терпимости” и роли “церковных учреждений” в политической жизни Пенсильвании. Более того, в своих письмах Мэдисон возмущался “дьявольским, адски задуманным принципом преследования” за веру, торжествовавшим в его Виргинии, чего уже давно не знали пенсильванцы. Так, в 1784 г. он негодовал по поводу ареста “пяти-шести приличных людей в соседнем округе, которые будучи баптистами, изложили в печати свои религиозные взгляды, не очень отличавшиеся от господствовавших ортодоксальных взглядов” англиканской церкви. И опять, по его мнению, такие преследования за веру контрастировали с ситуацией веротерпимости, господствовавшей в “срединных” штатах . Еще в конце XIX в. великий американский историк Фредерик Джексон Тернер, формулируя концепцию “подвижной границы” как основы всего развития США, начиная с колониальных времен, подчеркивал: “Люди границы больше напоминали жителей Среднего региона, нежели других каких-то секций Америки... Средний регион был менее английским, чем другие секции. Он включал более широкий спектр национальностей, более разнообразное общество, более смешанную поселковую и окружную систему местного управления, более разнообразную хозяйственную жизнь, многие религиозные секты. Короче, это был регион, посредничающий между Новой Англией и Югом, Востоком и Западом. Он представлял собой особую нацию, которую демонстрируют современные Соединенные Штаты, то же соседство неанглийских групп, занимающих долину или небольшое поселение и представляющих отражения карты Европы, во всем их разнообразии” . И еще одно важное замечание, которое делает Тернер, касаясь роли религиозных сект в ранней истории США: на “пограничье” “реальная борьба велась между сектами. Борьба за власть и экспансионистская тенденция, создаваемые существованием подвижной границы для различных сект, должны были привести к важным последствиям в характере религиозной организации Соединенных Штатов. Увеличение числа соперничающих церквей в маленьких пограничных селениях имело глубокие и дли- телные последствия”. А в статье 1908 г., специально посвященной колониальному периоду американской “границы”, который Тернер называет “Старым Западом”, опять подчеркивается роль этих сект, существование которых на колониальной границе привело к возникновению “полной религиозной свободы, светского государства со свободными церквами”, что Тернер считает “величайшим вкладом США в мировую цивилизацию” . Итак, судя по замечанию Тернера, истоки американской цивилизации следует искать в обстоятельствах основания скорее “срединных” колоний, а не привычных для исследователей колоний пуританской Новой Англии или рабовладельческого плантаторского Юга. По его мнению, как видим, наиболее типичным (своеобразной социокультурной парадигмой) для колониальной британской Америки, и особенно для будущего развития США, был социум “срединных” колоний, который как бы синтезировал наиболее характерные черты всех остальных районов. Во-первых, именно на территории между Делавэром и Гудзоном присутствовали практически все типы и формы расселения европейцев, бытовавшие в других колониях; во-вторых, в “срединных” колониях сочетались разнообразные модели экономической деятельности: от новоанглийского фермерского до виргинского плантаторского хозяйства; в-третьих, именно в этом районе генезис капитализма проходил в наиболее типичных для американской истории формах; и, наконец, наличие в среднеатлантическом регионе многих этнических и религиозных групп предопределило формирование здесь особой социокультурной атмосферы терпимости, поливариантности, а в будущем и политической демократии и плюрализма. Это особенно важно, ибо сегодняшний образ цивилизации США для всякого приезжающего в эту страну - это прежде всего поликультурное, многонациональное и открытое для всякого расового и религиозного влияния извне общество американцев. Культурное многоцветье для США сегодня - это не просто удачная метафора, а реальность, которая начала складываться еще в колониальную эпоху, и пионером в этом процессе стал район именно “срединных” колоний. Основами любой цивилизации являются те элементы, которые определяют развитие общества, ее носителя. Когда мы говорим об истоках современной цивилизации США, то мы имеем в виду те социальные моменты, которые, сформировавшись в колониальный период американской истории, сохранились по сей день и являются самой сутью жизни нынешнего населения США. Пуританизм Новой Англии, как один из истоков американской цивилизации, исчерпал себя уже к 1730-м годам, когда и социально, и идейно он переродился в доминирование специализированных богословов-профессионалов и в теологию “Великого Пробуждения”, близкую к философии Просвещения. А к началу XIX в. весь регион первых колоний пуритан становится местом обитания преимущественно англо-саксонской кальвинистской элиты, тесно связанной с правящими кругами страны. Характеристики же новоанглийской цивилизации XVII в. практически исчезают из повседневной жизни новых поколений американцев. Рыцарская цивилизация белых плантаторов- рабовладельцев англикан колониального Юга погибла на полях сражений Гражданской войны 1861-1865 гг. Заметным следствием прежней социальной системы плантаторского Юга остается лишь по-прежнему расизм и явное преобладание чернокожего населения в южных штатах. Более того, пуританская Новая Англия стала играть роль цивилизаци- оной парадигмы для современных США значительно позже, что было вызвано идеологическими обстоятельствами превращения США в мировую державу. Как заметил Сакван Беркович, “новоанглийские пуритане придали Америке статус зримой святости”. Американская цивилизация стала связываться с религиозным пафосом пуританизма, а идеи пуритан стали идеологически превращаться в лозунги американской истории, “оформленные в духе эсхатологического антропоморфизма духовной биографии” . Как видим, пуританский образ Америки - это скорее поздняя идеологическая конструкция, нежели определяющий элемент исторической реальности. Более того, религиозный пафос раннего пуританизма, который разделяли и первые квакеры, исчез уже к началу XVIII в. Все что осталось - это нетерпимость к любым иноверцам, будь то “заблуждавшиеся” христиане или евреи. Так, еще в начале колонизации XVII в. пуританин Джон Коттон, отвергая демократические формы сосуществования различных религиозных и этнических групп в истории, заявлял: “Бог не предусматривал демократию как подходящую форму правления ни для церкви, ни для государства”. А другой пуританин из Нового Плимута, Эдвард Уислоу, писал примерно в то же время земляку Коттона, бывшему губернатору колонии Массачусетс, Джону Уинтропу, что он “совершенно ненавидел” всеобщую терпимость, ибо она (т.