С.И. СЕМЕНОВ Образ Соединенных Штатов Америки в ибероамериканском мире

Образ Соединенных Штатов Америки глазами ибероамериканцев... Чей образ? Прежде всего - образ земли. Для евразийцев и евроафриканцев - образ противоположной стороны Земли, ее “окраины”. Для индейцев, первопоселенцев Америки, пришельцев из Евразии - вторая родина (в их мифах присутствует мотив странствий, запечатлевший исторический опыт заселения огромного континента). Для современных ибероамериканцев, потомков первых, вторых и третьих, образ своей земли - это образ ее освоения. А большая часть территории нынешних Соединенных Штатов Америки была населена именно индейцами или/и вплоть до относительно недавнего времени входила в состав Испанолузитанской монархии. Ныне площадь США составляет 9,4 млн кв. км. Из них примерно 6 млн входили некогда в состав испанских владений в Северной Америке. Следовательно, образ этой земли не мог не ассоциироваться в глазах испанцев и испаноамериканцев с ее освоением в недавнем историческом прошлом. Так слились и переплелись образы англосаксонской и испанской Америки, наложенные на образ Америки индейской, столь рельефно описанной Альваром Нуньесом Кабеса де Вака и другими испанскими хронистами, а затем запечатленной в творчестве Генри Лонгфелло.

США являются главным экономическим партнером Латинской Америки со времен первой мировой войны, а Испании и Португалии - после второй мировой войны. Это объективное обстоятельство, естественно, не могло не сказаться и на образе этой страны в глазах ибероамериканцев и жителей Пиренейского полуострова, вместе составляющих ныне более по- лумиллиарда человек . Население США равняется 263 млн.

Затем - образ людей, населяющих США. Немалая их часть говорит на индейских и испанском языках и/или помнит о своем родстве с ибе- роамериканцами. А более 30 млн из них считают себя ибероамерикан- цами, будучи потомками мексиканцев (чикано), пуэрториканцами, кубинцами, что, впрочем, не мешает им быть гражданами США. А еще многие миллионы иммигрантов из Центральной Америки, Эквадора, Венесуэлы, Колумбии, Чили, с Антильских островов приезжают в США в поисках работы, образования и лучшей доли. Далее внимание ибероамериканцев привлекают привычные образы миллионов итальянских иммигрантов и их потомков, греков и других выходцев из Средиземноморья.

Важным, родственным по религиозным основам культуры, компонентом североамериканского населения представляются многочисленные ирландцы, поляки, чехи, словаки, венгры, хорваты, румыны. В культурном отношении ибероамериканцам понятны и афроамериканцы.

Но в глазах южных соседей образ североамериканца отождествляется прежде всего с “янки” - белыми англосаксонскими протестантами Северо-Востока. Вся государственная символика Латинской Америки гораздо ближе к системе США, отчасти Франции, нежели к геральдике Испании.

Самый распространенный и динамичный образ США отражается в ибероамериканских средствах массовой коммуникации (телевидение, радио, кино, театр, цирк, эстрада, пресса, компьютерные сети и т.д.). На перекрестке журналистики и социологии возникает образ США в многочисленных опросах общественного мнения, проводимых во всех ибероамериканских странах.

Другой, также очень распространенный образ откладывается в письмах, телеграммах и т.п. С ним соседствуют отчеты и донесения ибероамериканских дипломатов и других агентов внешнеполитической деятельности. Многие из них опубликованы, но большая часть все еще остается доступной лишь специалистам, работающим в архивах иберо- американских стран.

Для комплексного исследования этой многогранной проблемы все перечисленные источники абсолютно необходимы. Но в данном случае мы выбираем лишь одну ее грань. Нам предстоит выяснить, как менялось общее представление о Соединенных Штатах Америки, их месте и роли в международных отношениях и во всемирной культуре с момента рождения этой страны до наших дней, т.е. на протяжении двух с лишним столетий. При этом речь идет не о деталях, а о главных тенденциях формирования и изменения этого образа с учетом основных факторов, определяющих этот процесс.

США - географически ближайший сосед ибероамериканских государств, во многом вобравший в себя значительную часть их культурного и вообще исторического наследия. Поэтому этот опыт взаимодействия весьма поучителен и для такого соседа американцев, каким является Россия, которая большей частью доброжелательно, а за последнее столетие с нарастающей тревогой следила за своим, становившимся все более и более могущественным соседом, который приобретал и часть ее бывших владений.

Методологическая трудность такого сопоставления двух культур глазами одной из них, но осуществляемого не изнутри, а со стороны, заключается в том, что необходимо учитывать эволюцию ибероамериканского менталитета за этот период, с одной стороны, и реальные изменения, происходившие в состоянии наблюдаемого объекта, служившего для создания образа, - с другой. Наряду с действительными переменами имеет место и мифологизация действительности. Она присуща определенным художественным стилям и течениям в иберо- американской литературе, художественному видению мира. Нельзя не учитывать и чисто идеологические моменты, когда образ врага или друга формируется сознательно в качестве важного элемента политической кампании, обычно обильно приправленной определенной религиозной окрашенностью.

Вот почему в основу данной работы положены, как правило, свидетельства тех представителей ибероамериканской мысли, которые пользовались неоспоримым авторитетом и признанием в своей среде как “властители дум”, т.е. имели возможность так или иначе формировать общественное мнение стран Пиренейского полуострова и Латинской Америки. Кроме того, отбирались преимущественно свидетельства тех мыслителей и общественных деятелей, которые на протяжении некоторого времени жили в США и непосредственно наблюдали североамериканскую реальность, оценивали ее и размышляли о ней, подходили к ней с разных, подчас противоположных сторон и даже принимали личное участие в ее культурном, а то и политическом процессе.

В таком сопоставлении, когда иная действительность лучше постигается в сравнении со своею собственной, очень важны способность критически осмысливать не только “чужое”, но и “свое”, дар иронии, не позволяющий относиться к “себе любимому” с чрезмерной серьезностью.

Наконец, пришлось абстрагироваться от специальных вопросов, волновавших ибероамериканских наблюдателей, но являющихся предметом особого исследования отдельных, пусть даже очень важных сторон действительности США. Нам важен здесь целостный образ, причем взятый не как рентгеновский снимок, а в непрестанном движении, понимание глубинных тенденций и движущих сил его развития. Определенная методологическая трудность в нашем случае заключается в специфике культурных особенностей как наблюдателей, так и объекта их наблюдения. Мы имеем дело с молодыми культурами, формирование идентичности которых шло почти одновременно, но разными темпами (если вынести за скобки пиренейские культуры). На протяжении большей части XIX в. как в США, так и в латиноамериканских республиках не было достигнуто консенсуса относительно путей развития и характера государственных институтов. Только после гражданской войны и реконструкции Юга в США, после падения империй в Мексике и Бразилии, диктатур Росаса и Лопесов в Аргентине и Парагвае определились облик социального строя, конституционных форм и контуры государственных границ.

Общим моментом для США и многих латиноамериканских стран на протяжении XIX в. были усилия, направленные на преодоление колониального наследия и колониальной ментальности, своеобразного комплекса неполноценности, периферийности, особенно в культурной сфере. Это обстоятельство порождало многочисленные иллюзорные рецепты, стимулировало возврат к мифологическому образу мышления в массовом сознании и искажало образ действительности.

Другим общим моментом, сопряженным с первым, стал процесс культурного синтеза, поскольку эти общества были и остаются полиэт- ничными, но развивались на основе европейской культуры и европейских языков. Трудность в интеркультурном контакте заключалась в том, что ветви этой европейской культуры дали разные плоды в Америке.

Север наблюдался глазами средиземноморской пограничной культуры, ценности и традиции которой определялись католической религией, в то время как в США господствующим был протестантизм. Религиозная окрашенность образа “северного соседа” порождала известную предубежденность, даже изначальную враждебность, а то и ненависть, не позволяющие адекватно оценивать увиденное и услышанное.

Наконец, негативные ноты в образе США в массовом сознании латиноамериканцев, испанцев и португальцев были связаны с тем, что они часто оказывались в положении жертв североамериканской экспансии в многообразных ее проявлениях (территориальной, экономической, культурной).

В настоящем очерке за рамками исследования остаются ибероафриканские и ибероазиатские компоненты ибероуниверсума. Берутся только пиренейские и американские составляющие этого мира. Такой ракурс исследования задан обстоятельствами, связанными с отсутствием в нашем распоряжении соответствующих источников по португальским и испанским владениям в Африке и Азии и по их политическим преемникам. Ситуация в африканских и азиатских странах существенно отличалась и отличается от американской и в силу этого представляет специальный объект изучения.

Также оставлен за рамками исследования образ США, сложившийся у важных компонентов ибероамериканского мира - чикано, пуэрториканцев, кубинцев, центральноамериканцев, проживающих в США, а также в Пуэрто-Рико, Панаме, Никарагуа и на Кубе, так как речь идет об особой ментальности, о взгляде на изучаемый объект как бы изнутри, а не извне, это требует применения иной методики анализа, иных приемов.

В нашей работе внимание обращено преимущественно на внешние источники, на тот образ, который формировали политические деятели ибероамериканских и пиренейских государств, их литературы, деятели искусства, науки. Он воспринимался народными массами этих стран как авторитетное свидетельство, а зачастую и как руководство к действию, становился важным фактором политической культуры и международных отношений. Этот образ оказывал реальное влияние на корректирование латиноамериканской политики США, с одной стороны, и политики их латиноамериканских партнеров, с другой, подталкивая их к взаимному сближению.

