Б.М. ШПОТОВ Экономическая культура американскго бизнеса

Предпринимательство - один из важнейших экономических, социальных и культурных факторов, формировавших американскую цивилизацию на всех этапах истории США. В Соединенных Штатах изначально сложились благоприятные условия для широкого, свободного и быстрого развития предпринимательства. Колонизация громадного пространства свободных земель на началах переселенческого капитализма потребовала, в качестве основного условия, максимальной хозяйственной инициативы, трудолюбия, изобретательности, деловой хватки. Все это стало историко-культурной направляющей американской предпринимательской традиции.

В Соединенных Штатах раньше, чем в других странах, нашли самое широкое применение наиболее эффективные технологии, современные средства транспорта и связи, развились массовое производство и массовое потребление, создававшие “американский образ жизни”. США стали родиной крупных корпораций, менеджмента, маркетинга, связей бизнеса с общественностью (public relations). Но эволюция американского бизнеса шла не простым и не гладким путем: взаимоотношения компаний друг с другом, с другими социальными группами, государством и обществом не раз подвергались серьезным испытаниям, что вынуждало бизнесменов пристально вглядываться в окружающую действительность, иметь четкие представления о запросах и нуждах общества, как связанных, так и не связанных с рынком. Индивидуальная и институциональная (корпоративная) экономическая культура явилась основой восприятия и оценки ряда аспектов американской цивилизации наиболее дальновидными бизнесменами, неравнодушными к настоящему и будущему своей страны.

Настоящая статья не претендует на освещение истории предпринимательства в США или положения бизнеса в американской социально- политической системе. Речь пойдет о фундаментальных ценностях и принципах экономической культуры, которыми руководствовался бизнес, чтобы соответствовать не только особенностям системы, но и неписаным, культурным нормам и традициям страны. Так назывыемое ролевое поведение, т.е. осознание предпринимателями своей социальной миссии, восприятие ими общественных ожиданий и явилось, на наш взгляд, одним из символов американской цивилизации. Как и у других представителей элиты, идеи предпринимателей подчас расходились с их делами, но как часть общественной мысли, эти идеи обладали самоценностью, оставляли след в экономической культуре и могли быть реализованы какое-то время спустя.

В отличие от писателей, путешественников, философов, историков и всех тех, кто просто наблюдал и давал оценку действительности, предприниматели заявляли о себе как о людях, способных не только рассуждать о социальных проблемах, но и непосредственно участвовать в их решении. В мире большого бизнеса, как называли крупные корпорации американцы, постепенно сформировалась концепция его служения обществу, которая существенно изменилась за последние сто лет и трансформировалась в социальную ответственность. На протяжении XX в. и американское общество, и корпорации отошли от традиционного представления о том, что предприниматели заботятся только о прибыли, и если приносят пользу обществу, то неосознанно, благодаря распределительному механизму рынка. Учет общественных интересов стал в наши дни в США правилом, нормой деловой активности. В той или иной форме это происходило и в социально-культурной среде других стран .

Считаться с общественным мнением и дорожить своей репутацией - одна из давних культурных традиций Америки, берущая начало в общинах колониального периода, где люди различного социального положения соседствовали и уживались друг с другом. Повышенный интерес к жизни и деятельности зажиточной верхушки всегда был в порядке вещей, а неблагоприятные слухи и отрицательные суждения могли подорвать репутацию предпринимателя или политика. Еще Бенджамин Франклин личным примером доказал, сколь важно для успешной коммерции создать себе имидж делового человека (tradesman), чуждого праздности и расточительности .

Ранний тип американского бизнесмена представлял собой порождение Нового Света. Это были лидеры общины, верившие в гармонию общественного и личного процветания . Индивидуальное, семейное или партнерское владение фирмой, отсутствие монопольных и сословных ограничений, возможность начать дело и быстро разбогатеть с небольшим первоначальным капиталом создали молодому американскому бизнесу образ общедоступного занятия. Однако это положение изменилось, когда во второй половине XIX в. появился большой бизнес - сначала железнодорожные, затем крупные промышленно-торговые компании с акционерным капиталом (корпорации).

Их возникновение связано с масштабными структурными преобразованиями в экономике США, начавшимися после промышленного переворота и Гражданской войны. Они были подготовлены ростом внутреннего рынка, созданием самой протяженной в мире железнодорожной сети, появлением телеграфной, затем телефонной связи, которые стимулировали развитие массового сбыта и массового производства, основанного на применении новых технологий, новых видов сырья и источников энергии.

Экономической основой деятельности крупных корпораций стали массовое производство и массовый сбыт, которые позволяли разложить капитальные затраты на большее количество изделий и тем самым снизить себестоимость единицы продукции. Иными словами, чем больше товаров удавалось произвести и продать без значительного увеличения затрат, тем дешевле они стоили и быстрее раскупались, увеличивая массу прибыли (эффект масштаба). В организационном плане это означало рост компаний по вертикали путем создания собственных отделений по сбыту, а иногда и по добыче сырья, либо присоединения участвующих в данном бизнесе фирм, а также объединения с другими компаниями того же профиля для захвата большей доли рынка.

Факторами роста компаний становились также расширение географии сбыта (выход на новые рынки), расширение ассортимента продукции и другие. Все это повышало роль менеджмента, который позволял эффективно и рационально, с максимальной отдачей использовать вложенный капитал и результаты организационных изменений. Но эти изменения коснулись не всех отраслей промышленности, а лишь тех, где особенности производства и сбыта позволяли существенно снижать издержки и увеличивать массу прибыли за счет увеличения выпуска и реализации товаров .

То, что подобные новшества прежде всего распространились в Соединенных Штатах, отнюдь не случайно. При первоначально ограниченных человеческих и капитальных ресурсах американцы стремились решать все хозяйственные задачи быстрее и эффективнее, без лишних затрат. Они следовали принципам функционализма даже в мелочах, точнее, мелочей в таких вопросах не существовало . Американцы придавали рациональную форму даже простым инструментам, издавна применяли различные трудосберегающие устройства, первыми осознали важность сбережения времени (время - деньги). Все это создавало общий благоприятный фон для развития самых передовых форм экономической деятельности. Емкий и быстро растущий внутренний рынок требовал массы товаров и их ускоренной доставки. Перевозки больших партий грузов, как и технологии массового производства и стандартизации, позволяли развернуть дело в огромном масштабе, а телеграф и с конца XIX в. телефон давали возможность управлять и совершать сделки на любом расстоянии.

Однако за крупными капиталистами, и прежде всего железнодорожными и промышленными предпринимателями, сразу утвердилось прозвище “короли”, “создатели империй”, даже “бароны-грабители” (robber barons). Гигантские корпорации производили столь зловещее впечатление из-за невиданной ранее экономической мощи, быстро переросшей традиционную конкуренцию мелких фирм и рамки существующего законодательства, благодаря стремительному расширению и слияниям с другими компаниями, беспощадному подавлению более слабых конкурентов, громадным возможностям влиять на политическую сферу. Американцев тревожила необычайная быстрота их обогащения, применение новых, несвойственных среднему классу методов ведения дел, наконец, то, что большой бизнес нельзя было начать на базе любого промышленного или торгового заведения.

В Соединенных Штатах и раньше создавались крупные состояния, нажитые в торговле, банковском деле и в результате широкомасштабной земельной спекуляции. “Династии” миллионеров появились уже в первой половине XIX в. (Асторы, Джирарды, Эплтоны и другие). Множество злоупотреблений совершалось в ходе приватизации общественных земель. Погоня за долларами нередко сопровождалась вооруженным насилием. Однако методы наживы “джентльменов удачи”, вызывавшие тревогу в обществе, как, например, разгул земельной спекуляции перед Гражданской войной , оставались достаточно традиционными. С нечестными дельцами можно было бороться уголовными мерами.

Другое дело - крупные корпорации с их скрытым экономическим механизмом. Учреждение акционерных обществ, передача управления в руки менеджеров, разрастание размеров корпораций, овладение ими не только производством, но и торговлей не имели аналогов в прошлом и создали полный разрыв с традиционным предпринимательством. Многие средние американцы потеряли надежду противостоять Вандер- билтам, Рокфеллерам, Морганам и другим новоявленным “баронам”. Пессимистические и тревожные настроения подогревались прессой, выступлениями популистов, прогрессистов, социалистов и других критиков крупного капитала. Вера в то, что в Америке каждый может добиться успеха своим трудом, пошатнулась.

Отрицательному мнению о себе способствовали отчасти сами “бароны”. В 1882 г. один из железнодорожных предпринимателей - Уильям X. Вандербилт, объясняя репортеру “Нью-Йорк тайме”, почему отменено движение некоторых поездов на участке Нью-Йорк-Чикаго, произнес ставшую хрестоматийной фразу “Черт с ней, с публикой! (The public be damned)... Я не дам и ломаного гроша за дурацкую идею о том, что мы должны работать на кого-то, а не на самих себя... Когда мы что- то делаем, то только потому, что это выгодно нам... Железными дорогами управляют отнюдь не сентиментальные чувства, а принципы бизнеса...” “Я ничего не должен обществу”, - заявил однажды крупнейший банкир Джон Пирпонт Морган .

Тем не менее крупное производство и сбыт, как и перевозки по железным дорогам, были бы немыслимы без широких масс потребителей.

Никакие махинации не обеспечили бы колоссальных доходов “новых американцев”, роста их компаний, применения передовых технологий и выхода на новые, в том числе зарубежные рынки. Большие объемы продаж по умеренным ценам увеличивали массу прибыли, т.е. в экономическом смысле крупный бизнес действовал не только в собственных интересах, но и в интересах потребителей. Те же товары или услуги, производимые мелкими фирмами, стоили бы гораздо дороже.