е. веротерпимость) “сделала бы нас (т.е. жителей Новой Англии) ненавистными для всего христианского сообщества, если бы мы позволили и поддерживали полную и свободную терпимость ко всем людям... туркам, евреям, папистам... или кому бы то ни было еще...” Богослов из Массачусетса Инкриз Мэзер заявил как-то, что ничто так не пугает верующего, как “ужасные призывы к свободе совести” . Первое поколение новоанглийских пуритан открыто объявило себя “заклятыми врагами веротерпимости”. В 1645 г. один из представителей этого поколения как-то заметил, что любой человек, который бы “хотел допустить свободу вероисповедания для любой другой религии, помимо своей собственной, или же сомневается в правоте собственной веры, или попросту не искренен в отношении к своей религии” . Новая Англия была последним регионом США, признавшим необходимость отделения церкви от государства и определенной религиозной терпимости. Так, юридически Коннектикут лишил государственной поддержки конгрегационную церковь только в 1818 г., а Массачусетс принял подобное решение лишь в 1833 г., через 150 лет после Пенсильвании, где местные поселенцы приняли законы об отделении церкви от государства еще в колониальную эпоху . В среднеатлантическом регионе США те характеристики, которые сформировались в колониальную пору, не только не исчезли, а стали типичными для большинства населения страны. Англичане-квакеры, организовывая свои колонии на основах веротерпимости и христианской любви, сначала открыли дорогу в Америку близким им по теологии и происхождению анабаптистским группам, таким, как меннониты. Те же, в свою очередь, проложили путь к массовому исходу в Америку из германских земель всех страждущих и преследуемых. А изначально международный характер колонизации района между Гудзоном и Делавэром привел к вынужденной терпимости соседей европейцев в трудных условиях освоения Нового Света. Этому относительно мирному сосуществованию голландцев, шведов, немцев, евреев и британцев способствовала общность теологических и геополитических позиций протестантских наций перед лицом католической угрозы со стороны Испании и Франции. Именно в этом районе “срединных” колоний сформировались в результате подобного сосуществования дожившие до сих пор формы общения (“вынужденной терпимости”) этнических анклавов и этноконфессиональных групп, таких, как церковь Амиш; такие религиозные образования, как деноминации, в которых объединяются по степени теологической общности различные этнические группы, и, наконец, именно здесь впервые сложился тот “невообразимый американский Вавилон” народов, которым и являются современные США для всех людей, ищущих духовной свободы и благополучия. Как это ни парадоксально, но истоки американской цивилизации коренятся в глубокой вере американских поселенцев в их собственную “исключительность”. “Американская исключительность” началась с веры в “особую” “Божественную миссию” “протестантских наций” с Англией во главе в деле освоения Нового Света. Без этой веры трудно представить и будущее отделение американских колоний, и само сосуществование в Америке протестантов-иностранцев в одном государственном образовании. Как известно, даже собственно американская, “национальная”, историография начинается с концепции “подвижной границы” Тернера, что придавало особый, чисто американский колорит и видение перспективы будущего развития США, чего не было у предшественников Тернера - историков “романтической” и “имперской” школ. А особенность американской истории, ее “не английскость” начинались именно в среднеатлантическом регионе США. Сектанты-иностранцы (в большинстве своем пацифисты) подготовили мирный исход любого конфликта, а стремление разрешить любой спор через публичную дискуссию, через полемику в прессе, что было характерным для религиозных сектантов в колониях, формировало особую политическую культуру компромисса и терпимости. Принято считать особым вкладом США в мировую цивилизацию сформировавшуюся в период их ранней истории идеологию республиканизма и демократии, на основе которой и создавались такие революционные документы, как Декларация независимости и конституция США . Но ведь нельзя забывать, что подобная идеология и данные документы принимались определенными людьми, с особыми ориентациями, привычками и потребностями. А, в свою очередь, такие люди сформировались в колониальный период истории США. Уважение прав (пусть вначале этнорелигиозного) меньшинства, постоянный культурный диалог с представителями иной культуры, религиозная полемика, в которую поневоле оказыались втянутыми и далекие от богословских споров простые поселенцы, многонациональный характер религиозного клира, преобладание анабаптистского и кальвинистского этоса - все это создало особенную духовную атмосферу, подготовившую сознание американских колонистов к восприятию тех идей и понятий, которые стали основополагающими для современной цивилизации США. У истоков создания такой духовной атмосферы стояли английские квакеры во главе с Вильямом Пенном и немецко-голландские анабаптисты во главе с Петером К. Плокхоем, а территорией, на которой начала складываться эта атмосфера, стала американская территория между реками Гудзон и Делавэр. |
2006-2013 "История США в документах" |