В настоящем исследовании под ибероамериканской культурой понимается культура Пиренейского полуострова, а также испано- и португалоязычной Америки (за исключением Пуэрто-Рико, в связи с особыми отношениями между США и этой страной в XX в.).

Поскольку значительная часть территории США в прошлом находилась под юрисдикцией испанской короны, а многие граждане США являются либо потомками испанцев, живших на этих землях или приехавших на жительство, либо натурализовавшимися там соседями по Западному полушарию, поскольку сотни тысяч латиноамериканцев выезжают на заработки в эту страну, эта тема всегда привлекала внимание с утилитарной точки зрения как в Латинской Америке, так и в США. С середины XIX в., в связи с растущей вовлеченностью США в экономику и политику своих южных соседей, эта тема приобретает особую остроту и для той, и для другой стороны, особенно после возникновения в конце столетия Панамериканского союза во главе с США.

Испано-американская война из-за Кубы, Пуэрто-Рико и Филиппин всколыхнула национальное самосознание испанцев, и с тех пор эта проблема становится одной из важнейших для понимания истории и культуры Пиренейского полуострова на протяжении целого века в связи с растущим участием Америки в европейских делах и вообще в мировой политике.

Прежде всего следует выделить объективные этапы развертывания этого образа как с точки зрения периодизации истории самих Соединенных Штатов, так и с учетом отражения этой истории в сознании ибероамериканцев, в их культуре, в особенности восприятия событий, формирующих этот многогранный и противоречивый образ.

Рассмотрение этой темы традиционно для североамериканской и ибероамериканской историографии как бы изнутри. В данном случае это как бы взгляд со стороны, тем более, что ибероамериканская и российская культуры относятся к пограничному типу цивилизаций, что облегчает задачу исследователя и позволяет провести некоторые параллели. Под пограничными цивилизациями здесь подразумеваются поли- этничные, поликонфессиональные общества, испытывающие на протяжении многих веков влияния далеко отстоящих друг от друга культур Европы и Африки, Европы и Азии, а за последние пять столетий - Европы и Америки. Правда, российский и ибероамериканский миры издавна включены в христианскую метацивилизацию, но в XX в. иберо- американское сообщество оказалось включенным в понятие “Запад”, в то время как Россия из него временно выпала и до сих пор еще не восстановила статус европейского государства, которым она пользовалась со времен Петра Великого и до начала 1918 г., хотя, вопреки декларациям советского руководства, ее уже невозможно было относить и к культуре “Востока”.

Американская цивилизация

Известный боливийский политический деятель и видный историк, эссеист, журналист, с 1972 по 1982 г. посол Боливии в США, Мариано Баптиста Гумусио (род. в 1933 г.) в своей книге “Латиноамериканцы и североамериканцы” попытался дать сравнительный очерк колонизации, истории и характеров обеих Америк. Он приводит следующие стереотипы, распространенные в Латинской Америке. “Господствующее представление относительно США. Проводит империалистическую политику. В соответствии с законами капиталистического рынка обогащается за счет третьего мира, покупая задешево сырье и продавая втридорога готовые изделия” . Соответственно он приводит следующий портрет жителя США: “Консерватор и реакционер в политике, одержимый идеей, что время - деньги. Он не умеет наслаждаться жизнью и является верным кандидатом на то, чтобы заполучить язву желудка и инфаркт. Он материалист и ведет себя вызывающе. Не знаком с географией и историей” .

Негативный образ США в сознании латиноамериканцев, питающий традиционные антиамериканские предрассудки, сложился под воздействием многих факторов как объективного, так и субъективного свойства. После достижения государственной независимости латиноамериканские народы сразу же столкнулись с территориальной экспансией “северного соседа” и его вооруженными интервенциями. Так, со времени высадки американских моряков на Мальвинских островах в 1831 г. (два года спустя эти острова оккупировала Англия, объявив их своей колонией и удерживая военной силой до сих пор) США совершили не менее 70 вооруженных интервенций в Латинской Америке . В обстоятельной монографии “Антиамериканские настроения в латиноамериканской литературе”, появившейся в 1982 г. в США, североамериканский филолог чилийского происхождения Виктор Валенсуэла проанализировал отображение негативного образа США в общественном мнении Латинской Америки . Подробное исследование эволюции образа США в испаноамериканском мире было выполнено в 70-е годы в Университете Флориды .

В Мексике, где негативные стороны североамериканской политики переживались особенно остро, они отобразились не только в литературе и публицистике, но также в музыке и даже в живописи. Об этом свидетельствуют, например, гравюры Посады, мурали Диего Риверы, Клементе Ороско, Давида Альфаро Сикейроса. Да и в других латиноамериканских странах они были запечатлены на протяжении почти всего XX в., о чем красноречиво говорит публицистика перуанца Хосе Карлоса Мариатеги, поэзия чилийца Пабло Неруды и кубинца Николаса Гильена, проза мексиканца Карлоса Фуэнтеса, бразильца Жоржи Амаду, урбанистические пейзажи парагвайца Хоакина Торреса Гарсиа. Не обошли этого сюжета и латиноамериканские театры и в большей мере кинематограф, фотоискусство и телевидение.

Вслед за первонасельниками территории современных Соединенных Штатов - индейцев и эскимосов образ этой страны начали открывать для себя испанцы. Губернатор Пуэрто-Рико Хуан Понсе де Леон в 1513 г. дал название “Флорида” земле, которая впоследствии вошла в состав США, став их юго-восточной оконечностью. К 1525 г. Эстебан Гомес обследовал восточное побережье Северной Америки вплоть до п-ва Делавер, и эта территория будущих США именовалась на географических картах XVI в. “землей Гомеса”. Эрнандо де Сото исследовал долину Миссисипи, а экспедиция Москосо де Альварадо совершила плавание по этой великой реке. Между 1534 и 1543 годами испанцами была обследована огромная территория будущих США в 3 млн кв. км от Аризоны до Каролины. А от Техаса до Небраски Родригес Кабрильо и Феррело исследовали Западное побережье Северной Америки. Самый старый город современных США - Сент-Огастин во Флориде - был заложен испанцами 28 августа 1565 г. Второй по старшинству город (ныне столица штата Нью-Мексико) Санта-Фе был основан в 1609 г. Самое старинное здание, сохранившееся в США - дворец губернатора в Сан- та-Фе (построен в 1612 г.). Ныне он является резиденцией правительства штата. В 1699 г. в английской Америке выходит первая книга на испанском языке (религиозного содержания). В 1741 г. в Нью-Йорке была опубликована первая в колониях грамматика испанского языка, а с 1776 г . в колледже Филадельфии вводится первый в колониях курс испанского языка и литературы. В середине XVIII в. испанские купцы начинают в английских колониях в Америке промыслы, связанные с переработкой сельскохозяйственных культур, и вводят культуру сахарного тростника .

Когда 13 английских колоний в Северной Америке объединились в борьбе за независимость, они получили в этой борьбе финансовую, военную и дипломатическую поддержку со стороны правительств Франции и Испании. Испанский король Карл III предоставил молодым Соединенным Штатам первый заем в 4 млн реалов на закупку военного снаряжения, оружия, боеприпасов и обмундирования для только что родившейся армии. Испания объявила в 1778 г. войну Англии, что значительно облегчило утверждение независимости США. Поэтому Нью-Йорк был украшен в апреле 1779 г. перекрещенными флагами США и Испании с надписью “Естественный союз”. Так в глазах испанцев и испано- американцев образ США при самом рождении этого государства ассоциировался с образом “доброго друга” и “постоянного союзника”.

Первый официальный договор, заключенный между США и Испанией, договор Сан-Лоренсо от 27 октября 1795 г. утверждал искреннюю дружбу, прочный и нерушимый мир между двумя государствами. Этот договор был запечатлен на официальном портрете президента США Джорджа Вашингтона, выполненном в 1796 г. в Филадельфии художником Перовани. Этот портрет хранится в Королевской академии изящных искусств “Сан Фернандо” в Мадриде.

Иной, чем у Испании с ее профранцузской ориентацией, была позиция Португалии, которая после восстановления своей независимости находилась под покровительством Англии. Португальское правительство маркиза де Помбал заявило, что колонии английской Америки восстали против своего суверена. В 1776 г. порты Португалии были закрыты для кораблей восставших колоний, и их было разрешено захватывать как “пиратские”. События в Северной Америке всячески замалчивались. Однако португальские волонтеры по собственной инициативе принимали участие в войне за независимость на стороне повстанцев, так как многие португальцы учились и жили во Франции и Испании и сочувствовали североамериканским революционерам .