Будучи по своим личным качествам “крутыми” предпринимателями, беспощадно вытеснявшими конкурентов и утверждавшими новые организационные формы бизнеса всеми доступными средствами, люди типа Вандербилта или Рокфеллера в общем добивались одного - повышения эффективности производства и сбыта. Вначале они игнорировали социальные и политические издержки экономических перемен, но были вынуждены повернуться лицом к обществу. Им пришлось принимать меры по скорейшему удовлетворению запросов потребителей, идти на некоторые уступки рабочим, считаться с законами, заниматься благотворительностью и в то же время не поступаться эффективностью новых форм предпринимательства.

Чтобы успокоить общественность и завоевать ее доверие, магнаты капитала прибегали и к большей открытости в делах, к широкому разъяснению социальной полезности и созидательных возможностей их компаний. Для создания благоприятного образа самих себя и руководимых ими компаний они нанимали пресс-агентов и журналистов.

В США стали печататься интервью, газетные статьи и книги, в которых основатели крупнейших компаний, рассказывая о своем бизнесе и о себе, пытались наладить доверительные отношения с публикой, вписать крупные корпорации в систему американских ценностей. Они старались доказать, что “корпоративный мир” руководствуется традиционными нормами морали и экономической культуры, а если и обновляет их, то неуклонно следует идее общественного блага и служения обществу. Среди бизнесменов, поднимавших тему социальной роли и ответственности бизнеса, его этики в конце XIX - первой трети XX в., выделялись Джон Д. Рокфеллер-старший, Эндрю Карнеги и Генри Форд, выступившие с серией книг автобиографического и мемуарного жанра, написанных от их имени журналистами.

Рассказывая о своей карьере в бизнесе, они давали понять публике, что богатство пришло к ним не по счастливой случайности и не вследствие каких-то махинаций или афер, а благодаря ориентации на массового потребителя, а также собственной честности, целеустремленности, настойчивости, сильной воле, трудолюбию, отсутствию вредных привычек, что еще с времен Б. Франклина стало хрестоматийным набором качеств делового человека. В этом отношении жизнеописания крупнейших американских предпринимателей походили друг на друга и имели целью создать идеальный образ миллионера из “низов”. Чтобы приобрести признание, этот образ должен был отвечать ожиданиям публики.

Разумеется, благоприятный литературный имидж сверхбогача рассчитан не на строгий суд, а на признание и одобрение общественности, очищен от всего порочащего и не опирается на всестороннее изложение фактов. Предприниматели откровенно и прямо излагали свои взгляды, давали оценки и делали выводы, не претендуя на научное исследование или написание учебника по экономике. В их мемуарах немало эмоциональных и спорных суждений. Они основывались только на практическом опыте. Однако проблемы, поднятые в этих книгах, чаще всего ставились в понятном широкой публике морально-этическом плане. Это и дает возможность установить, к каким ценностям апеллировали их авторы, чтобы прояснить и утвердить свое ролевое поведение в критический для большого бизнеса период.

Наиболее очевидные достижения крупные предприниматели видели в развитии массового производства и потребления товаров и услуг, которые благодаря своему удешевлению и развитию транспортной сети стали доступными для большинства населения. Так, основатель компании “Стандард Ойл” Дж.Д. Рокфеллер определял современную цивилизацию как изобилие материальных благ, необходимых для здорового образа жизни, совершенствование политических институтов и законодательства, которые создают максимальную степень личной свободы и равенство перед законом, развитие наук, литературы, искусства, нравственности и религии. Из этих компонентов цивилизации наибольшего развития в Америке достиг первый. По части удешевления товаров массового спроса, по их доступности для все большего количества людей Соединенные Штаты опередили все другие нации .

Ему вторил “король стали” Эндрю Карнеги: “Старые государства на Земле плетутся со скоростью улитки, а эта республика с грохотом проносится мимо наподобие экспресса. Соединенные Штаты, выросшие всего за столетие, уже добились выдающегося места среди других стран, и им предназначена судьба обогнать всех остальных в этой гонке. По населению, по богатству, по ежегодным накоплениям, по общественному кредиту... по производству в сельском хозяйстве и в промышленности Америка является сейчас лидером в цивилизованном мире” . К этой красочной метафоре, ставшей лейтмотивом его известной книги “Торжествующая демократия” (1886), Карнеги впоследствии добавил еще одно важное наблюдение, указав, что главная тенденция социально-экономического развития США заключается не в расслоении общества на богатых и бедных, а в более равномерном распределении богатства, в частности за счет удешевления товаров и роста заработков. И если отдельные люди все же становятся сверхбогачами, то их богатство, хотят они этого или нет, приносит пользу обществу.

Начавший свою карьеру с железнодорожного служащего, Карнеги доказывал невозможность утверждения полной частной монополии на этом виде транспорта. Взвинчивание тарифов для извлечения сверхприбыли обречено на провал, так как в этом случае появятся конкурирующие железные дороги. В результате американцы пользуются самым дешевым в мире транспортом, и перевозки грузов по железным дорогам в США в среднем почти втрое дешевле, чем в Европе. В Соединенных Штатах миллионеров больше, чем в других странах, но именно это, подчеркивал Карнеги, говорит о высокой степени развития бизнеса, который обогащает страну. Личное же потребление семьи миллионера ничтожно по сравнению с теми выгодами для общества, которые приносит организованное им дело. Бороться надо не с миллионерами, а с “трутнями”. Имущественное неравенство неизбежно и неуничтожимо, но бедность должна стимулировать стремление к успеху, который измеряется не обязательно большими деньгами, а прежде всего достижением материальной независимости, и не только благодаря занятию бизнесом, а путем овладения любой полезной профессией.

Крупные предприятия не уничтожают мелкий бизнес, и американцы вовсе не обречены на то, чтобы поголовно работать по найму и жить только на зарплату. Существуют широкие возможности стать акционерами, домовладельцами, фермерами, наконец, делать сбережения, что является нормой поведения цивилизованного человека и гражданина. Вкладывая деньги в банки, которые дают кредиты промышленникам, граждане участвуют в развитии национальной индустрии .

Первая заповедь делового человека - ориентация не на личное обогащение, а на удовлетворение потребителей. Крупные состояния создаются на надежной и стабильной основе массового спроса на товары и услуги, а не на спекуляциях вроде биржевой игры. Не производящие никаких материальных ценностей и работающие только на самих себя спекулянты полагаются на удачу и паразитируют на труде других. Бесполезные для общества предприятия рано или поздно терпят крах. Само по себе богатство не дает ощущения счастья, если оно не приносит счастья другим и не получает общественного признания .

Самые крупные состояния в Америке, подчеркивал Рокфеллер, нажиты людьми, имеющими “огромные социально-экономические заслуги”. Начинающие дело просто с намерением разбогатеть, говорил он, “никогда ничего не добьются. Надо проявлять честолюбие несколько иного, высшего порядка”. Самые большие промышленные фирмы не раз давали яркие доказательства того, что не может быть и речи о длительном успехе, “если отсутствует честный образ действий, единственно внушающий доверие к дельцу... Это доверие и есть капитал, повсеместно ценимый, к приобретению которого надо стремиться” . То же самое говорил в XVIII в. Б. Франклин, и это являлось важнейшим постулатом протестантской трудовой этики.

Генри Форд развил идеи Рокфеллера и Карнеги об исключительно важной роли бизнеса и бизнесменов в Соединенных Штатах. Поскольку решающую роль в жизни общества играет экономика, то не политикам, не школьным учителям, не духовенству, а предпринимателям принадлежит роль социальных лидеров, наставников, воспитателей народа. Они больше всего на виду у американской публики и дают ей примеры для подражания, которые могут быть либо хорошими, либо дурными. От морально-этических установок бизнесменов, подчеркивал Форд, в первую очередь зависит благосостояние общества .

Получение высоких прибылей за счет повышения цен и снижения заработной платы “автомобильный король” резко порицал, называя таких бизнесменов спекулянтами и грабителями. Удержание цен на высоком уровне, подчеркивал он, одинаково невыгодно и предприятию, рынок сбыта которого сужается, и народу, для которого дороговизна хуже самого высокого налога. В Америке, доказывал Форд, имеются предприятия, создаваемые исключительно ради обогащения их владельцев, но их деятельность теряет всякий смысл, когда эта цель достигнута, а погоня за личным обогащением вместо служения обществу неизбежно приводит к росту цен на товары и услуги и ухудшению их качества. Впрочем, полагал он, эта порочная практика более свойственна европейским фирмам, находящимся под контролем финансистов, а в США, по его мнению, растет число крупных предприятий, свободных от “власти крупного капитала” .

Форд наиболее полно сформулировал идею полезности именно крупных компаний, ибо они, доказывал он, больше всех служат обществу. Без возврата потребителю части прибылей в виде понижения цен предприятие не могло бы расти. “Производите вещи так, чтобы малообеспеченные люди легко могли покупать их”. Когда промышленнику удается понизить издержки и цены и люди оказываются в состоянии больше покупать, это дает возможность наращивать производство, а более крупное производство еще больше снижает издержки. Это, в свою очередь, приводит к дальнейшему росту предприятия, увеличению числа рабочих мест, объема выплачиваемой заработной платы и к получению прибылей, необходимых для расширения производства .

Данный принцип был положен в основу стратегии Форда, когда он сосредоточился на выпуске модели “Т”, сделав ее универсальной. Более того, в 1914 г. Форд пошел на невиданный эксперимент, объявив о том, что если ему удастся продать не менее 300 тыс. автомобилей, его компания возвратит каждому покупателю от 40 до 60 долл., что составляло в среднем около 10% тогдашней стоимости фордовского автомобиля. И поскольку закупки превысили намеченную цифру, он сдержал свое слово: каждый покупатель получил чек на 50 долл., а компания увеличила свой доход. Размеры предприятия, утверждал “автомобильный король”, не могут расти беспредельно и ограничиваются спросом, что делает ненужными меры по искусственному ограничению роста крупных корпораций. Американская идея производства основана на “экономической науке и социальной морали”, на естественных законах функционирования экономики, признании обществом решающей роли предпринимателей в повышении благосостояния людей и на регулировании промышленной деятельности самими потребителями, без какого-либо вмешательства государства. Частная монополия или чрезмерный государственный контроль над производством “представляются ныне невозможными” .

