СТРЕМЛЕНИЕ К ЯСНОСТИ: КОНСТИТУЦИИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

В Великобритании конституция представляла собой всю сумму хартий, законов, деклараций, традиций, неформальных толкований, обычаев и позиций, с помощью которых реально осуществлялось правление. Строго говоря, не могло возникнуть ситуации, при которой британский законодательный акт был бы признан недействительным из-за своей «антиконституционности»: любой акт мог изменить конституцию. Не существовало конституции, по которой суд мог бы сверять законодательство.

Поэтому не было ничего более определенного, а также более неопределенного, чем английская конституция; она просто была другим наименованием для определения того, как осуществлялись дела. Даже во время Американской революции первоначальное и самое общепринятое значение слова «конституция» относилось к общему состоянию здоровья любого организма. Сказать, что у человека хорошая конституция, означало, что он хорошо функционирует; это же относилось и к правительству. Поэтому сказать, что правительственный акт является неконституционным, означало либо противоречие терминов, либо бессмыслицу.

Сэр Уильям Блэкстоун писал в 1765 году: «Закон предполагает, что ни король, ни одна из палат парламента, взятые вместе, не способны совершить чтолибо неправильное, поскольку в таких случаях закон чувствует себя не способным предоставить необходимое лечебное средство. По этой причине любой вид притеснений, исходящий от какойлибо ветви верховной власти, должен быть вне пределов досягаемости любого установленного правила либо же выражать правовое положение; но если, к несчастью, нечто подобное происходит, наше благоразумное время должно предоставить новые средства на случай новых чрезвычайных обстоятельств».

Таково было состояние британской мысли, когда американ цы начали предпринимать самые интенсивные и плодотворные усилия по составлению конституции. Для каждой отделяющейся колонии они приняли отдельную конституцию и одну для всей страны. До Гражданской войны для каждого из двадцати одного нового штата была написана одна или больше конституций; основной закон предусматривал создание почти стольких же и на будущее. Не означало ли это отход от политической неопределенности и тем самым попытку избежать еще одной войны за отделение?

Точно неизвестно, когда колонии отказались от надежды быть вновь объединенными с Британской империей. Вероятно, лишь к январю 1776 года перестали они считать себя колониями, которые сражаются лишь за обеспечение более разумной политики со стороны правительства метрополии. Ко времени резолюции Ли в июне 1776 года они уже были готовы заявить, что «эти Объединенные колонии являются и по праву должны быть свободными и независимыми штатами, и что они освобождаются от верности британской короне, и что все политические связи между ними и государством Великобританией прекращаются и должны полностью быть прерваны». Тем временем с начала открытой борьбы против английского правительства в 1760е годы до формального объявления независимости ожидалось, что эти новые политические положения смогут существовать только «в ходе продолжения нынешнего спора между Великобританией и колониями». В целом все еще ждали примирения: на начальном этапе первый континентальный конгресс должен был создать лишь свободную континентальную ассоциацию, изложить жалобы и призвать к облегчению положения.

Тем временем отдельные колонии постепенно и осторожно реформировали свои правительства Ведь они в конце концов сражались за подтверждение полномочий, а не за свержение власти местных представителей. В первые годы конфликта с Британией американцы в каждой колонии, игнорируя королевских или собственных губернаторов, неофициально основывали провинциальные конгрессы, конвенты или комитеты для организации сопротивления английскому правительству. Эти группы вскоре доказали свою способность к перестройке тринадцати колониальных правительств.

Возглавил этот процесс Массачусетс. Провинциальный конвент этой колонии 16 мая 1775 года направил имеющее важное значение письмо континентальному конгрессу, испрашивая «самого определенного совета в отношении взятия и осуществления власти гражданским правительством, что мы считаем абсолютно необходимым для спасения нашей страны, и мы с готовностью последуем тому общему плану, который вы предоставите для колоний, либо внимательно изучим его для установления у нас такой формы правления, которая будет способствовать не только нашей пользе, но союзу и интересам всей Америки». Конгресс ответил, что народ Массачусетса не обязан повиноваться парламентским актам, которые преследовали цель изменить устав Массачусетса, либо королевскому губерна тору или вицегубернатору, который пытался нарушить устав. Поэтому конгресс рекомендовал провинциальному конвенту «в целях наиболее возможного соответствия духу и существу устава» призвать к выборам ассамблеи (которая в свою очередь должна избрать советников), чтобы осуществлять власть правительства, «пока губернатор, назначенный Его Величеством, не согласится управлять колонией в соответствии с ее уставом». Когда провинциальные конвенты НьюГэмпшира, Южной Каролины и Виргинии обратились за аналогичным советом, конгресс также посоветовал им «созвать всех свободных представителей народа, чтобы эти представители, если они считают это необходимым, создали такую форму правления, которая, по их суждению, наилучшим образом обеспечит счастье народа и наиболее эффективно будет способствовать миру и добропорядку в провинции во время продолжения нынешнего спора между Великобританией и колониями». В мае 1776 года конгресс принял аналогичные рекомендации для всех колоний.