После отставки Помбала португальское правительство пошло на сближение с Испанией и Россией. В 1782 г. оно присоединилось к политике “вооруженного нейтралитета”, благоприятной для Соединенных Штатов Америки. Португальские порты открылись для американских судов, и возобновилась торговля с Северной Америкой. Вообще португальская торговля очень выиграла от войны английских колоний в Америке . Португальский историк Жозе Мариа Гарсия с полным основанием утверждает, что “американская революция 1776 г. имела очень слабый отклик в Португалии” . Посол Португалии во Франции Висенте де Соуза подписал в 1783 г. проект торгового договора с послом США Бенджамином Франклином. Португалия рассматривала, согласно этому проекту, Соединенные Штаты Америки как своего соседа, предоставляла им статус наиболее благоприятствуемой нации и разрешала создать торговый порт на Азорских островах (по настоянию Джона Адамса). Но правительство Португалии отвергло проект, и официальная торговля между двумя странами отсутствовала. Только в 1798 г. оно направило в США своего представителя.

До войны за независимость в испанских заморских владениях вообще была почти неведома литература на английском языке, за исключением Джона Мильтона. Пользовались известностью лишь имена английских пиратов, таких, как Дрейк и Кавендиш, грабивших эти колонии.

Только в начале XIX в. получили распространение политические сочинения Франклина, Джефферсона, Гамильтона, Томаса Пейна. Затем стали переводиться на испанский язык документы президентов США, таких, как Адамс, Джексон, и других.

Большой вклад в формирование образа США в политическом сознании южноамериканской элиты внес видный перуанский политик и врач Хосе Иполито Унауэ (1758-1833). Его произведение с цитатами из сочинений Джефферсона было издано в Перу в 1806 г. и в Испании в 1815 г.

Лишь в 30-50-е годы XIX столетия в латиноамериканских республиках стали переводиться и распространяться произведения североамериканской литературы (Фенимор Купер, Вашингтон Ирвинг, Гарриет Бичер-Стоу).

Первым латиноамериканцем, который оказал решающее влияние на формирование образа Соединенных Штатов в глазах испаноамериканцев и либерально настроенных испанцев, был венесуэльский государственный деятель Франсиско де Миранда (1750—1816) . Свое восприятие североамериканской действительности Миранда выразил не только в документах, но и сумел передать своим соратникам по борьбе за дело свободы в Европе, в том числе во Франции и в Испании. Особенно важно, что этот образ он передавал и своим последователям и соратникам по войне за независимость испанских и португальских владений в Америке.

С созданной Мирандой криптомасонской ложей “Великое американское собрание” сотрудничали руководители войны за независимость Симон Боливар (Венесуэла), Нариньо (Нуэва Гранада), Монтуфар (Эквадор), Сервандо Тереса Мьер (Мексика), Сан-Мартин и Альвеар (Аргентина), О’Хиггинс (Чили) и бразильский дипломат Ипполито Жозе да Коста .

На латиноамериканцев произвел огромное впечатление также образ США, созвучный вышеописанному, но более героизированный и романтичный, запечатленный в стихах великого кубинского поэта, драматурга, историка, юриста, политического деятеля Хосе Мариа Эредиа (1803-1839). Он был вынужден бежать от преследований колониальных властей с Кубы в США в 1823 г., где жил до 1825 г., а затем обосновался в Мексике. В Соединенных Штатах Эредиа опубликовал знаменитую оду “Ниагара”, а в 1824 г. сочинил оду “К Вашингтону”, в которой воспел “освободителя Америки, справедливого законодателя, обеспечившего ей мир и свободу” . На свободолюбивых стихах Эредиа воспитывались целые поколения латиноамериканцев. Они вдохновлялись ими на протяжении всего XIX столетия.

Как и в испанских владениях в Америке, в Бразилии война за независимость английских колоний и образование США вызвало укрепление национального самосознания у части образованной молодежи, особенно у тех ее представителей, которые проживали в Европе, в частности во Франции. Так, бразильский студент Жозе Жуакин ди Майа, проживавший во Франции, добился в 1787 г. встречи с послом США Томасом Джефферсоном и просил о военной помощи бразильцам в организации восстания против португальского господства.

Участники заговора 1789 г. в штате Минас-Жераис, выступавшие за установление республиканского строя, вдохновлялись примером США.

Руководитель этого “движения инконфидентов” прапорщик Жуакин Жозе да Сильва Шавьер (по прозвищу Тирадентис) имел в своей библиотеке книгу на французском языке, изданную в Швейцарии, которая содержала акт о создании конфедерации 13 колоний, Декларацию независимости США, изложение законов штатов. Эта книга изучалась и обсуждалась заговорщиками вместе с еще двумя другими книгами об истории США на французском языке.

Радикальная перемена представлений относительно примера США произошла у бразильской элиты на протяжении жизни всего одного поколения. По свидетельству посла Португалии во Франции Араужу Кар- нейру, сам король Португалии Жоан VI, побывавший тогда в Бразилии, заявил в 1818 г.: “Естественными союзниками Бразилии всегда будут американцы Юга, а также и Севера” .

Такое видение США как естественного союзника было весьма распространенным при королевском дворе и затем унаследовано Бразильской империей. В 1819 г. португальский адмирал Пинту Гедес выдвинул идею создания “Американской лиги”, без согласия которой ни одно европейское государство не могло бы сохранять свои колонии в Америке. А в 1822 г. глава бразильского правительства, гроссмейстер масонской ложи, либерал, поэт и ученый Жозе Бонифасио де Андраде (1763-1838) поручил своему консулу в Аргентине прозондировать почву для заключения “договора об оборонительном и наступательном союзе между всеми государствами американского континента” . Здесь также обнаруживается идея единства Западного полушария, которая вскоре была зафиксирована в “доктрине Монро”, хотя еще и не получила практической реализации.

Этой всеамериканской тенденции в тот период не было суждено осуществиться. В латиноамериканской политике США второй четверти XIX в. возобладали эгоистические интересы, направленные не только на расширение территории на Запад, за счет Мексики, но и на экспансию на юг, с целью распространения рабовладельческой системы и работорговли. Политические элиты латиноамериканских государств стали все более осознавать расхождение своих интересов с этой политикой США и предпринимали попытки создать свои региональные объединения против любых внешних агрессоров. К тому же из-за хозяйственной разрухи, сопряженной с затяжными войнами и внутренними междоусобицами, в Латинской Америке имел место откат к старым порядкам, известная реставрация клерикализма.

Сопоставление процветания Севера и упадка Юга, размышления над причинами победы США над Мексикой воспринимались наиболее творчески мыслящей, образованной и деятельной частью латиноамериканского общества как вызов своей цивилизации. Нужно было срочно найти ответ. И он был найден. Каким он стал тогда, лучше всего видно на примере, пожалуй, самой энергичной, многогранной и цельной фигуры мыслителя, просветителя, воина и политического реформатора президента Аргентины в 1868-1874 гг. Доминго Фаустино Сармьенто (1811-1888).

Динамизм страны он оценивает прежде всего темпом роста ее населения и в качестве примера приводит Соединенные Штаты. Их население составляло в 1790 г. около 4 млн человек, в 1820 - 9 млн, в 1850 - 23 млн (в это время население Латинской Америки насчитывало 35 млн). Сармьенто активно включился в политическую борьбу в своей стране. Затем вынужден был эмигрировать в Чили. Он признавался, что его вдохновлял тогда образ Франклина, который “создал Соединенные Штаты” . В Чили, где Сармьенто редактировал либеральные газеты “Эль Меркурио” и “Эль Насьональ”, он широко использовал в полемике с консерваторами конституцию США и сочинение А. де Токвиля об американской демократии .

В письме из США в ноябре 1847 г. он замечает, что эта страна поначалу шокирует своим вызовом устоявшимся мнениям . “Чтобы понять или увидеть их, надо сначала воспитать свой ум”. В свинцовой ночи, которая объяла Южную Америку, США предстали перед ним как сияние света с севера. “Но когда смотришь на Соединенные Штаты вблизи, они во многом не похожи на ту идеализированную республику, какой они виделись раньше. В Северной Америке исчезли самые отвратительные язвы человечества, другие зарубцевались уже у европейских народов, но здесь стали раковыми опухолями и вызывают новые хвори, от которых пока не придуманы лекарства и их даже еще не начали изобретать” .

Рассуждая о достоинствах системы самоуправления, демократического республиканского строя США, Сармьенто отмечает как следствие равенства распространенность индивидуальных пороков, прежде всего корысти, жажды наживы любой ценой . В Соединенных Штатах цивилизация распространяется на столь большую массу населения, что очищение идет замедленно, чувствуется влияние грубой массы на индивида, заставляя его принимать привычки большинства и создавая в конце концов своеобразный национальный вкус, которым гордятся и о котором заботятся. Европейцы потешаются над этими неотесаными нравами, более показными, нежели реальными, а янки, из-за духа противоречия, упорствуют в них и стараются поставить под эгиду свободы и американского духа . Сармьенто внимательно изучал систему образования в США с ее достоинствами и недостатками, которые он подробно осветил . Специальный раздел своей книги он посвятил американскому искусству, особенно архитектуре и скульптуре, а также музыке . Из американских писателей Сармьенто выделил Фенимора Купера, Вашингтона Ирвинга, из историков - Прескотта, Банкрофта и Спаркса . Уделил он внимание и состоянию науки, отметив специально философию, политическую экономию и теологию . Сармьенто увидел в Новой Англии будущность промышленности, “которая вскоре затмит Европу” .