Подобно Рокфеллеру и Карнеги, “автомобильный король” противопоставлял общественно-полезный бизнес спекуляции, но к спекулянтам относил не только играющих на повышении или понижении курса ценных бумаг, а вообще всех, кто ничего не производит и лишь манипулирует деньгами. Бизнесменов, имевших дело с капиталом в форме денег, он презрительно называл “капиталистами”, и относил к ним также получателей дивидендов и процентов по вкладам и займам. Такой способ обогащения он считал незаслуженным и нетрудовым, поскольку “капиталист”, в отличие от производителя, ничего не делает, раз за него “работают” деньги. По мнению Форда, источником капиталов для промышленности должна быть сама промышленность, а банки обязаны играть роль только сберегательных учреждений. Занять деньги можно для того, чтобы начать дело, но далее следует получать прибыль за счет расширения производства и, соответственно, снижения цен.

Форд отвергал такие “соблазны”, как подмена хорошего управления и рационализации производства получением займов и продажей акций вместо того, чтобы найти внутренние источники финансирования. Он осуждал “прокручивание” денег в банках вместо вкладывания их в промышленность, как и вхождение банкиров в директораты промышленных компаний . Даже просто приобретать акции, по его представлению, вправе только люди, непосредственно занятые производством, а не те, которые стремятся лишь выкачивать из него деньги. Когда товаропроизводителю приходится делиться доходами не с рабочими и покупателями, а с банкирами и акционерами, это не позволяет ему эффективно служить обществу. По мнению Форда, банкиры, входящие в правление такой фирмы, думают только о своей выгоде и обычно выступают против снижения цен. Условием же благополучия всего общества являются не дивиденды и проценты по вкладам, а низкие цены и высокая заработная плата .

Пожалуй, наиболее самобытная черта мировоззрения крупнейшего предпринимателя и мультимиллионера, каким был Генри Форд, - это его популистские взгляды. Он делил общество на “трудящихся” и “капиталистов”, верил в заговор последних против товаропроизводителей и всего человечества с целью установления абсолютного господства не просто крупного, а крупного денежного капитала. Подобные представления имели демократические идейные корни, тем не менее их часто брали на вооружение правые и левые радикалы, расисты, социальные демагоги, добивавшиеся народной поддержки . Форд приспособил их для апологии индустриального бизнеса. Он причислял к трудящимся менеджеров промышленных фирм и их владельцев, если те сами участвовали в управлении, а подлинными эксплуататорами трудового народа объявил банкиров и финансистов. Им же он отвел роль закулисных правителей мира.

Сама суть социальной справедливости и прогресса, утверждал Форд, заключается во всеобщей занятости материальным производством, которое испокон веков было самой надежной основой независимости и благополучия индивидуума, но деньги из “слуги”, т.е. из производного и вспомогательного фактора, превратились в “хозяина”, поработившего производителя. Разновидностью популизма, которую взял на вооружение Форд, стало соединение идеи всемирного заговора капитала с доктриной “всемирного заговора евреев” .

Обвинять во всех бедах банкиров, торговцев, иммигрантов, католиков, евреев вошло в привычку многих “стопроцентных американцев”. Первая мировая война, революция и гражданская война в России, революционное брожение в странах Европы, рост иммиграции, подъем рабочего и социалистического движения в США вызвали накал страстей в американском обществе. Тогда-то “автомобильный король” и выступил в качестве одного из самых рьяных защитников традиционных американских ценностей, которые, как он полагал, разделяют все, кто занят общественно полезным трудом, а не “жонглирует банкнотами и векселями”.

В начале 1920-х годов принадлежавшее Форду издательство развернуло массовую пропаганду против “международных еврейских банкиров”, которая вылилась в нападки на еврейский народ в целом. Этими материалами воспользовались правые радикалы всех мастей, от куклуксклановцев до нацистов, а Гитлер - при написании “Майн кампф”. В Германии и Латинской Америке они перепечатывались с именем Форда на обложке. Несмотря на то что в 1927 г. Форд принес формальные извинения евреям, покончить с распространением за пределами США этих материалов удалось с большим трудом и только к концу второй мировой войны. Однако антисемитизм Форда диктовался не религиозными или расовыми предрассудками, а его собственной, доведенной до крайности, “философией производства”.

Форд относил к “заговорщикам” не только банкиров, но и левых радикалов и профсоюзных лидеров. Именно с их помощью финансовые тузы пытаются подчинить промышленников путем организации забастовок и разжигания классовой вражды. Капиталисты-спекулянты инспирируют народное недовольство “сверху”, а профсоюзы снизу. Финансисты, коррумпированные правители и спекулирующие на народном недовольстве “красные” - звенья одной цепи . Если уровень жизни народа определяется материальным производством, то успех последнего немыслим без взаимопонимания между рабочими и менеджерами. Все те, кто подрывает единство их интересов посредством стачек или государственного регулирования, проводит, по его убеждению, политику “тайных кланов”.

Мировоззрение Форда основывалось на идее служения людям. Он понимал служение как общественно-полезный труд, который дает ощущение счастья, но сводил его к производству вещей, т.е. к получению конкретного, предметно-осязаемого результата . Только тот, кто работает сам или создает условия для труда, кто организует его и может распоряжаться его плодами, а кто не производит материальных благ, не вправе паразитировать на чужом труде. Выступая за сотрудничество всех занятых в промышленности, он настаивал на том, что в ней не должно быть классовых, этнических, расовых, религиозных и прочих социальных различий, кроме тех, которые обусловлены чисто производственными задачами .

Двери моих заводов, с гордостью говорил “автомобильный король”, открыты для всех, кто желает трудиться. На заводах Форда в 1916-1917 гг. работали представители более 50 этнонациональных групп, в том числе американских негров и индейцев, а также иммигрантов практически из всех стран мира, включая евреев. Но их Форд нанимал только в качестве рабочих. Значительный процент рабочей силы составляли выходцы из стран Восточной Европы и России, включая православных русских. Были и рабочие-мусульмане из Турции, Египта и других стран Востока. Наем женщин строго ограничивался Фордом, который считал, что им следует вести домашнее хозяйство и заниматься воспитанием детей. Однако при нетрудоспособности мужа или потере кормильца женщин принимали на производство, причем в 1916 г. они стали получать равную с мужчинами оплату труда. Для того времени это было крупным социальным достижением.

Форд брал на работу бывших заключенных и даже инвалидов, включая слепых, которые занимались ручной сборкой приборов. Он учредил для своих рабочих и служащих хозрасчетную клинику, где больные зарабатывали деньги на лечение, работая прямо в палате на специальных столиках, если позволяло их состояние здоровья. Целью Форда была не благотворительность, а стремление привлечь к общественно полезному труду даже тех, кого принято считать обузой для общества, и они получали заработную плату наравне с физически здоровыми рабочими.

“Автомобильный король” категорически отвергал прямое денежное вспомоществование и благотворительность, которые не могут избавить общество от безработицы и нищеты. Он считал, что подаяния не только унижают людей, но и скрывают те недостатки общественного устройства, которые порождают бедность. Во главу угла он ставил принцип “помогать людям помочь самим себе” (to help people to help themselves). He пособия по безработице, не раздача милостыни и не бесплатные обеды, а такая организация труда, которая помогла бы каждому, даже инвалиду, найти себе место в жизни - этим, по убеждению Форда, обязаны заниматься предприниматели . Человеку, который способен и хочет трудиться, предприниматель должен предоставить такую возможность, а для этого нужно развивать производство и увеличивать занятость.

Ключевую роль в благополучии и процветании общества Форд отводил не государству, которое может легко давать обещания и не выполнять их, а частному капиталу. Он постоянно подчеркивал, что главная цель последнего должна заключаться не в том, чтобы сделать как можно больше денег, а в том, чтобы “деньги вели к улучшению жизни”. А для этого нужны не политические реформы и тем более не революции, а целенаправленные преобразования общего характера, способные донести блага цивилизации до каждого человека: расширение и удешевление производства товаров и услуг, рациональное размещение промышленности, развитие транспорта, исключение непроизводительных затрат и военных расходов, всемерное поощрение инициативы и предприимчивости в деле создания материальных благ, максимальное трудоустройство населения, высокая заработная плата.

Лишь таким образом и можно, утверждал Форд, не только подтянуть отсталые страны до уровня передовых, но и навсегда избавить человечество от войн и революций. “Каждому предпринимателю следует быть сторонником мира, ибо мир является его сильнейшей опорой” . Если уровень развития производства обеспечит процветание всем народам и люди приобретут устойчивую потребность трудиться на благо общества и самих себя, войны станут бессмысленными и ненужными, отпадет необходимость огромных затрат на содержание армий, исчезнут контрасты роскоши и нищеты. В своей системе производства он видел прообраз будущего.

Форд полагался на неуклонное снижение цен и на рост продуктивности сельского хозяйства за счет его механизации и электрификации. В 1920-е годы он начал размещать цеха по изготовлению некоторых автодеталей в сельской местности, используя местные источники энергии, переоборудуя старые плотины и мельницы в небольшие электростанции. Суть этого производственного и социального эксперимента заключалась в предотвращении оттока рабочей силы из сельской местности в города и в создании новых форм занятости в виде сочетания сельскохозяйственного и промышленного труда . Работали на сельских предприятиях члены фермерских семей, которые нередко приезжали туда, с удовлетворением замечал Форд, на собственных автомобилях.