Приблизилось решающее испытание. Снова и снова политические теоретики заявляли о том, что народ является источником власти, и американцы принимали эти известные английские аргументы. Но станут ли американцы осуществлять на практике то, чему молились? Джон Адамс сказал, что с народом «необходимо советоваться, и мы должны воплотить в жизнь теории самых мудрых голов и пригласить народ соорудить здание своими собственными руками на самом обширном фундаменте».

Потребовалось определенное время, чтобы колонисты осознали всю новизну этого американского эксперимента. Вначале они не созывали специальные конституционные конвенты для составления конституции, и первые конституции штатов были результатом работы обычных законодателей, избранных для других целей. Поэтому эти органы старались придать своему произведению больше веса, чем обычным законодательным документам. В течение нескольких месяцев после предложений, поступивших от континентального конгресса, НьюГэмпшир (5 января 1776 года) и Южная Каролина (26 марта) приняли временные конституции. Они явились результатом работы обычных революционных ассамблей, а не специальных конституционных конвентов. В других колониях ассамблеи, которым было поручено временное правление на период Революции, также приняли в 1776 году новые конституции: Виргиния (28 июня), НьюДжерси (2 июля), Делавэр (20 сентября), Пенсильвания (28 сентября), Мэриленд (9 ноября), Северная Каролина (18 декабря).

В начале 1777 года революционные ассамблеи приняли конституции в Джорджии (5 февраля) и Нью-Йорке (20 апреля). РодАйленд и Коннектикут просто (с небольшими изменениями) подтвердили свои колониальные уставы, которые оставались в силе и в XIX веке. В Массачусетсе до 1780 года также действовал колониальный устав, принятый его ассамблеей за основу работы временного правительства. Ни одна из конституций в течение всего 1777 года не была принята специально созванными для этого конституционными конвентами.

Однако были уже, как заметил Р.Р. Палмер, намеки на растущую убежденность, что конституция существенно отличается от обычного законодательства и не может быть создана, принята или модифицирована обычной законодательной ассамблеей. В НьюГэмпшире, Нью-Йорке, Делавэре, Мэриленде, Северной Каролине и Джорджии революционные законодательные органы не создавали конституций, пока не испросили на это специальных полномочий от избирателей. Специальное народное одобрение потребовалось и создателям конституций в Мэриленде и Северной Каролине. В Пенсильвании под народным давлением (в мае 1776 года в Филадельфии состоялся массовый митинг с участием 4000 человек) был избран специальный орган для выработки конституции, но сама она не была представлена на народное голосование.

До принятия конституции Массачусетса в 1780 году не было полно и четко определено различие между основами конституции и обычного законодательства. Поэтому есть смысл детальнее рассказать историю создания этой конституции также еще и потому, что она явилась одним из самых важных образцов для федеральной Конституции 1787 года.

Мотивы народного движения по созданию новой конституции в Массачусетсе были разными и сложными, но процедура, в соответствии с которой шло создание новой конституции, была достаточно проста. И сама процедура придала конституции особый авторитет. 5 мая 1777 года обе палаты законодательного органа Массачусетса «рекомендовали» городам штата предоставить тем, кого следует избрать в мае, полномочия составить конституцию, которая, будучи одобрена двумя третями взрослого населения мужского пола, станет затем основным законом штата. Города должным образом проголосовали за эти полномочия, обе палаты совместно составили конституцию, и весной 1778 года документ был разослан по городам для одобрения. Эта конституция подавляющим большинством (147 городов «против», 31 — «за») была отвергнута. Она оказалась слишком радикальной для консерваторов и слишком консервативной для радикалов. И она не содержала билля о правах.

В 1779 — 1780 годах военное положение было неважным, особенно в Новой Англии, где большая часть Мэна была в руках англичан; инфляция и спекуляция стали обычным явлением. Недовольные фермеры округа Беркшир, находящегося на западной границе штата с Нью-Йорком, провели собственное собрание и фактически угрожали выйти из Массачусетса. Отказываясь признавать устав, сохранившийся еще с британских времен, они сочли, что находятся в «первозданном состоянии», и напомнили властям в Бостоне о «других штатах, у которых есть конституции и которые, мы не сомневаемся, с удовольствием примут нас, как бы плохи мы ни были». Верховный суд Массачусетса, испытывавший со всех сторон давление в связи с созданием новой конституции, 19 февраля 1779 года попросил представителей городов поставить перед своими избирателями два простых вопроса. «Первый: хотят ли они в данное время создания конституции или формы правления? Второй: дадут ли они своим представителям в следующем году право проголосовать за созыв конвента штата с единственной целью принятия новой конституции?» Люди убедительно проголосовали за оба предложения (6612 — «за», 2639 — «против»). Представители городов затем созвали городские собрания для выбора делегатов (путем голосования всех свободных лиц мужского пола). Конвент был уполномочен ввести в действие новую конституцию, если она будет принята двумя третями голосовавших.