Сармьенто принадлежал к поколению романтиков и вместе с ними искал разгадку “национального характера” своей родины, поэтому столь внимательно присматривался к другим странам, сопоставляя их институты, обычаи, традиции со своими. Именно из-под его пера вышло такое синтетическое эпическое произведение, как “Цивилизация и варварство. Жизнеописание Хуана Факундо Кироги, а также физический облик, обычаи и нравы Аргентинской республики”. В этой энциклопедии латиноамериканского мира и духа Сармьенто противопоставил хаосу варварства, разгулявшегося на просторах Южной Америки, порядок цивилизации в образе США. К сожалению, в этом сопоставлении аргентинский ученый, в противовес литератору, отдал слишком большую дань позитивистской идеологии Герберта Спенсера. Догоняющая модель, предложенная Сармьенто для Аргентины и проводившаяся в жизнь им и его соратниками и последователями, превратила одну из самых неустроенных и отсталых южноамериканских стран в лидера латиноамериканских государств, пользующегося авторитетом на международной арене. Если по переписи 1869 г. население Аргентины составляло всего 1,7 млн человек, то в 1900 г. оно уже достигло 4 млн, а в 1914 г. - 7,9 млн. В столице в 1852 г. проживало всего 76 тыс. жителей, а в 1895 г. - уже 664 тыс. Буэнос-Айрес превратился в процветающий вполне европейский по своей архитектуре и планировке город, с величественным оперным театром, университетом, библиотекой и другими общественными зданиями. В начале XX в. подушевой валовой национальный продукт Аргентины составил 443 долл. США (в ценах 1965 г.), т.е. был на уровне Бельгии и Голландии 1865 г., приближался к уровню Канады 1870-1874 гг. и был значительно выше уровня Германии середины XIX в.

Принципиально иной ответ на североамериканский вызов, чем у предшественников, дало новое поколение латиноамериканцев, очевидцев и даже участников испано-американской войны. На сей раз он стал уже ответом осознавшей свою цельность испаноамериканской цивилизации.

К началу XX в. Латинская Америка уже сложилась в систему самостоятельных республик с населением в 50 млн человек и с развитым национальным самосознанием. В то время население США превышало 70 млн человек.

Крупнейший латиноамериканский поэт, никарагуанец Рубен Дарио (1867-1916) откликнулся на победу США в испано-американской войне статьей “Торжество Калибана” (1898 г.), опубликованной в Аргентине, где он тогда работал как журналист. Соединенные Штаты изображены в этой статье в виде нашествия животного царства на цивилизацию: “Пестро разряженные, грубые, они как стадо животных, толкаясь и царапаясь, мечутся по улицам в погоне за долларом. Идеал этих калибанов ограничен биржей и фабрикой. Враги всего духовного, они вечные зеркала своих прибылей” . В 1893 г. Рубен Дарио посетил США, где на него произвел удручающее впечатление Нью-Йорк, “эта чудовищная столица банковских билетов”. Североамериканцы представлялись ему в образе “быков с серебряными зубами”. Этот образ, заимствованный из милой сердцу испанца тавромахии, затем переосмыслил Пабло Пикассо. В своем стихотворении “Рузвельту” (1904 г.) Рубен Дарио запечатлел ставший хрестоматийным противоречивый образ Соединенных Штатов:

“Соединенные Штаты обширны, могучи.

Стоит им содрогнуться, глубокая дрожь позвонки необъятные Анд сотрясает; стоит крикнуть - и львиный послышится рев...

США - вот в грядущем захватчик прямой простодушной Америки нашей, туземной по крови,

но испанской в душе, чья надежда - Христос...

Правда, вам все подвластно, но все ж неподвластен вам Бог!”

В очерке, посвященном своей многострадальной родине и написанном после 15-летнего отсутствия, Рубен Дарио осудил вмешательство США во внутриполитическую жизнь Никарагуа. Посетив проездом Панаму он, тем не менее, отметил, что строительство канала придало динамизм ее жизни. “Панама явно прогрессировала при североамериканском натиске. У нее появилось здравоохранение, собственная полиция, оживилась торговля, стало гораздо больше денег“ . Но ему бросилось в глаза то обстоятельство, что, став как бы продолжением Соединенных Штатов на юге, она ввезла вместе с деньгами и расовую дискриминацию.

Однако позднее, в 1906 г., Рубен Дарио написал поэму “Приветствие орлу”, в которой выделил общность геральдического существа Северной и Южной Америки и пророчил их будущий союз на благо всего человечества. Он выделил также такие достоинства североамериканцев, как трудолюбие, постоянство, настойчивость и твердость характера.

Еще острее на испано-американскую войну отреагировал французский литературный критик и писатель Поль Грюссак (1848-1929), который в 1866 г. переехал в Аргентину, где стал преподавателем, затем директором Национальной библиотеки и известным историком. В 1897 г. он опубликовал книгу “От Да Платы до Ниагары”. 2 мая 1898 г. Грюс- сак выступил в Буэнос-Айресе с публичной речью. Она была частично воспроизведена крупнейшими латиноамериканскими и испанскими газетами. В частности, ее опубликовала уругвайская газета “Да Расон”. В этой речи французский публицист противопоставил латинской цивилизации атеистический, демократический янкизм, лишенный какого бы то ни было идеала и наводняющий весь мир.

Уругвайский романтик Хосе Энрике Родо (1871-1917) в своем известном эссе “Ариэль” нарисовал образ США, каким они представлялись образованной элите Латинской Америки после испано-американской войны. Это - образ, построенный на контрасте процветающего материалистичного утилитарного общества, с одной стороны, и духовно богатого, но материально бедного испаноамериканского мира, с другой. Этот мир высоко ценит возвышенную духовность, красоту, бескорыстную истину и справедливость, отрицает “демократическую власть числа” и посредственности над собой. “Могущественная федерация осуществляет среди нас своего рода моральное завоевание. Восхищение ее величием и силой все больше и больше овладевает нашими государственными мужами и, пожалуй, даже еще больше толпой, завороженной ее победой. И от восхищения люди легко переходят к подражанию ей... Подражают тому, в чье превосходство или чей престиж верят. Так в воображении многих искренних доброжелателей нашего лучшего будущего рисуется уже образ делатинизированной по собственной воле Америки, переделанной затем без принуждения и завоевания по образу и подобию северного архетипа. И вот уже на каждом шагу проводятся соблазнительные параллели и выражаются постоянные намерения произвести реформы и инновации. Так у нас появилась нордомания, подражание Северу. И надо поставить ей границы, которые диктуют разум и здравое чувство. Я не придаю этим границам смысла абсолютного отрицания... Образ полезного и благодатного плодотворен, особенно для народов, которые моделируют и формируют свой собственный национальный облик... В то же время им нельзя навязывать чужую модель и требовать, чтобы они пожертвовали незаменимым своеобразием своего духа” .

Родо признавался в одном из своих писем, что он не любит Северную Америку, но восхищается ею . В своем более позднем эссе “Мотивы Протея” (1909 г.) он развивает эту мысль: у этого волевого народа новых чудес и подвигов, как замечательно организованной силы, две природы - руки бобра, напор быка, власть империи и республика свободы .

Критический образ, сочиненный Родо, исходил не от француза, европейца, а от латиноамериканца и поэтому получил гораздо более широкое распространение и в Латинской Америке, и в Испании.

Но на его ограниченность обратили внимание уже современники, в том числе знаменитый доминиканский журналист, литературовед, филолог, критик и педагог Педро Энрикес Уренья (1884-1946). Он жил в США в 1901-1904,1915-1921,1940-1941 гг. Свою докторскую диссертацию по филологии защитил в университете Миннесоты (США) в 1918 г. Работал также на Кубе, в Мексике и в Аргентине. Продолжил традицию Хосе Марти и Родо в сопоставлении США и Латинской Америки. Достижения культуры связывал со степенью свободы и справедливости общества. “Когда учреждения культуры, как элементарной, так и высшей, становятся жертвами социальных потрясений и политических беспорядков, то и литература дает сбои” . К такому выводу пришел глубокий исследователь латиноамериканского литературного процесса. И этот вывод звучит весьма актуально не только для латиноамериканских условий.

Знаменитый бразильский государственный и политический деятель, юрист, писатель Руй Барбоза де Оливейра (1849-1923) еще в молодости принял участие в движении за отмену рабства, воодушевленный примером США. Затем он стал одним из вдохновителей революции 1889 г. и провозглашения республики в Бразилии, поборником федерализма. Он творчески применил принципы конституции США к бразильским условиям и был одним из главных составителей республиканской конституции Бразилии. Руй Барбоза был одним из последовательных борцов против милитаризма и олигархии. В своей знаменитой лекции о войне, прочитанной в театре “Петрополис” 17 марта 1917 г., он пророчески заявил: “Или человечество уничтожит войну, либо она истребит весь род человеческий” . Сравнивая Северную Америку с Южной, он пришел к выводу, что США удалось избежать многих пороков последней, потому что “у североамериканцев меньше милитаристского духа” . Руй Барбоза высоко оценил “Инструкции правительства США армиям на поле боя” как первую попытку ограничить военные действия определенными правовыми рамками; за ними последовали женевская конвенция 1864 г., Санкт-Петербургская декларация 1868 г., Брюссельская декларация 1901 г. и гаагские конференции 1899 и 1907 гг. Видя в этих документах шаги к постепенному ограничению так называемого права войны с тем, чтобы изжить ее из правосознания человечества, он вел последовательную кампанию против национализма, как источника войн: “Знамя национализма, развернутое записными патриотами, среди которых оказались и очень красноречивые, знатные и просвещенные люди, это - знамя эгоизма, недоверия и упадка. Под ним нельзя разрешить ни одного вопроса и нельзя обеспечить никакой безопасности” . В глазах Барбозы образ США выглядел как образ нации, враждебной войне благодаря своим обычаям, природе, институтам и истории .