Здесь сам характер рабочей силы исключал создание профсоюзов и применение забастовок, поскольку денежный заработок являлся дополнительным, а не единственным источником существования. Кроме того, это был гораздо более здоровый, чем в городах, труд на свежем воздухе. Большой город Форд называл “несчастным беспомощным монстром”, всего в тридцати милях от которого - “счастливые и довольные деревни”. Мелкая сельская промышленность оказалась нерентабельной, но ее создание свидетельствовало о неравнодушии предпринимателя к социальному благоустройству и о его искреннем желании потратить деньги на улучшение жизни простых людей.

Генри Форд был, пожалуй, единственным в плеяде “некоронованных королей” Америки, который пытался осмыслить многие явления американской и мировой цивилизации, но, не получив необходимого образования (он закончил среднюю школу), предпочитал доходить до всего “своим умом”. В его мировоззрении причудливо перемешались увлечение самой современной техникой и ностальгия по прошлому, когда, как он полагал, все трудились не покладая рук, семейные устои отличались прочностью и не было больших городов с их суетой, бездумным потребительством и всевозможными пороками.

Именно “доброй старой Америке” Форд полагал дать второе дыхание с помощью машинной техники. Развернув выпуск небольших дешевых тракторов, он понес убытки, но получил моральное удовлетворение от того, что не завысил, а занизил цену, чем помог фермерам. Форд не уставал повторять, что “человек без машины - раб, а с машиной он свободен” . По замечанию писателя Эптона Синклера, который интервьюировал Форда, он хотел научить людей пользоваться машинами и удобствами нового мира, сохраняя идеалы старого .

Имя Форда прогремело на всю страну, когда в январе 1914 г. он объявил о повышении минимального заработка рабочих до пяти долларов в день путем выплачивания надбавок из прибылей компании и о переходе на 8-часовой рабочий день. Тогда высокой поденной зарплатой считалось три доллара, а рабочий день обычно продолжался 9-10 часов. Но новые ставки не гарантировались всем и каждому. Форд считал, что делиться своей прибылью компания должна только с работниками без вредных привычек и с выраженным стремлением к материальному благополучию. При этом заработки служащих остались прежними. В компании был создан Социологический отдел, который собирал сведения о каждом отдельном рабочем - прежде всего о его образе жизни, привычках, наличии счета в банке, отношениях в семье . Для рабочих-иммигрантов были организованы курсы английского языка, а их жен учили рациональному ведению домашнего хозяйства, экономии, планированию семейного бюджета.

Повышение заработков коснулось практически всех рабочих и ощутимо улучшило их материальное положение. По данным Социологического отдела, за январь 1914 - январь 1917 г. средний размер банковских сбережений у одного рабочего увеличился с 75,20 до 223,39 долл., т.е. втрое. Выросли и другие индивидуальные финансовые показатели - деньги, вложенные в страхование жизни, в собственные дома и земельные участки. В начале 1917 г. собственные дома были только у 4% рабочих (1649 человек), но 27% (более 11 тыс. человек) выкупали их в рассрочку .

Другие американские компании также вводили те или иные формы распределения прибылей, выплаты премиальных, продажи со скидкой или выдачи бесплатных акций собственным работникам. Разумеется, у предпринимателей был свой расчет - воспитать предубеждение против профсоюзной агитации и привить рабочим ценности среднего класса. Это не исключало, однако, суровой производственной дисциплины и безоговорочных увольнений рабочих и служащих либо за проступки, либо по сокращению штатов. На фордовском заводе можно было лишиться места за малейшую остановку в работе, разговоры в рабочее время и т.д.

Высокую заработную плату Форд считал не благотворительностью и не заигрыванием с рабочими, а экономической необходимостью. Помимо поддержания хороших отношений между трудом и капиталом, высокие заработки при рациональном их расходовании должны привести к развитию массового потребления. Рост производства ограничивается покупательной способностью населения, и задача бизнеса - стимулировать не только производство, но и потребление, т.е. поддерживать платежеспособный спрос.

Основоположники фабричного менеджмента разработали целую философию рациональной организации производства. Фредерик У. Тейлор не только обосновывал ее преимущества, но и подчеркивал ее нацеленность на решение важных социальных задач . Речь шла о сотрудничестве предпринимателей и рабочих на основе взаимной выгоды, о развитии профессиональных навыков рабочего и, наконец, об увеличении занятости и росте производительности труда, которые являются благом для общества. Отличие цивилизованных стран от нецивилизованных, а процветающих народов от нищенствующих заключается, по мысли Тейлора, в том, что в первых “средний человек... производит в пять или шесть раз больше среднего представителя последних” .

Критики системы Тейлора называли ее “потогонной” (speed-up system), говорили, что она закрепощает рабочих, низводит их до положения “винтиков”. Между тем потогонной она могла стать скорее вследствие ее нарушения, а не точного исполнения. Тейлор добивался не перенапряжения, а рационально организованного труда. Он на практике доказал, что его система сберегает и силы работника, и рабочее время, устраняет уравниловку, которая расхолаживает даже самого добросовестного труженика, лишая его материальных стимулов. Наконец, она ведет к значительному повышению заработной платы, размер которой перестает быть предметом споров и конфликтов, становится обоснованным и понятным.

При этом Тейлор не пренебрегал психологическим фактором - “тесным дружеским сотрудничеством”, “непрерывным личным общением” рабочих и администрации. Требуя порядка и дисциплины, он предостерегал менеджеров и предпринимателей от грубого и высокомерного обращения с подчиненными. Частью его системы было моральное поощрение - знаки внимания к рабочим, привлечение их к обсуждению производственных проблем, свободное высказывание ими претензий и внесение рационализаторских предложений. В отличие от Форда и других крупных предпринимателей того времени Тейлор считал профсоюзы полезными для достижения гармонии между капиталом и трудом. Важное, хотя и производное значение он придавал улучшению жизни и быта рабочих, повышению их культурного уровня. Речь шла об организации отдыха, занятий спортом, открытии вечерних курсов, библиотек, детских садов и т.п. Наиболее высоко он ценил умелых и интеллигентных рабочих.

В то же время система Тейлора была жесткой, и любые отступления сводили ее на нет. Поэтому на практике она являлась скорее идеальной моделью, которой в той или иной степени следовали предприниматели и рабочие. Первые могли превратить ее в потогонную, а рабочие, в свою очередь, больше надеялись не на “умного” капиталиста, а на классовые средства борьбы.

Для разрешения затяжного конфликта на своих горных промыслах в штате Колорадо в 1910-е годы Дж.Д. Рокфеллер-младший разработал проект четырехстороннего сотрудничества владельцев капитала (акционеров), менеджеров, рабочих и публики на основе развития контактов. Считая четыре стороны оптимальным числом договаривающихся (“как четыре ножки у стола”), он предложил создать комитеты, состоящие из выбранных тайным голосованием представителей каждой стороны. Они и должны были улаживать все споры на демократической основе, путем выработки соглашений. Рокфеллер апеллировал как к давним американским традициям представительной демократии, достижения компромиссов и взаимопонимания, так и к новым ценностным ориентирам. Не приносить жизнь и благополучие “маленького человека” в жертву эгоистическим интересам сильных мира сего, а сделать основой национального прогресса “физическое здоровье, работоспособность (efficiency) и духовное развитие людей” .

О важности приучить американцев опираться на собственные силы и развивать свои деловые качества говорили также Рокфеллер-стар- ший и Карнеги. Они давали практические советы - как разбогатеть честными способами, но в отличие от Форда широко занимались благотворительностью, прежде всего в области науки и образования. Если Форд считал полезными одни утилитарно-практические знания, то Эндрю Карнеги, продав в 1900 г. свою фирму банкиру Дж.П. Моргану, занялся филантропической деятельностью. Карнеги пришел к выводу, что умирать богатым позорно для любого предпринимателя, и вплоть до своей смерти в 1919 г. щедро вкладывал средства в развитие университетов, колледжей и библиотек не только в США, но и в странах Европы. На это ушло почти все его огромное состояние, а общая сумма пожертвований достигла 350 млн долл.

Когда меня избрали в совет Корнельского университета, вспоминал Карнеги, “я пришел в негодование, узнав, что профессора в среднем получают меньшее жалованье, чем многие из наших служащих” . Он учредил пенсионный фонд для профессоров. В 1904 г. с одобрения Конгресса и президента США Теодора Рузвельта в Вашингтоне был открыт научно-исследовательский Институт Карнеги. На его создание бывший “король” сталелитейной промышленности пожертвовал 25 млн долл. Узнав о том, что на его родине, в Шотландии, бедняки не в состоянии дать высшее образование своим детям, Карнеги выделил 10 млн долл. на оплату слушания лекций и помощь местным университетам. В 1902 г., в честь 500-летия университета Св. Эндрю, он был избран его почетным ректором. Диплом доктора этого университета получил в свое время Б. Франклин.

Карнеги прославился также своим финансовым вкладом в развитие астрономии и навигации. Учрежденный им в 1904 г. “Фонд героев” предназначался для вспомоществования семьям тех, кто погиб в мирное время при исполнении служебных обязанностей, в результате несчастных случаев или катастроф на железных дорогах, обвалов в шахтах, и т.п. Этот фонд был основан в США, а затем переведен в Англию. С течением времени его деятельность распространилась на другие страны Западной Европы. Карнеги так объяснил необходимость его создания: “Герои варварского прошлого убивали себе подобных; герои нашего цивилизованного времени ставят себе целью служить своим братьям и спасать их. В этом заключается разница между физическим и моральным мужеством, между варварством и культурой. Люди, принадлежащие к первой категории, должны исчезнуть с лица земли... Но герои второго рода никогда не переведутся, пока будут существовать люди на земле” .

Карнеги был противником войн и предлагал учредить для решения споров между державами международный арбитражный суд. После русско-японской войны 1904-1905 гг. он создал фонд по поддержанию мира, в функции которого входило и исследование причин происхождения войн. В 1907 г. миллионер-филантроп стал председателем нью-йоркского “Общества мира”. В 1915 г. Генри Форд финансировал поездку в охваченную войной Европу делегации американских пацифистов, чтобы убедить правительства и народы воюющих стран прекратить военные действия и к Рождеству вернуть солдат из окопов домой. Серьезных практических результатов “круиз мира” не дал, и над чересчур уверенным в своем успехе бизнесменом вдоволь посмеялась пресса. Однако это был опыт негосударственной, народной дипломатии, инициатива и организация которого принадлежала одному из крупнейших капиталистов США .

Вкладывание капиталов не только в массовое производство, но и в культурные ценности стало своего рода этическим императивом для многих американских миллионеров. На их средства существовали и развивались получившие мировую известность оркестры, театры, картинные галереи, музеи, такие, как музей искусств Соломона Р. Гугенхейма в Нью-Йорке, библиотека Джона Пирпонта Моргана, созданный в 1929 г. Институт имени Эдисона, представлявший собой музей промышленной археологии, экспонаты которого собирал сам Генри Форд, много лет друживший со знаменитым изобретателем . Дж.Д. Рокфеллер выдвинул идею создания “трестов благотворительности” во главе с опытными финансистами . Долг бизнесменов, подчеркивал он, не просто жертвовать какие-то суммы на развитие образования, науки и культуры, но и сделать работу благотворительных фондов достаточно эффективной, используя опыт крупных корпораций. Сам он вкладывал значительные средства в создание Чикагского университета и в медицинские исследования. Фонды Карнеги, Рокфеллера, Форда и ряд других, названных именами их основателей, и в настоящее время являются крупными международными частными спонсорами науки и культуры.

Внимание деятелей бизнеса к развитию образования и науки отражало давнюю американскую традицию уважения к знаниям и понимания их общественной необходимости. Однако при всей важности филантропической деятельности основной заслугой крупных корпораций явилось практическое воплощение идеи работы на потребителя. Проводимая в крупных масштабах, она получила название “служение обществу”.

Главным в ней было то, что предприниматель должен приносить пользу обществу, иначе он всего лишь спекулянт, рассчитывающий на удачу. В основе таких представлений были не только морально-этические нормы, но и здравый экономический расчет - максимизация прибылей путем максимального расширения сбыта. По мнению профессора Гарвардского университета Ричарда С. Тедлоу, исключительно важную роль в развитии массового производства и потребления сыграл в Соединенных Штатах субъективный фактор - американцы предпочитали производить и продавать как можно больше и дешевле, а не меньше и дороже. Это не просто стратегия бизнеса, но и фактор экономической культуры .

То, что массовое производство одержало победу в экономической сфере благодаря снижению цен на производимый товар, что оно давало такие доходы, которые позволяли не только платить более высокую заработную плату, но и отдавать в той или иной форме часть прибылей компаний, а это, в свою очередь, стимулировало массовое потребление и создавало новый спрос, невозможно подвергать сомнению. И хотя в американских судах велись процессы по поводу нарушения компаниями антитрестовского и других законов, общее направление их деятельности заключалось в выпуске продукции широкого потребления по доступным ценам, что и повышало уровень жизни в США по сравнению с другими странами. Эффективное служение обществу связывалось крупными предпринимателями с величиной и масштабом руководимого ими дела, и в этом также был свой резон. Если малый и средний бизнес направляла “невидимая рука” рыночной стихии, то в функционировании большого бизнеса решающую роль играла “видимая рука” менеджмента. Она и создавала механизм формирования стратегии, в том числе по вопросам расширения и удешевления производства и сбыта.

Насколько все-таки доктрина служения большого бизнеса обществу соответствовала своему названию? Не была ли она просто изощренной формой самозащиты и саморекламы, попыткой выдать узкие корпоративные интересы за общественные? Насколько деструктивным для общества оказался большой бизнес? Мощное движение против крупных корпораций, которое развернулось в США в конце XIX в., возникло не случайно и продолжалось много лет, насчитывая в своих рядах немало политиков, журналистов и литераторов, и пользовалось популярностью в массах. Однако экономический компонент этого движения был не единственным и, может быть, даже не самым главным - речь шла не о ликвидации крупных заводов, железных дорог, телефонных линий, а о том, чтобы утвердить приоритет демократических ценностей над интересами крупного капитала (в конце XIX в. выдвигались даже проекты национализации средств транспорта и связи).

В Соединенных Штатах задолго до появления большого бизнеса велась борьба с монопольными привилегиями и любыми крупными и влиятельными организациями, способными поколебать социальное равновесие и “бросить вызов” демократии. В 1833-1836 гг. президент Э. Джексон во имя укрепления демократии добился упразднения Национального банка, хотя децентрализация финансовой системы имела свои недостатки и создала неудобства для правительства. Крупные корпорации стали новой и очень влиятельной силой, не контролируемой в период возникновения традиционными политическими механизмами, в силу чего и возникло антимонопольное движение.

Закон Шермана 1890 г. положил начало антимонопольному законодательству, суть которого сводилась к запрещению трестов, картелей и других подобных объединений, не создававших юридического лица, а являвшихся сговором ряда компаний . Разрешались объединения типа холдингов, у которых имелась головная компания, легально владевшая активами других предприятий. Наличие выраженного юридического лица позволяло хотя бы отчасти контролировать такие организации. 1900-1914 годы вошли в историю США под названием “эра реформ”, когда “борьба с трестами”, т.е. расчленение некоторых из них, взыскание штрафов и т.п., стала частью государственной политики по укреплению общественного доверия к демократическим институтам власти. В начале XX в. отрицательное отношение к крупным компаниям по экономическим мотивам пошло на убыль, и их критика приобрела в дальнейшем социальную и политическую окраску .

Создание гигантских корпораций принесло американскому народу и новые трудности, и новые возможности. Самые массовые забастовки против увольнений и снижения заработной платы произошли в начале 1890-х годов на крупных заводах Карнеги, Пульмана, на железных дорогах. Однако эти конфликты были обусловлены экономической депрессией, а ни одно капиталистическое предприятие в мире не знало тогда других средств и способов улучшить свое финансовое положение, кроме как за счет работающих по найму. 8-часовой рабочий день, за который активно боролись пролетарии всех стран, владельцы предприятий если и вводили, то временно, под давлением бастующих. Кроме того, рабочие вовсе не выступали за ликвидацию крупного производства и железных дорог, что означало бы сокращение возможностей найма. Это было бы абсурдным требованием.

Крупные интегрированные компании начинали теснить оптовых торговцев и самостоятельно выходить на рынок, когда объем производимой ими продукции возрастал настолько, что снижение торговых и транспортных издержек позволяло обходиться без посредников . Мелкие производители по-прежнему сбывали свой товар торговым компаниям, так как прямая конкуренция с крупным промышленником на рынке сбыта разорила бы их.

Покупательная способность населения США в целом повышалась за счет роста числа лиц, имевших оплачиваемую работу (крупнейшим работодателем были крупные корпорации), роста заработков в промышленности и увеличения товарности сельского хозяйства. Правда, доходы фермеров существенно понижала тарифная политика железнодорожных компаний, делавших скидки крупным грузоотправителям, а отвод земель под строительство железных дорог ограничивал использование их под фермы, приводил к различным злоупотреблениям. Фермерам приходилось делиться своими доходами еще и с владельцами элеваторов и торговыми посредниками. Вместе с тем благодаря развитию крупной оптовой торговли и строительству железных дорог открывались новые рынки сбыта продукции сельского хозяйства и облегчалось продвижение на Запад. Колебания же мировых цен на продукцию сельского хозяйства, как и хроническая задолженность фермеров местным коммерческим банкам и другим частным кредиторам, не являлись прямым следствием политики “монополий”. Многие проблемы и трудности сельских хозяев были скорее старыми, чем новыми.

Крупные компании вытесняли мелкие не из всей промышленности, а из довольно узкой группы отраслей, где расширение выпуска продукции, его интеграция со сбытом и применение менеджмента давали громадные экономические преимущества. При этом капиталоемкие производства, появившиеся во второй половине XIX в. - нефтеперегонное, электротехническое, сталелитейное, машиностроительное, выпуск продовольственных товаров в стандартных упаковках, а также коммунальные предприятия (водопровод, телеграф, телефон, электростанции) практически сразу создавались как крупные.

Необходимо отметить, что никакой монополизации народнохозяйственных отраслей, если понимать под этим постоянный контроль одной и той же фирмы или их объединения над какой-либо отраслью, в действительности не произошло и “монополистическая стадия капитализма” не сложилась. Современная экономическая теория вообще отрицает возможность такой стадии. Законом развития экономики является сосуществование и взаимодействие крупных, средних и малых предприятий, а для роста фирм и объединений (в той форме, как это происходило на рубеже XIX-XX вв.) имелся целый ряд ограничителей - оптимальный размер предприятия, пределы эффективной управляемости и антимонопольное законодательство. Можно говорить о появлении крупных компаний и о тенденции к монополизации некоторых сегментов рынка (например, компания Форда доминировала в 1910—1920-е годы на рынке только дешевых автомобилей), а также о получении теми или иными коммунальными предприятиями лицензий на обеспечение какого-либо города или местности водой, электроэнергией, телефонной связью и т.п.

Малый и средний бизнес не только не исчезал, а даже укреплял свое положение, если занимался обслуживанием крупных компаний - поставками сырья и материалов, сбытом их продукции (дилеры по продажам фирменных товаров) и т.д. Так, появление автомобилестроительных компаний потребовало многих тысяч торговых точек, принадлежавших мелким предпринимателям. Кроме того, возникли рекламные, дизайнерские, аудиторские и другие специализированные фирмы, выполнявшие заказы корпораций. Исчезновение многих небольших компаний было продиктовано не разорением их в конкурентной борьбе, а напротив, добровольным стремлением войти “под крышу” крупных, чтобы выгодно разместить свои акции на фондовом рынке (в конце XIX в. спрос на ценные бумаги железных дорог понизился, но начался бум приобретения акций промышленных фирм) .