В то же время он оценивает гражданскую войну как революцию за отмену рабства, которая грозила распадом США, как одну из самых кровавых войн, которые знало человечество, но войну во имя гуманистических чаяний . “Звезды небесные не сопрягаются с интересами ада. Прогресс и порядок не могут служить беспорядку и силе. Обращение к Распятию не может прикрывать жестокость и варварство. Поэтому Старый Свет не обманывается, когда он обращает свои взоры к Новому Свету в надежде, что от этих демократий утвердится христианское мировоззрение народов и правительств, которое поможет им противостоять попыткам завладеть всей землей грубым насилием и взяться за тяжкий труд обновления международной жизни на основе права” . В фигуре Джорджа Вашингтона его привлекали прежде всего высокие моральные качества, политическое искусство, предусмотрительность, чувство меры, завидная гибкость, властный стоицизм, что позволило избежать злоупотребления властью и не поддаваться изменчивым настроениям толпы. По мнению Барбозы, эти качества обеспечили защиту рождавшихся институтов республики и передались новой жизни, положили начало ее традициям. Среди этих качеств Барбоза особенно выделяет отвращение к угнетению, в том числе к угнетению других наций . В этом контексте Руй Барбоза порицал политику “большой дубинки” Теодора Рузвельта и Элью Рута и указывал, что у них немало подражателей, претендующих на роль международного полицейского . Он преклонялся перед Франклином, Джефферсоном и Линкольном, восхищался талантом Лонгфелло.

Бразильский писатель и публицист Жозе Бенту Монтейру Лобату (1883-1948) побывал в США в самый разгар “великой депрессии”. Он запечатлел образ этой страны на конец 20-х - начало 30-х годов в грандиозном очерке “Америка”, написанном в форме путевых заметок, диалога бразильца с вымышленным спутником, англичанином.

Автор размышляет о том, как бы превратить Бразилию в Соединенные Штаты Южного полушария. Его произведение призвано раскрыть секрет “американского успеха”, сделать его достоянием бразильцев. В этом смысле Монтейру Лобату как бы перенимает эстафету у Сармьенто, но почти столетие спустя. В его глазах США - олицетворение “высокой индустриальной цивилизации” . “Американец гордится высоким уровнем жизни, - констатирует бразильский писатель. - Ни одна другая страна не достигла такого уровня. Он кажется недостижимой мечтой” .

Этот уровень, по мнению писателя, является логическим следствием роста эффективности труда человека, достигнутого при помощи машин. В этом смысле эффективность труда американца оценивается в 42 пункта, а европейца в 13 пунктов по сравнению с единицей, т.е. уровнем “естественного труда, вооруженного только мускульной силой” .

В другом своем очерке Монтейру Лобату пишет, что сталь и нефть движут машиной, а машина делает человеческий труд плодотворным. Секрет американского процветания заключен в машине. Беда Бразилии - в отсутствии машинизации. Он с грустью отмечает, что в музее торговли бразильский отдел выглядит так же, как и сто лет тому назад, во времена Педру II. Это - облик колонии, торгующей только сырьем .

Результативность труда американца, утверждает бразильский публицист, связана с развитием науки и образования в США. В этом он повторяет тезис Сармьенто. По наблюдению Монтейру Лобату, Линкольн создал самую большую библиотеку в стране - библиотеку конгресса, чтобы законодатель не мог сослаться на свое “незнание”, чтобы он был вооружен самым передовым опытом и знанием, постоянно совершенствовался. Он с восхищением рассказывает и об опыте американских библиотек для детей, о системе колледжей и университетов.

Для бразильца казалось странным, что в Северной Америке республиканская система действовала, что избиратель голосует свободно, что за него идет реальная борьба и что в Белый дом попадает тот, кто действительно получил большинство. Особенно удивительным для бразильцев было то, что женщины принимали активное участие в выборах . Но, по мнению писателя, действенность избирательной системе придает экономическое развитие. В США экономическая самостоятельность дает основу моральной независимости и превращает человека в настоящего избирателя. Именно этого недоставало в современной писателю Бразилии, хотя она и скопировала республиканские законы у США . По этой же причине в таких странах, как США, Швеция, Норвегия, Англия, не нужны и невозможны революции. Для этих стран, несмотря на циклические экономические кризисы, банковские крахи, характерна большая стабильность. Ее административная система, в отличие от южноамериканской, выделяется также способностью вовремя и жестко собирать налоги, принуждать к соблюдению законности все население.

Потребность в индустриализации и преодолении аграрного традиционализма, которая стоит в центре забот Монтейру Лобату, остро осознавалась латиноамериканцами в 20-30-е годы. Националистическое движение и примкнувшая к нему часть левого лагеря сделали индустриализацию стержнем своей социально-политической стратегии. Ласаро Карденас в Мексике, Жетулиу Варгас в Бразилии, Альфонсо Лопес в Колумбии, Хуан Доминго Перон в Аргентине энергично принялись проводить в жизнь эту стратегию, которая, в основном, была реализована и завершена в 60-е годы. Но за это время США совершили новый качественный скачок и начали переходить к следующей стадии развития, к формированию информационного общества. И тогда на рубеже 70-80-х годов происходит очередная смена образа США и выдвигается новая задача в Латинской Америке, задача модернизации.

На Пиренейском полуострове после первой мировой войны острота негативного восприятия образа США, связанная с переживаниями испано-американской войны, постепенно спадала. Гражданская война в Испании и приход к власти диктатуры Франко с его претензиями на паниспа- низм снова оживил антиамериканские настроения. Но после второй мировой войны в связи с противостоянием двух блоков положение стало меняться. Салазаровская Португалия была допущена в НАТО и стала военным союзником США. В 1951 г. были заключены соглашения между франкистской Испанией и США, получившими военные базы на ее территории. Это нанесло определенный ущерб демократическому имиджу США. Негативно воспринималась эта ситуация и в Латинской Америке, где правительство США также часто поддерживало военные диктатуры, исходя из блоковых соображений холодной войны. В своих лекциях, прочитанных в Буэнос-Айресе в 1928 г., и затем в знаменитой книге “Восстание масс” представитель “поколения 1898 года”, выдающийся испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) указал среди прочих на одну из причин духовного упадка Европы, а именно на ложное представление о Соединенных Штатах, которое сложилось у европейских народов. Речь идет об образе молодого народа, которому без многовекового опыта трудных исканий и борьбы удается создать новый тип жизни. В нем оказывались изжитыми почти все обременяющие людей пороки и недостатки. Этот ложный образ заставлял европейцев усомниться в своих творческих способностях и героических деяниях прошлого. Сопоставляя себя с этим образом, Европа чувствовала себя безвозвратно потерянной, превзойденной. Она ожидала, что для решения ее проблем придут высшие существа и установят новый образ жизни, более высокий, чем тот, который знает вся предшествующая история человечества. Такое чувство вызывало у европейцев отвращение ко всему, что они сами делали, и подрывало их жизненную энергию. Но великая депрессия вызвала крах идеализированного образа США у европейцев, заставила американцев усомниться в самих себе. Начался период американской депрессии и европейского возрождения .

По мнению Ортеги, Америка - и Северная и Южная переживает еще колониальную стадию своего развития, она еще не достигла возраста зрелости, это - молодые, с высокой технологией нации, но в культурном и социально-психологическом отношении стоящие на гораздо более низкой стадии развития, чем европейские. Этим Ортега объясняет стандартизованность американцев и их жизненную напористость, ощущение избытка жизненной энергии . Единственное преимущество

США перед Европой заключается в их молодости, но этому достоинству невозможно подражать. Напротив, возмужав и вступив в пору зрелости, США сами станут следовать Европе в главном .

В этих культурологических отношениях Ортега проницательно проводил параллели между США и Советской Россией, между Нью- Йорком и Москвой, несмотря на противоположность социальных систем. “Америку, в определенной степени, можно назвать райским пристанищем масс”,-утверждал Ортега .

“То, что определенный уровень жизни сегодня находится там, где раньше был уровень жизни меньшинства, - факт новый для Европы, однако он не нов для Америки, где воспринимается как нечто само собой разумеющееся и естественное... То психологическое состояние, при котором каждый чувствует себя господином и хозяином самого себя и равным любому другому индивиду, которое в Европе, как правило, удавалось завоевать исключительному меньшинству, в Америке стало нормой почти с XVIII в.”

«...В Америке существовал более высокий уровень жизни “среднего человека”, резко контрастировавший с уровнем жизни “высшей” прослойки, более низким по сравнению с той же частью европейского населения. Но историю, как и сельское хозяйство, питают долины, а не горы; история ориентируется на среднесоциальный уровень, а не на уровень недостижимых вершин. В наше время все выравнивается: размеры состояний, культурные уровни различных общественных классов, стираются различия между полами. А самое главное: выравниваются жизненные уровни континентов... Сегодня по своему жизненному тонусу средний итальянец, средний испанец или средний немец отличается гораздо меньше от американца или аргентинца, чем тридцать лет назад» . В Америке под маской последних технических изобретений скрывается первобытный народ. И теперь Уолдо Франк в своей книге “Новое открытие Америки” открыто заявляет об этом. Америка еще не прошла через горнило больших испытаний, она еще по-настоящему не страдала, и поэтому было бы иллюзией думать, что она может обладать достаточными достоинствами, чтобы удержать в своих руках власть над миром” .

По-видимому, Ортега недооценивал значение Гражданской войны для формирования американской нации. Здесь явственно видно, как ев- роцентристский подход к Соединенным Штатам отличается от образа, сложившегося у латиноамериканских народов.

Известный испанский философ и публицист Хулиан Мариас, последователь Ортеги-и-Гассета, преподавал в Гарвардском, Калифорнийском и Йельском университетах США в 50-е годы и затем неоднократно выступал в университетских аудиториях этой страны. Он опубликовал в Испании и Латинской Америке много книг и статей, в которых отображен образ США. Наиболее известная из них, вышедшая несколькими изданиями - “Соединенные Штаты в перспективе” . В этой книге автор старается нарисовать цельный образ США глазами европейца, европейского испанца.

Первое, что бросается в глаза европейцу, - очевидное и в то же время относительное единообразие США, несмотря на огромную территорию и различное происхождение населения.

Своими корнями культура Соединенных Штатов уходит в Грецию, Рим и Палестину. Но уже во втором поколении европейцы, обосновавшиеся в США, чувствуют себя чужими на родине своих предков. Мари- ас напоминает, что в 1790 г. США населяли 4 млн человек, а затем из Европы в них перебрались более 40 млн. В отличие от испанцев, приезжавших в Америку, но вернувшихся на родину (только меньшинство оставалось по своей воле в колониях), уезжавшие из Европы в США в подавляющем большинстве оставались там навсегда. По мнению Мариа- са, эта оторванность от родины породила у американцев чувство одиночества, которое, в свою очередь, сплотило их в единообразное “американское общество” и противопоставило европейцам. Ведь уезжали за океан несогласные, недовольные и обездоленные, но энергичные и предприимчивые. Чувство одиночества заставляет обращаться к Богу. Лишь один процент взрослых американцев не верит в Бога, лишь 11%- не христиане, хотя в США в 1951 г. было зарегистрировано 265 разных религиозных корпораций, сект . Религиозность сплачивает американское общество.

Из-за большого наплыва иммигрантов в каждом поколении оказывалась чрезвычайно большой доля взрослого населения, которое, вливаясь в зрелое общество, значительно ускоряет темп исторического процесса. В основе этого ускорения лежит инновационный потенциал американского общества, личности гражданина. Поэтому испанский философ уделил основное внимание системе образования и развитию науки и культуры в США, их специфике, во многом устремленным в будущее. Но если у европейцев устремленность в будущее зиждется на тысячелетних традициях и сопряжена с известной опьяненностью утопическими иллюзиями, то американцев с их кратковременной традицией спасает от футуристических иллюзий присущий им утилитаризм. Тем не менее они сумели выработать свой собственный стиль жизни, которому очень привержены, несмотря на множественность культурных корней и присущую им страсть к постоянной полемике по вопросам текущей жизни.

Хулиан Мариас подчеркивал, что его очерки о жизни США при всем критицизме в отношении разных проявлений однообразия были проникнуты глубокой симпатией к истории США, к американскому народу, демократии и свободолюбию. Это контрастировало с антиамериканизмом официальной франкистской пропаганды и идеологии левого лагеря .

Величайший поэт и драматург XX в., подло убитый франкистами в 1936 г., Федерико Гарсиа Лорка посетил Соединенные Штаты в самый разгар “великой депрессии” и дал мрачную характеристику “американской цивилизации”. Гарсиа Лорка принадлежит к следующему поколению испанской интеллигенции, “поколению 1927 года”, оно переместило акцент с национального момента “испанской трагедии” на социальный и тем самым способствовало вызреванию предпосылок Гражданской войны, как это ранее произошло в России. В своей книге “Поэт в Нью-Йорке. 1929-1930” Гарсиа Лорка так описал свое ощущение от американской цивилизации:

“Здесь лишь жужжат монеты злобным роем,

и для бездомных их укус смертелен,

А те, кто утром открывает двери, не ждут ни слов любви, ни райских песен, здесь свет закован в цепи скрежета и лязга, здесь все науки срезаны под корень, здесь люди носятся по улицам бессонным, как утлые челны по морю крови” .

“Нью-Йорк - механизированный Сенегал. Английская цивилизация не укоренилась на той почве” , - говорил поэт. “Умонепостигаемая архитектура и бешеный ритм, геометрия и тоска. Ритм неистовый, но радости нет. И человек, и машина - рабы ритма, рабы минуты. Граненые скалы тянутся в небо, но не вслед облакам и не в тоске по раю. Трагично и в высшей степени поэтично это единоборство небоскребов и неба” .

“Ощущение, что у этого города нет корней, настигает сразу же, и тогда понимаешь, отчего Эдгар По ударился в мистику и променял этот мир на спасительный хмельной угар” .

“В Нью-Йорке скрестились дороги всех рас, населяющих землю. Однако китайцы, армяне, русские, немцы так и остались иностранцами. Да и остальные. Иное дело негры. Неоспоримо, что их воздействие на Северную Америку огромно; хотите вы того или нет, но самое духовное и задушевное здесь - негры” . “Их тоска - духовный стержень той Америки... Если бы не их искусство, в Соединенных Штатах не осталось бы ничего, кроме техники и автоматов” .

Известный бразильский журналист, литературный критик, писатель, заведующий гражданской канцелярией президента Кубичека, затем посол Бразилии в Португалии Алваро де Баррос Лине (1912-1970) в своей книге “Миссия в Португалии” весьма жестко охарактеризовал политику США в отношении диктатур Салазара и Франко. «По правде говоря, Португалия и Испания ныне не столько союзники, сколько зависимые от США страны. Иберийский полуостров стал в Европе территорией, оккупированной североамериканцами. При этом обе стороны получают от этого “согласия” свои выгоды. С одной стороны, обе диктатуры получают от Соединенных Штатов поддержку в сложных внутриполитических обстоятельствах и международную неприкосновенность со стороны других государств. Кроме того, они получают солидную помощь от экономических соглашений, что позволяет им поддерживать свой торговый баланс. На них проливается золотой дождь в виде займов на общественные работы, полное военное оснащение и содержание господствующих там милитаристских группировок под предлогом защиты “западной христианской цивилизации”. Как и диктатура Франко, диктатура Салазара, коррумпированная и изжившая себя, была готова рухнуть и исчезнуть. Но она продолжает жить, как и диктатура Франко, главным образом, благодаря помощи и престижу Соединенных Штатов» .

По признанию одного из основоположников латиноамериканского националистического движения, перуанского политического деятеля Виктора Рауля Айя де ла Торре (1895-1979), это движение было обязано своим рождением в идейном отношении антиимпериалистам и пацифистам США. В письме от 21 мая 1953 г. к своему соратнику, перуанскому политическому деятелю, литератору Луису Альберто Санчесу, Виктор Рауль Айя де л а Торре утверждал: “Антиимпериализм как движение и как термин родился в США между 1890 и 1900 годами... Этот антиимпериализм можно сопоставить с нашим, с поправкой на пространство и время, так как он был направлен против экономической и политической экспансии в остальном мире” .

По мнению идеолога латиноамериканского национализма, выдвинутый им девиз “межамериканизм без империи” и давление на политическую элиту США изнутри и извне позволили добиться в 30-е годы пересмотра ею своей латиноамериканской политики, замены ее на “политику доброго соседа”, а в 60-е годы - на “союз ради прогресса”. Многие из американских антиимпериалистов оказывали содействие и даже принимали личное участие в националистическом движении Латинской Америки. Именно они первыми очень красочно и убедительно нарисовали образ “американского национализма” и помогли латиноамериканским интеллигентам перевести его на свой язык, приспособить к местным обстоятельствам. Этот процесс обострился в 20-е и 30-е годы, когда из-под пера националистов вышло множество политических памфлетов, обличавших “американский империализм” и противопоставлявших ему “латиноамериканизм”.

Во время второй мировой войны усилилось размежевание среди националистического движения Латинской Америки, которое обозначилось еще в середине 30-х годов, особенно после прихода к власти в США демократов во главе с Ф.Д. Рузвельтом и после того, как стала проводиться в жизнь “политика доброго соседа” с ее склонностью к диалогу и взаимовыгодным компромиссам. Националисты, в своем большинстве, распознали угрозу ликвидации самостоятельности латиноамериканских государств в случае победы “стран оси”, что сопровождалось бы германизацией, итальянизацией и испанизацией Латинской Америки. Вступление США в войну со “странами оси” было одобрительно встречено большей частью латиноамериканской политической элиты, в том числе и националистически ориентированной.