Средние и мелкие заведения продолжали доминировать в самой многочисленной группе традиционных отраслей - текстильной, швейной, деревообрабатывающей, кожевенной, обувной, скобяной и т.д. Там крупных предприятий было мало, поскольку они не получали существенных экономических преимуществ перед мелкими . Это объяснялось экономическими особенностями производства. Чтобы увеличивать выпуск тканей, обуви, мебели, посуды и многих других изделий, при технологии тех лет требовалось устанавливать дополнительное оборудование и нанимать большее число рабочих, так что значительного снижения капитальных затрат на единицу продукции не происходило. Качество менеджмента и интеграция в этом случае также не играли решающей роли, а сбыт обычно осуществлялся через торговых посредников. Поэтому в последней трети XIX в. количество малых и средних компаний в этих отраслях даже возросло .

Естественные науки и техника также становились производительной силой. Лаборатории “Дженерал электрик”, “Белл” и ряда других компаний делали смелые технические открытия, давшие дорогу новым видам продукции. Изобретатель-самоучка Томас Эдисон прославился множеством нововведений в самых разных областях. С его именем связано появление в США электростанций, электрического освещения, усовершенствование телефонной связи, создание кинематографа и индустрии грамзаписей. Научные лаборатории и даже примитивные экспериментальные мастерские нередко становились ядром будущих крупных компаний, если разрабатывали продукцию, применимую в повседневной жизни, которую покупало множество людей. Ее изобретатели могли рассчитывать на финансовую поддержку и быстрое внедрение своих предложений, а то и сами становились предпринимателями.

Так, Генри Форд проделал путь от простого механика до владельца одной из крупнейших автомобилестроительных компаний, фотограф- любитель Джордж Истмен положил начало всемирно известной компании “Кодак”, скромный продавец Кинг Жиллет - не менее известной фирме безопасных бритв. Богачами стали изобретатели простейших, но практичных вещей, распространившихся по всему миру: одноразовой бумажной посуды, знаменитой кока-колы, рецепт которой приготовил в 1886 г. аптекарь Джон Пембертон, стандартных крышек для бутылок с прохладительными напитками и т.д. Возможности коммерциализации изобретений привлекали в США и крупных изобретателей. Достаточно назвать выходца из Великобритании Александра Белла, создавшего телефон. Вначале он стал использоваться на бирже, а затем как самое быстрое и доступное массам средство связи. Перед первой мировой войной в Соединенных Штатах насчитывалось около 10 млн абонентов.

Что касается сращивания банковского и промышленного капитала (В.И. Ленин относил это к признакам “империализма”), то банковский капитал в США в целом сыграл менее заметную, чем в Европе, роль в развитии крупной индустрии. В Европе прибыли даже больших предприятий уступали американским и оказывались недостаточными для самофинансирования, а банкиры часто входили в число совладельцев семейных и партнерских промышленных фирм, влияли на принятие решений.

В США крупнейшие промышленники могли расширять свой бизнес и без участия банков. Высокие доходы от массового интегрированного производства и сбыта позволили компаниям Рокфеллера, Карнеги, Зингера, Маккормика, Дюпонов, Форда и целому ряду других вырасти до гигантских размеров без унии с финансовыми структурами. Банки участвовали в создании промышленных объединений, приобретая акции вошедших в них компаний, но решающим фактором их жизнедеятельности был не приток капитала, а организационная перестройка и менеджмент . Без этого никакая финансовая “накачка” не гарантировала успех, о чем, в частности, свидетельствуют неудачи корпорации “Дженерал Моторе” до реформы управления ею в начале 1920-х годов . Зато на железных дорогах, которые в США были частными предприятиями, банковский капитал сыграл ключевую роль в финансировании.

В отраслях, где утвердился большой бизнес, заработная плата рабочих была выше средней, а в остальных - ниже . Плата за жилье и недвижимость имели тенденцию к росту, однако развитие массового производства сопровождалось стимулированием сбыта при помощи торговых скидок, уценки товаров, продаж в рассрочку и другого. В такой форме большой бизнес компенсировал материальные потери, связанные со структурной перестройкой экономики, дал толчок экономическому росту, но быстрая индустриализация и урбанизация сопровождались болезненной переоценкой ценностей. Пока в стране не сформировалась психология развитого массового потребления, что можно сказать лишь о второй половине XX в., крупные корпорации казались многим деструктивной силой, уничтожившей равенство возможностей и создавшей непроходимую пропасть между богатством и бедностью. Только к концу 1940-х годов американский средний класс примирился с их существованием, хотя уже после 1920 г. волны критики начали спадать. Трудящиеся убеждались в том, что большой бизнес способствует росту занятости, а государство сдерживает его аппетиты.

Те или иные обвинения в адрес крупных корпораций выдвигаются и поныне, но от критики не избавлен ни один американский общественный институт. В свою очередь, большой бизнес конца XIX - начала XX в. сделал первые шаги в сторону утверждения своей социальной значимости и ответственности перед обществом, понимаемой тогда как расширение производства, снижение цен и создание новых рабочих мест. Возрастание роли профессиональных управленческих кадров вело к деперсонализации руководства крупными компаниями, повышало значимость коллективного принятия решений, способствовало ориентации на акционеров и потребителей. Репутация компаний все меньше зависела от “гения”, цинизма или удачливости того или иного дельца, и это обстоятельство также способствовало примирению американцев с большим бизнесом.

Рокфеллер, Карнеги, Форд и другие апеллировали к традиционным ценностям общественно полезного труда, праведного, трудового обогащения, но на основе технического прогресса и эффективной организации бизнеса. Генри Форд создал целую философию массового производства и на практике доказал, что оно может способствовать росту потребления, и если предприниматель делает это своей стратегией, от нее выигрывает не только он, но и общество в целом, поскольку каждый человек независимо от своего положения является потребителем материальных благ. Кроме того, Форд первым осуществил поточное производство по-настоящему массового и дешевого автомобиля, чем и заслужил мировую известность.

Представители большого бизнеса заблуждались, когда абсолютизировали “саморегуляцию” американской экономики на основе автоматического уравновешивания спроса и предложения. Ключевой принцип Форда: рост производства - высокие заработки - высокое потребление был классической формулой капитализма до Великой депрессии 1930-х годов, когда он в полной мере обнаружил свою несостоятельность . Стимулирование спроса, занятости и потребления тогда взяло на себя государство.

Отношения в промышленности также не могли развиваться спонтанно, без корректирующего вмешательства государства, профсоюзов, других общественных сил. Но переоценка возможностей частного сектора говорит и о том, что деятели большого бизнеса 20-30-х годов XX в. оставались достаточно последовательными сторонниками экономического индивидуализма и свободного, нерегулируемого предпринимательства. Большой бизнес был в основном в оппозиции “новому курсу” Ф.Д. Рузвельта. Даже один из самых талантливых менеджеров 1920- 1930-х годов, президент корпорации “Дженерал Моторе” Альфред П. Слоун видел в “новом курсе” лишь козни государственной бюрократии. Миллиарды долларов впустую лежат в банках, а правительство душит высокими налогами производителей, подрывает основной стимул бизнеса - получение прибыли, не дает создавать новые рабочие места, ибо считает, что в безработице повинен технический прогресс, утверждал Слоун. Решить проблему бедности и безработицы в такой богатой стране, как США, можно лишь одним способом - производить больше вещей для большего количества людей.

Демонстрируя на примере “Дженерал Моторе” выгоду крупных компаний для всего общества, Слоун, как и Форд, апеллировал к простой формуле: чем солиднее компания, тем больше она дает рабочим, акционерам и потребителям. Даже простые рабочие начинают “больше и лучше потреблять”. Задачей бизнеса является уже не просто производство, а “расширение горизонтов ответственности”. Крупным предпринимателям необходимо научиться мыслить в государственном масштабе, они должны стать “государственными мужами, но от индустрии” (industrial statesmen) . Апология этих ценностей стала типичной чертой мировосприятия американского делового человека индустриального периода.

Как потребители, все жители США в конечном итоге выиграли от развития массового производства, и к середине XX в. массовое потребление стало одним из главных достижений и ценностей американского, а вслед за ним всего западного общества. “Экономика благосостояния”, создав невиданные ранее возможности приобретения и потребления товаров и услуг, подняла значение доходов от труда по найму, а не только от занятия бизнесом. Однако американцы имели и другие материальные и духовные запросы и интересы, удовлетворить которые “экономика благосостояния” не могла. Идеал всемерного развития производства ради роста потребления исчерпал себя, когда на Западе наступил кризис традиционных представлений о смысле человеческого бытия, об отношении людей к природной среде, о ценности капиталистических общественных институтов, культуры, этики и морали. В бурные 1960-е годы бизнесмены не остались в стороне от споров и дискуссий о путях развития США, о настоящем и будущем цивилизации.

В них принял участие Генри Форд II - внук основателя компании , ставший ее президентом, а затем председателем совета директоров. Его публичные выступления в Университете Вандербилта, Йельском университете и в Гарвардской школе бизнеса в 1969 г. были изданы в виде небольшой книги, посвященной ставшим злободневными вопросам взаимоотношений личности и системы, общественного сознания и получения прибылей, роли бизнеса в улучшении качества жизни . Тогдашнее состояние американского общества и большей части западного мира Форд II назвал кризисом веры (crisis of confidence) в силу закона, в эффективность демократии и в другие ценности. Он осудил крайности абсентеизма, конформизма и бунтарства и призвал молодых американцев к постепенной, но упорной борьбе за улучшение окружающего мира изнутри, а не посредством сноса самого здания цивилизации или бегства из него.