Однако в Южной Америке, где существовали влиятельные германские и итальянские колонии, находившиеся под идеологическим влиянием фашизма, и где часть местных националистов ориентировалась на “страны оси”, усилились антиамериканские настроения. Они эксплуатировали социально-экономические тяготы населения, вызванные разрывом традиционных хозяйственных связей с Европой. Кроме того, эти настроения подогревались кругами, ориентировавшимися на франкистскую Испанию и салазаровскую Португалию, занимавшими в начале войны позицию благожелательного нейтралитета и служившие мостом для “стран оси” в их операциях в Западном полушарии. К тому же английские круги, особенно связанные с “клайвденской кликой” и имевшие неплохие позиции в Южной Америке, не упускали случая, чтобы не подставить подножку своим североамериканским конкурентам в этой части света. Они также приложили руку к формированию негативного образа США в эти годы и особенно преуспели в этом в Аргентине и, в меньшей степени, в Чили. Наиболее рельефно эти антиамериканские настроения выразил президент Аргентины Хуан Доминго Перон (1895-1974).

В то же время в период второй мировой войны значительно укрепились межамериканские связи, особенно по линии Панамериканского союза. Почти все латиноамериканские республики внесли заметный экономический вклад в победу союзников во второй мировой войне. Бразилия и Мексика послали воинские подразделения соответственно на европейский и азиатский театры военных действий против “стран оси”, взаимодействуя с вооруженными силами США. Так укрепился военно-политический союз США с их латиноамериканскими партнерами, особенно в рамках Организации Объединенных Наций. Этот союз оформился путем преобразования Панамериканского союза, который слишком очевидно ассоциировался в глазах латиноамериканцев с доминированием США и давал повод говорить о “невидимой империи США”, в Организацию американских государств как региональную организацию в рамках ООН. При этом наиболее тесные отношения в ходе военно-политического сотрудничества периода второй мировой войны сложились между США и Бразилией. В правящих кругах Бразилии снова окреп традиционный для республиканского периода образ США как дружественной державы, способствующей прогрессу страны и укреплению внутреннего порядка, рассматривающего Бразилию как “привилегированного союзника”. Это вызывало ревность и недоверие в политической элите соседней Аргентины, где, как известно, и без того существовали сильные антиамериканские настроения.

После интервенции США в Гватемале в 1954 г. известный писатель и педагог, бывший президент этой страны Хуан Хосе Аревало выпустил книгу “Притча об акуле и сардинах” , в которой представил отношения США с их латиноамериканскими партнерами по Организации американских государств в виде союза акулы с сардинами. Этот образ охотно использовался не только латиноамериканскими националистами и коммунистами. Он был взят на вооружение советской пропагандой, направленной на так называемый третий мир в период распада колониальных империй в Азии и Африке и складывания там системы самостоятельных государств, чтобы вызвать недоверие к США как “нео- колониальной державе” и их эвентуальному партнеру.

Латиноамериканские националисты пользовались этим образом США в несколько иной интерпретации, нежели та, которую старались навязать им коммунисты. Националисты по общему правилу отвергали экономический редукционизм и истматовский детерминизм последних, апеллируя к доводам культурологического, религиозно-этического и геополитического порядка. В середине XX в., почти вплоть до кариб- ского кризиса, националистические круги Латинской Америки руководствовались идеей геополитического детерминизма и не допускали мысли о практической вероятности распространения влияния “советского блока” на Западное полушарие. При этом они не брезговали шумихой об “экстраконтинентальной опасности”, чтобы получить внутриполитические преимущества перед своими местными коммунистическими соперниками, с одной стороны, и выторговать финансово-экономические льготы и военную помощь у США - с другой. В националистическом лагере в этот период можно выделить два основных направления - одно социал-демократической, другое - социал-христианской или христианско-демократической ориентации. Здесь заметно традиционное для националистов культурное, духовное тяготение к Западной Европе, где, за исключением Франции и Англии, в послевоенный период в основном политическая жизнь определялась “качелями” между социал- демократами и христианскими демократами. Но в Латинской Америке политическая картина была гораздо более многообразной, чем в Западной Европе, и степень политической стабильности была на порядок ниже, а воздействие США на порядок выше.

Поэтому имеет смысл посмотреть, как отличалось видение роли США для Латинской Америки в глазах националистически настроенных лидеров социал-демократической и социал-христианской ориентации. Президент Венесуэлы и один из видных деятелей Социалистического Интернационала Карлос Андрес Перес (род. в 1922 г.) сразу же после своего вступления на пост президента в 1974 г. стал настаивать на интеграции Латинской Америки и необходимости ее диалога с “великим северным соседом”. Он видел в зависимости латиноамериканских стран от центров мировой власти основную экономическую причину неудачи планов ускоренного развития своих народов.

Венесуэла с конца 50-х годов последовательно выступала поборником демократической институционности в Латинской Америке и традиционно осуждала военные перевороты, к которым во многих случаях прилагали руку правящие круги США. Рассуждая о причинах неоднократных неудач латиноамериканцев в утверждении принципов представительной демократии, Перес задался вопросом, насколько североамериканское участие повлияло на эту ситуацию. И ответил: “Общим местом стало списывать все наши собственные ошибки и недостатки на агрессию Соединенных Штатов, их акции в нашем полушарии. Было бы непростительной неправдой доказывать их непричастность к этому. Но и настаивать на их абсолютной ответственности за все то, что происходит в Латинской Америке, значило бы впасть в опасную ошибку, обнаружить комплекс неполноценности. Такой подход мог бы сбить нас с курса исправления сложившегося положения путем истинной интерпретации Латинской Америки , что поможет обретению своей идентичности, пониманию своего предназначения. Империализм Севера навис над нами гораздо позже того, как метисская Америка сбилась с курса, увлеченная в водоворот каудильизма и всевозможных авантюр” .

Карлос Андрес Перес убеждал своих североамериканских партнеров быть ими не только на словах, а в реальной политике и тем самым поставить межамериканские отношения на здоровую основу учета взаимных интересов. “Мы - часть Западного полушария. К Северу от Латинской Америки великая нация ожидает проявления нашей солидарности так же, как и мы ожидаем от нее проявления искренней и подлинной солидарности” . В частности, президент Венесуэлы считал, что проявлением такого поворота могло бы стать подписание договора между США и Панамой о передаче под юрисдикцию Панамы зоны канала. Как известно, такой договор США был подписан и выполнен.

Несколько иное видение роли США, но все же совпадающее в главном, мы встречаем в позиции одного из самых авторитетных представителей латиноамериканской, да и международной христианской демократии, президента Чили в 1964-1970 гг. Эдуардо Фрея Монтальва (1911-1982). Как и его венесуэльский коллега, президент Чили не забывал об империалистических тенденциях в латиноамериканской политике США. Так же настаивал на необходимости интеграции Латинской Америки на демократической основе. На встрече президентов Западного полушария в апреле 1967 г. Эдуардо Фрей Монтальва подчеркивал важность поиска Латинской Америкой собственных путей развития, с учетом своих корней, своего исторического опыта, поиска, который укреплял бы самостоятельность и достоинство ее народов. Президент Чили рассматривал как важнейшее условие успеха этого поиска “содействие Соединенных Штатов”, которые пока не оправдали возложенные на них южными соседями надежды, появившиеся после заключения “Союза ради прогресса” .

Главную роль в утверждении образа США в ибероамериканском обществе играли и продолжают играть американская литература и искусство. Речь идет не только о художественных произведениях на английском языке, распространяющихся в этих странах, но и о переводах американских авторов на языки народов Испании, Португалии и Латинской Америки, главным образом на испанский язык.

В этом плане наряду с известными издательствами Испании и Латинской Америки, выпускающими переводную художественную литературу, такими, как, например, испанское издательство “Агилар”, заслуживает внимания серия североамериканских текстов (50 названий ~ литературные произведения, исторические документы и исследования, социологические работы и отдел “разное”), опубликованных в 90-е годы испанским Университетом области Леон. Это издание замечательно тем, что все тексты даны параллельно на английском и в переводе на испанский язык. Здесь вышли произведения Синклера Льюиса, Уолта Уитмена, работы Ральфа Эмерсона, философские труды Джорджа Сантаяны об американском театре, исторические документы и произведения и т.д.

После второй мировой войны очень большой вклад в формирование образа США как лидера западной демократии и свободной культуры внес Конгресс в защиту свободы культуры, выпускавший на испанском языке журнал “Куадернос” (“Тетради Конгресса в защиту свободы культуры”), в котором выступали многие видные деятели свободы культуры США.

В 40-60-е годы на латиноамериканскую литературу и общественность серьезное влияние оказывали произведения не только О’Нейла, Синклера Льюиса, Джона Дос-Пассоса, Эрнеста Хемингуэя, но и Теннеси Уильямса, Торнтона Нивера Уайлдера, Уильяма Фолкнера, Уильяма Карлоса Уильямса, Роберта Фроста, Артура Миллера. Внимание латиноамериканских деятелей культуры привлекли в этот период и сочинения не пользовавшегося здесь известностью при жизни Германа Мел- вилла. Особенно сильное влияние на современных латиноамериканских писателей оказала проза Уильяма Фолкнера и Эрнеста Хемингуэя. Речь идет также о таких классиках, как перуанец Варгас Льоса, колумбиец Гарсиа Маркес, мексиканец Фуэнтес, уругваец Онетти.