Потомок “автомобильного короля” напомнил, что в США существует максимальная свобода выбора места жительства, работы, учебы, профессии. Молодые либералы часто упускают это из виду, забывая и о тех возможностях самоутверждения и свободы, которые дает бизнес. “Давно известно, что время - деньги, но столь же верно и обратное: деньги - это время, это мобильность, это свобода делать все, что заблагорассудится” . Раз молодежь стремится к большему влиянию в обществе, то единственный разумный путь - научиться совмещать индивидуальную духовную независимость и верность идеалам с активной жизненной позицией, овладевать искусством работы с людьми, завоевывать их на свою сторону методом убеждения и личными примерами.

Главным препятствием на пути реформ являются косность мышления, причем не всегда только “наверху”, а на всех этажах власти, предрассудки, желание идти проторенным путем. Но американские институты, при всех своих недостатках, - самые эффективные в мире, и основой тех или иных прогрессивных преобразований должна быть не перестройка организаций, а перестройка умов. На это трудное дело и должны быть направлены усилия молодого поколения американцев.

Говоря об участии бизнеса в решении неотложных социальных задач, младший Генри Форд указал на их новизну и нетрадиционность. Речь шла уже не о развитии производства, создании новых рабочих мест и повышении заработной платы, а о тех нерешенных проблемах, которые требовали концентрации усилий всего общества.

Одна из них - предоставление этническим меньшинствам равных с белыми экономических возможностей. Левые радикалы вообще отрицали какую-либо вероятность участия в ее решении предпринимателей, считали, что компании заботятся только о своих прибылях и наживаются на эксплуатации черных и цветных. В деловых кругах говорилось, что бизнес и должен добиваться получения максимальной прибыли, иначе дискриминации подвергнутся миллионы акционеров. Форд II заявил о себе как о стороннике третьего пути, позволяющего компаниям сохранить прибыли и в то же время расширить трудоустройство этнических меньшинств. Речь шла о снятии такого дискриминационного барьера для рабочих, как высокий образовательный стандарт, который и препятствовал притоку черных. Что же касается образования, необходимого для их выдвижения в ряды квалифицированных рабочих и служащих, то здесь явно недостаточно тех обучающих программ, какие применяются на предприятиях. К этому делу, считал он, необходимо подключиться городским властям, общинным организациям и, конечно, обеспокоенным социальной несправедливостью студентам, мечтающим “хоть немного улучшить мир”.

Американскому бизнесу, утверждал Форд II, в целом несвойственно наживаться за счет бедных и невежественных людей. На это способны разве что торговцы недвижимостью, “банковские акулы” (loan sharks) и землевладельцы, эксплуатирующие сезонных рабочих - выходцев из бедных стран. Но для США это скорее исключение, чем правило. Здравомыслящие предприниматели знают, что зажиточные и образованные люди - лучшие покупатели, лучшие работники и лучшие соседи. Отсутствие взрывоопасных элементов и социальных конфликтов выгодны бизнесу, как и рост числа людей, покупающих дома, автомобили, хорошие продукты питания. Вот почему равенство возможностей дает прибыль.

Генри Форд I любил повторять, что социальная этика бизнеса состоит в том, чтобы не заниматься благотворительностью, а помогать людям помочь самим себе; Генри Форд II доказывал, что наем черных и цветных вовсе не следует понимать как форму благотворительности. “Нанимать человека только потому, что он нуждается в работе, а не работа нуждается в нем - значит убеждать его в собственной никчемности. Но помогать человеку потому, что это в ваших интересах - значит обращаться с ним как с равным” . Он настойчиво и жестко требовал от менеджеров компании усилить социальную политику в пользу черных. Работавший под его началом знаменитый менеджер Ли Якокка впоследствии назвал это игрой на публику, поскольку в узком кругу босс не скрывал своего отвращения к неграм, да и не только к ним. “На публике он старался казаться самым прогрессивным в мире бизнесменом, но за закрытыми дверьми он обнаруживал презрение почти ко всем людям” . Якокке довелось испытать это на себе, и для него Форд-млад- ший стал воплощением двуличия, высокомерия, неблагодарности и других отрицательных качеств человека и руководителя.

Корпоративная стратегия Форда-внука все же следовала не тщательно скрываемой от публики антипатии к чернокожим, а духу и букве его открытых заявлений на этот счет. В конце 1960-х годов в этой компании около 25% рабочих относилось к этническим меньшинствам, и аналогичную политику, отмечал Форд, стали проводить многие крупные корпорации. Для широкой публики, для борцов за гражданские права важен был сам факт проведения ими социальной политики, пусть даже не из человеколюбия, а по чисто прагматическим соображениям.

Форд II доказывал, что бизнес не должен отставать от стремительных перемен в жизни общества и что в 2000 г. он будет совсем другим, чем в 1969. Выступая в Гарвардской школе бизнеса , Генри подчеркнул, что основные изменения произойдут в отношениях между корпорациями и обществом в целом, поскольку “революция в социальных ожиданиях” (the revolution in expectations) уже началась. Американцы стали ощущать недостатки индустриальной цивилизации, основанной на росте производства ради роста потребления. Как служащие, они теряют массу времени и поступаются свободой и достоинством ради зарабатывания денег, как потребители - убеждаются в том, что чем больше у них вещей, тем больше хлопот, как граждане - видят, что рост производства губит окружающую среду. “Иметь больше вещей не всегда значит быть счастливее”. Теперь промышленникам приходится удовлетворять все больше человеческих потребностей, связанных не с количеством товаров, а с качеством жизни.

Перед современным менеджментом, сказал Форд II, стоит сложнейшая задача - совместить ответственность перед акционерами (получение прибыли) с ответственностью перед обществом в целом. Ошибкой было бы считать, что ответственность перед обществом налагает на корпорации одно лишь бремя дополнительных затрат на технику безопасности и на экологическую чистоту, из-за чего снижается прибыль; так могут рассуждать недальновидные администраторы, а не предприниматели. На самом же деле речь идет о появлении спроса на товары, отвечающие новому качеству жизни. Вопрос лишь в том, чтобы предугадать эти потребности и своевременно их реализовать.

В ряде случаев, отметил он, помочь превратить общественные потребности в фактор спроса может государство. До введения государственных стандартов содержания выхлопных газов автомобилей очистные фильтры не пользовались спросом, а как только власти взяли это под контроль, ситуация в корне изменилась. Автомобильная промышленность развернула их массовый выпуск и в конце 1960-х годов перешла на производство двигателей с минимальными вредными выхлопами. Содержание в них окиси углерода сократилось на две трети, а углекислоты - более чем на 80%.

Форд II слишком упростил проблему отношений бизнеса с обществом и государством, сведя ее к изменению стратегии инвестирования для наилучшего удовлетворения покупательского спроса. Реакция предпринимателей и менеджеров на новые требования к ним чаще была негативной, а необходимость выполнять многочисленные и подчас противоречивые постановления, регулирующие деятельность частного сектора, лихорадила работу корпораций, создавала атмосферу нервозности и непредсказуемости . Однако Форд II не ошибался, говоря о том, что новое качество спроса, порождаемое социальными проблемами и потребностями, обусловило появление множества принципиально новых видов товаров и услуг. На удовлетворении подобных запросов выросли такие крупные корпорации, как “Майкрософт”, “Ксерокс”, “Макдональдс”, “Федерал Экспресс”, и другие и изменился ассортимент продукции старых отраслей.

Современные американцы, заявил глава “Форд Мотор компани”, ожидают от жизни большего, чем просто товаров и денег. Они требуют к себе внимания и индивидуального подхода, всесторонней оценки своих способностей, а не по формальным критериям образования, пола, возраста, трудового стажа и т.п. Они часто отказываются от лучше оплачиваемой, но более тяжелой работы, хотят иметь больше независимости, больше достоинства и больше свободного времени, и все крупные организации, государственные и частные, должны с этим считаться. Генри-младший тонко улавливал настроения публики и, подражая своему деду, старался быть ее кумиром, но во внутренних делах компании нередко нарушал им же провозглашаемые принципы. Наиболее способным менеджерам трудно было с ним сработаться. Главным для него оставалось сохранение личной популярности и имиджа “непогрешимости” даже в ущерб делу.

Самой скандальной новостью делового мира США в 1978 г. явилось увольнение им президента компании Ли Якокки. Хотя во многом благодаря этому человеку компания Форда добилась крупных успехов, “босс номер один” воспринял это как подрыв собственного авторитета и даже как угрозу интересам семейного клана Фордов. Стремившийся продолжать карьеру менеджера Якокка стал президентом, а вскоре и председателем совета директоров автомобилестроительной корпорации “Крайслер”, которая из-за плохого управления и по ряду других причин оказалась на грани банкротства. Якокка в полном смысле слова спас ее, опираясь на содействие государства, профсоюза и всего коллектива корпорации. Профессиональный и жизненный опыт помог ему стать бизнесменом с широким общественным кругозором и приобрести громадную популярность в Америке 1980-х годов. Не случайно этому потомку итальянских иммигрантов, добившемуся столь высокого положения, президент США Р. Рейган поручил возглавить комиссию по реставрации статуи Свободы и острова Эллис - “ворот в Америку”.

На страницах автобиографической книги, написанной в начале 1980-х годов, Якокка высказал множество идей относительно прошлого, настоящего и будущего Соединенных Штатов. Идеалом Якокки оставалась могучая индустриальная Америка - такая, какой она была в первой половине XX в. Лейтмотивом его восприятия итогов развития страны к началу администрации Р. Рейгана стала горечь по поводу утраты Соединенными Штатами былого величия, которую он объяснял ослаблением внимания бизнеса, государства и общества к традиционной основе экономики - базовым отраслям индустрии. Страна первого Генри Форда, Карнеги, Рокфеллера, Эдисона, братьев Райт создала совершенный и мощный промышленный механизм, “который некогда служил предметом зависти и надеждой для всего остального мира”.