Выдающийся представитель латиноамериканского “магического реализма” , колумбийский писатель и публицист Габриэль Гарсиа Маркес в ряде своих произведений, особенно публицистике, негативно охарактеризовал политику США в отношении Латинской Америки, особенно поддержку диктаторских режимов . В журналистской заметке 1954 г. “Мистер Америка” он запечатлел типичный образ американца в лице Ричарда Дюбра, который в 21 год весит 103 кг, сам готовит себе завтрак из двух яиц, куска ветчины и четырех гренков. Он носит желтые ботинки и синий костюм “электрик”, с меланхоличным видом сидит в баре перед экраном телевизора, а справа от него - холоднейшая кока-кола. Во время разговора не перестает жевать жвачку и горячо верит во все то, во что США верит как нация . В другой заметке, написанной по поводу кинофильма, журналист замечает, что везде в так называемом свободном мире североамериканцы ведут себя так, как будто они забыли, что, выезжая из Соединенных Штатов, они превращаются в иностранцев .

Перуанский писатель и политический деятель Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) в своем очерке 1989 г., посвященном роману Джона Дос Пассоса “Манхеттен”, оценивает его не только как одно из самых замечательных художественных произведений критического реализма современности, но и как грозное предостережение, которое словно меч нависает над нашими головами. Подлинным героем романа писателю видится Нью-Йорк как современный Молох, пожирающий без остатка его обитателей, с караванами рычащих автомашин и грудами мусора, вырвавшийся из-под контроля людей. Он мчится в неудержимой гонке, обусловленной собственной динамикой, к некоей цели, которая, как мы предчувствуем, может обернуться только коллективной гибелью, катастрофой. После публикации романа прошло 65 лет. Капитализм пережил предсказанный кризис, затем вторую мировую войну, холодную войну, распад европейских империй и выглядит ныне как никогда за всю свою историю крепким. Не капитализм, а социализм как система переживает в наши дни процесс распада в мировом масштабе.

Но романист не ошибся, указав на ахиллесову пяту индустриальной цивилизации. Она делает людей более преуспевающими, но не более счастливыми. Она вытесняет нищету, невежество, безработицу, даже дает большинству материально обеспеченную жизнь. Но она не избавляет людей от всеразъедающего ощущения пустоты, духовной фрустрации, неполноценности жизни, лишенной величия и направления. “Сможет ли современная цивилизация, которая справилась со столькими вызовами, ответить и на этот? Найдет ли способ обогатить людей материально и духовно, помочь им справиться не только с демонами материальной нужды, но и с демонами эгоизма, одиночества, той этической дегуманизации, что постоянно питает источник несчастий и падений в самых зажиточных обществах нашей планеты? Пока индустриальная и технологическая цивилизация не даст нам позитивного ответа на эти вопросы, занесенный меч будет висеть над нашими головами” .

Пожалуй, противоречивость восприятия США наиболее рельефно показал мексиканский поэт Октавио Пас. “Наше латиноамериканское видение Соединенных Штатов отличается тем, что нам чудится в них нечто необычайное и химеричное. Так для Рубена Дарио первый Рузвельт был не более и не менее чем воплощением Навуходоносора. Когда Хорхе Луис Борхес посетил Техас, первое, что ему пришло в голову, было сочинить поэму в честь защитников Аламо. Это все припадки ярости, зависти или признательности. Для нас Соединенные Штаты одновременно и непротиворечиво предстают как Голиаф, Полифем и Пантагрюэль” . В лекции, прочитанной в Остине (Техас), Октавио Пас рисует образ Соединенных Штатов как неразделимый с образами их латиноамериканских соседей. “Вот уже более века эта страна предстает перед нами как реальный гигант, но в нем едва заметно что-то человеческое. Улыбающиеся или разгневанные, одаривающие или скупые Соединенные Штаты не слышат нас и не смотрят на нас, но они идут и, походя, ступают по нашим землям и давят нас. Невозможно остановить гиганта. Другое дело, хотя это и нелегко, заставить его слышать других. Если он услышит, появится возможность сосуществования. Из-за своих корней (пуританин говорит с Богом и с самим собой, но не с другими) и особенно из-за своего могущества североамериканцы превосходят других в монологе: они красноречивы и знают цену молчанию. Но разговор - не их стихия; они не умеют ни слушать, ни поддерживать его. Хотя до сих пор почти все наши попытки завязать с ними диалог оканчивались неудачей, в последние годы мы наблюдаем такие события, которые, может статься, предвещают какие-то перемены в этом подходе”77. И далее мексиканский мыслитель замечает в США глубокие перемены, бунты негров, чикано (североамериканцев мексиканского происхождения), молодежи, женщин, деятелей искусства и интеллигенции. Все эти движения и по причинам, которые их вызывают, и по вдохновляющим их идеям несопоставимы с теми движениями, что сотрясают Латинскую Америку. Поэтому, говорит Пас, было бы ошибочно копировать их. Однако все эти движения развивают такую способность к критике и самокритике, какую не сыскать в Латинской Америке.

«Мы еще не научились по-настоящему свободно думать. Это не интеллектуальный, а моральный недостаток. Ценность духа, говорит Ницше, измеряется его способностью перенести правду. Одна из причин нашей неспособности к демократии заключается соответственно в нашей неспособности к критике. Североамериканцы, по крайней мере лучшие из них, совесть нации, стараются теперь взглянуть на правду, правду о себе, не зажмуриваясь. Впервые в истории Соединенных Штатов (раньше это было уделом нескольких поэтов и философов) там наблюдается могучее течение в общественном мнении, которое подвергает сомнению ценности и верования, на которых взросла англо-американская цивилизация. Те, кто стоит во главе прогресса, теперь его критикуют... Критика прогресса предвещает и другие перемены. И если меня спросят, смогут ли США вступить в диалог с нами, то я отвечу, что они это сделают, при условии, что раньше научатся разговаривать друг с другом, со своим “другим я” - со своими неграми, чикано и со своей молодежью» .

Октавио Пас замечает, что противостояние США и Латинской Америки не относится к противостоянию между разными цивилизациями, а выражает противоречия другого ряда, в рамках одной и той же цивилизации . Он восхищается доверчивостью и уверенностью в себе североамериканцев. Ему нравится их веселость и удовлетворенность окружающим миром, которая впрочем не препятствует решительной и мужественной критике ими этой действительности, критики, какую редко можно наблюдать у южных соседей. Но это - критика реформистского, а не революционного типа, она направлена на устранение злоупотреблений, а не на низвержение основ. Октавио Пасу кажется, что США - это общество, которое хочет реализовать свои идеалы, не стремится заменить их иными идеалами. Каким бы угрожающим ни представлялось ему будущее, это общество верит в свою способность выжить. Эта вера североамериканцев в благость естественной жизни, в бесконечное богатство и разнообразие ее возможностей не отражена в современной литературе США, которая рисует жизнь в мрачных тонах, но она светит на лицах, брызжет в словах, проявляется в поведении всех, с кем писатель сталкивался.

В своей книге “Латиноамериканцы и североамериканцы” боливийский журналист, просветитель, дипломат Мариано Баптиста Гумусио (род. в 1933 г.) жалуется на то, что жители Латинской Америки и США пользуются искаженными штампами в общении друг с другом. Будучи послом Боливии в США он задался вопросом, в какой степени сложившийся у латиноамериканцев образ этой страны соответствует действительности. И ответил: “Настойчивая пропаганда, подогреваемая политическими и идеологическими соперниками, всегда изображала нашего северного соседа в качестве центра экономического империализма, представляла его как бастион консервативной реакции, расхитителя природных ресурсов всего мира и прежде всего наших бедных стран. В холодной войне... накапливаются и лживые утверждения, и полуправда по обе стороны от линии водораздела. В этом смысле Латинская Америка является жертвой не только действительных и мнимых грабежей со стороны северного соседа, но и этой пропагандистской войны, которая навязывает нам одну сторону медали” . Чтобы составить себе правдивый образ США, латиноамериканцу требуется взвешенный подход без идеологических шор и политических предрассудков, отказ от червячка зависти, когда смотришь на невероятно богатое и могущественное общество, утверждает боливийский государственный деятель. Он пишет о серьезных проблемах, с которыми сталкиваются Соединенные Штаты, об очагах нищеты посреди их богатства. Функция сверхдержавы, которую приходится выполнять Соединенным Штатам, сопряжена с огромной ответственностью и почти всегда с неприятными обязанностями. Чувство превосходства, которое обнаруживают североамериканцы в общении с иностранцами, это всего лишь компенсаторный трюк, которым они стараются скрыть свое смятение и неуверенность. Погоня за богатством и успехом как высшими ценностями этого общества оставляет за собой бесчисленные жертвы в виде неврастеников, пьяниц и наркоманов.

В сложном североамериканском обществе власть отнюдь не концентрируется в Белом доме и конгрессе. К ней причастны все социальные группы, которые ценой больших жертв и боев, порой кровопролитных, добиваются признания своих прав и своего участия во власти.

Баптиста Гумусио разделяет точку зрения французского философа Ревеля о том, что США является единственной страной в мире, где ныне одновременно протекают революционные преобразования в пяти сферах общественной жизни - политической, социальной, технологической и научной, культурной (система ценностей и норм) и в системе международных отношений. В остальных государствах эти преобразования идут в двух-трех сферах, не совпадают по времени, либо вовсе отсутствуют.

Американская цивилизация как исторический феномен. Восприятие США в американской, западноевропейской и русской общественной мысли. - М.: Наука, 2001. - 495 с