Нездоровые тенденции, утверждал Якокка, это - растущий дефицит государственного бюджета, слепое следование правилам свободы торговли, из-за которого страна оказалась наводненной зарубежной, прежде всего японской продукцией, зависимость от импорта нефти, отток капитала в сферу услуг, в торговлю, на рынок ценных бумаг, на помощь отсталым странам вместо поддержки национальной промышленности. Налицо опережающий рост занятости в непроизводственных сферах, в мелком бизнесе и в государственном аппарате, расширение крупных компаний не путем наращивания производства, а за счет приобретения более доходных, но чужеродных предприятий, что не создает новых рабочих мест и не повышает конкурентоспособность базовой отрасли .

По мнению Якокки, необходимо “изгнать менял из храма национальной экономики”, вернуться к “американскому способу вести бизнес, к реинвестированию доходов и к конкуренции”. Но призывая вдохнуть новую жизнь в индустриальную экономику, делать деньги не с помощью денег, а путем наращивания производства, которое следует вновь превратить в основу богатства страны и благополучия граждан, он не полагался на рецепты “королей” бизнеса начала XX в., считавших это делом самих корпораций. Ключевую роль в их оздоровлении Якокка отводил государству.

В вопросах помощи производству Якокка не рассчитывал на благотворительность. Финансовая помощь терпящей бедствие крупной корпорации - событие чрезвычайное, и чтобы получить банковские займы под гарантии федерального правительства, он добился принятия соответствующего закона. Якокка провел труднейшую работу с комиссиями обеих палат Конгресса и с министерством финансов США, убедив их не патриотическими речами о спасении отечественных производителей, а четкими аргументами в пользу жизнеспособности “Крайслера”. Чтобы получить заем в Америке, подчеркивал он, нужно, образно говоря, доказать, что в нем нет особой необходимости. Тогда деньги дадут.

Организация-должник обязана до предела сократить непроизводственные расходы, уволить часть рабочих и менеджеров, заморозить заработную плату. “Нельзя рассчитывать на то, что правительство окажет вам помощь, когда вы сами не хотите навести порядок в собственном доме... Тот, кто обращается за помощью, должен понимать, что помощь предполагает определенные обязательства и с его стороны” . Администрация, профсоюз и другие участники бизнеса должны нести равные жертвы, направив сэкономленные средства на расширение и модернизацию производства и на создание новых рабочих мест.

Начав наводить порядок в корпорации, Якокка первым подал пример добровольного несения жертв, отказавшись от очень высокой заработной платы ее руководителя и сведя ее к символической сумме в один доллар в год. Тем самым он сразу дал понять представителям профсоюза, рабочим и служащим, что готов разделить все тяготы переживаемого кризиса с подчиненными и имеет моральное право ожидать жертв и с их стороны. Это помогло сплотить коллектив, который стоически воспринял необходимость как можно туже затянуть пояса и вытерпеть все лишения во имя спасения третьего по величине автомобилестроительного гиганта США. Часть заводов пришлось закрыть, а людей уволить, но с этих чрезвычайных мер началось постепенное оздоровление ситуации. За несколько лет Якокка сумел не только вывести “Крайслер” из кризиса, но и обеспечить ему прочное положение на рынке автомобилей. И только убедившись в появлении здоровых тенденций, правительство США дало банкирам необходимые гарантии, а полученные займы были возвращены в срок.

Из всех перипетий борьбы за выживание “Крайслера” Якокку больше всего поразило то, на что способны американцы перед лицом общей беды, если высшее руководство не перекладывает ее на плечи других, но и само терпит лишения. “Я обнаружил, что люди готовы пойти на большие жертвы, если все остальные разделяют их судьбу. Когда жестокие испытания ложатся в равной мере на всех, можно горы свернуть. Но как только выясняется, что кое-кто увиливает или не тянет свою часть ноши, все идет прахом... Это было наивысшее проявление духа сотрудничества и демократии... Мы прошли через все это. Система сработала. Это похоже на волшебство и внушает благоговение”. Вопреки расхожим представлениям о том, что только жажда наживы составляет мотивацию бизнеса, большинство американцев откликаются на призыв о поддержке, когда они убеждены, что их не обводят вокруг пальца . Но ни один из известных ему руководителей других компаний не урезал своих личных доходов даже в самые тяжелые времена.

Борьба за выживание корпорации и особенно политика равенства жертв сделали Якокку очень популярным, узнававшие его незнакомые люди говорили ему, что он поступает как настоящий американец. Для него это звучало высшей похвалой. Свою безвозмездную помощь предложили даже знаменитости из артистического мира, в том числе Фрэнк Синатра, выступивший в нескольких рекламных передачах “Крайслера”.

Якокка не доверял “рейганомике” и считал, что экономические теории республиканцев, основанные на принципе “выживает сильнейший”, убедительно звучат лишь в периоды процветания, а демократы оказываются на высоте, когда возникает необходимость опираться на здоровый прагматизм, который и помог выжить корпорации “Крайслер”. Государственная поддержка промышленности - это не ограничение конкуренции, а наоборот, ее развитие, раз “Крайслер” сохранил свое положение конкурента “Форда” и “Дженерал Моторе”. Кумиром Якокки был Ф.Д. Рузвельт, который, по его словам, решал проблемы, порожденные Великой депрессией, не с помощью графиков, диаграмм и заумных теорий Гарвардекой школы бизнеса, а делая конкретные шаги. Если они не удавались, Рузвельт предпринимал новые, а это всегда требует больше смелости, чем ничего не делать. “Он сплотил народ. Он вернул к жизни отверженных. У него хватило мужества взять людей с уличных тротуаров, где они торговали яблоками, и приставить их к настоящему делу” .

Конечно, “рузвельтовские” приемы решения экономических задач, которые Якокка предлагал правительству США, руководствуясь собственными представлениями и практическим опытом, имели мало общего с рекомендациями экономической науки. Но в чем он был, несомненно, прав, так это в том, что американское предпринимательство сложилось в исключительно гибкий механизм, который порой вопреки ожиданиям самих бизнесменов приспособился и к промышленной революции XIX в., и к рабочему движению, и к ударам депрессии 1930-х годов, и к обстановке начала 1980-х, когда США столкнулись с японской конкуренцией. Залогом тому Якокка считал главные, непреходящие американские ценности - “что только упорный труд приносит успех, что даром не кормят, что труд должен быть производительным. Вот что сделало нашу страну великой... Свобода - лишь входной билет, но если вы захотите выжить и преуспеть, за это надо платить полную цену” .

Новыми факторами успеха американского бизнеса в конце XX столетия стали глубокие качественные изменения самих компаний. Компанией современного типа считается та, которая лучше других работает на потребителя и предугадывает изменения спроса, где преодолеваются бюрократизм, единоначалие и традиционная иерархическая структура, осуществляется принцип работы в командах различного назначения, поощряется и вознаграждается творчество, иными словами - где возрождаются гибкость, маневренность и предпринимательский дух . Новыми чертами стиля управления становятся большая доступность руководства, упразднение отдельных автостоянок и закрытых столовых для высокого начальства, а корпоративными ценностями являются вознаграждение за реальный вклад в работу команды, умение управлять изменениями, превращение в важнейший актив компании знаний и умений ее сотрудников, неукоснительное соблюдение этических норм. В социальном плане все это не разобщает, а сближает бизнес и общество. О необходимости приведения корпоративной жизни в соответствие с демократическими нормами жизни в США писал еще в 1951 г. теоретик менеджмента Ордуэй Тид, но тогда его голос не был услышан .

В своем ролевом поведении американское предпринимательство прошло три крупных исторических этапа. Первый - доминирование малого и среднего (индивидуального и группового) бизнеса в основном с целью личного обогащения. Этот бизнес отвечал экономической культуре периода освоения Североамериканского континента, когда многие белые американцы или иммигранты, даже не будучи промышленниками или торговцами, ощущали себя предпринимателями - в том смысле, что жизненный успех зависел в основном от собственного трудолюбия, изобретательности и находчивости. Идеалом было независимое положение, которое давало индивидуально нажитое состояние. Работа по найму, даже высоко оплачиваемая, считалась работой на хозяина, и к ней чаще относились как к временному занятию, необходимому для того, чтобы накопить достаточно денег и стать владельцем доходного предприятия или фермером.

В условиях индустриального общества уже крупный бизнес провозгласил в качестве нового американского идеала выпуск максимального количества товаров, создание как можно большего числа рабочих мест, всемерное развитие потребления. Предприятиями, наиболее характерными для последней трети XIX в. - 70-х годов XX в. стали крупные корпорации с акционерным капиталом. Здесь определенное равновесие социальных ролей и ожиданий установилось по линии крупное производство - высокий уровень потребления. Критерием жизненного успеха американца стало уже не обязательно собственное дело, а уровень доходов, определявшийся служебным положением, заработной платой, дивидендами, процентами по вкладам, премиальными выплатами и, конечно, изобилием доступных товаров и услуг. Соответственно и деловые круги воспринимали общество как совокупность потребителей и наемных работников всех категорий (рабочие и служащие), а государство - как институт, иногда мешающий, иногда помогающий бизнесу своими решениями. Этому времени приблизительно отвечает концепция служения предпринимателя обществу.

Развитие во второй половине XX в. уже не любых, а экологически чистых производств, выпуск не только массовой, но и отвечающей самым высоким стандартам безопасности и качества продукции, не просто прием на работу, а изживание дискриминации при трудоустройстве и принятие внутрифирменных социальных программ стали характеристиками социальной ответственности , т.е. более высокой ступени экономической культуры. Регулирование частного сектора теперь проводится с учетом национальных приоритетов. К числу национальных приоритетов в США относятся проблемы экологии, здравоохранения, образования, развития коммуникаций и высоких технологий, обеспечения равенства возможностей в различных сферах деятельности. В XX в. развитие американской экономической культуры теснейшим образом переплелось с центральным фактором национального развития - демократией американского типа со всеми присущими ей регулятивными механизмами, учитывающими интересы различных слоев населения.

Американская цивилизация как исторический феномен. Восприятие США в американской, западноевропейской и русской общественной мысли. - М.: Наука, 2001. - 495 с