Едва ли могли сложиться более благоприятные обстоятельства для выявления той особой власти, которую предполагала иметь новая «структура правительства»; это не был обычный закон. Власть более высокая, чем законодатели, — сам народ — проводила консультации по этому вопросу. Процедура консультаций не была простой формальностью; это была попытка дать возможность народу высказать свою точку зрения. Когда новый конституционный конвент Массачусетса собрался в Кембридже 1 сентября 1779 года, штатом еще управляли в соответствии с пересмотренным вариантом королевской хартии 1691 года. Отвергнув предложения 1778 года, некоторые граждане продолжали думать, что старая схема управления, покрытая паутиной времени, может быть, всетаки лучше, чем любая новомодная замена. Проголосовав против новой структуры правления, предложенной революционной ассамблеей, народ провозгласил свое право отвергнуть, равно как и принять, конституцию, предложенную ему существующей властью. Он настаивал на том, что следует предпринять новую попытку путем избрания для этой цели специальной конституционной ассамблеи.

Новшество власти конвента проявилось и в другом замечательном факте. В соответствии со старыми структурами правительства ценз владения собственностью оставался в силе как для права голосования, так и для занятия должности, и его также предполагалось включить в новую конституцию. Но первоначальный отбор делегатов на конституционный конвент и последующее одобрение работы конвента (требовавшее двух третей голосовавших) были доверены всем свободным взрослым мужчинам.

Массачусетский конституционный конвент, состоявшийся в Кембридже 1 сентября 1779 года, таким образом, получил мандат от самого народа на составление конституции. Это бесспорно придавало больше авторита дискуссиям и превратило их результат в Высший Закон в новом и буквальном смысле. В основу авторитета новой конституции легло четко выраженное согласие более широкого круга избирателей (все взрослые граждане мужского пола), чем тот, который санкционировал обычное законодательство.

293 члена конвента представляли собой необычное собрание талантов, включавшее Джона Адамса, Сэмюела Адамса, Джеймса Боудоина, Джорджа Кэбота, Джона Лоуэлла, Роберта Трита Пейна и Теофилиуса Парсонса. 4 сентября конвент назначил комитет из тридцати человек для подготовки проекта, и этот комитет делегировал свои полномочия подкомитету в составе Джеймса Боудоина (процветавшего торговца и революционного лидера), Джона Адамса и Сэмюэла Адамса. Подкомитет в свою очередь поручил это Джону Адамсу, чей проект, с небольшими изменениями, и был в конце концов принят.

Замечательный итог работы Адамса был принят конвентом во время сессий, которые закончились 2 марта 1780 года. Посещаемость сессий падала, вызывая тревогу, отчасти из-за одной из самых суровых зим в истории, отчасти из-за апатии и других причин. На самых важных заключительных заседаниях, когда документ был подготовлен для представления народу, присутствовало и голосовало не больше восьмидесяти двух участников (менее 30 процентов). Однако значение процедуры, представлявшей собой попытку определить более высокую власть, чем обычное законодательство, и использовать эту власть для замены правительства, никогда не ставилось под сомнение. Преамбула новой конституции после утверждения права народа на изменение правительства объясняла:

Политический орган формируется добровольным союзом индивидуумов; это социальное соглашение, в соответствии с которым весь народ берет на себя обязательства по отношению к каждому гражданину и каждый гражданин по отношению ко всему народу, о том, что все должны подчиняться определенным законам во имя общего блага. Поэтому обязанностью народа при составлении формы правления является обеспечение справедливого порядка принятия законов, так же как их беспристрастное истолкование и добросовестное исполнение, чтобы каждый человек мог в любое время с их помощью защитить себя.

Поэтому мы, народ Массачусетса, сердечно благодарим за доброту великого Законодателя вселенной, явленную в том, что он представил нам в ходе Его провидения возможность обдуманно и мирно, без обмана, насилия или какихлибо неожиданностей вступить в новый, точный и торжественный договор друг с другом и создать новую конституцию гражданского правления для нас и последующих поколений; и, преданно молясь о Его указаниях в столь важном проекте, приходим к согласию об определении и издании следующей декларации прав и структуры правления в качестве конституции сообщества Массачусетса.

Конвент после изучения и принятия проекта Адамса затем выработал детальную и тщательную процедуру народного одобрения, которая обеспечивала населению штата возможность не просто одобрить или отвергнуть документ в целом, но и обсудить отдельно каждую статью и изложить свои возражения.

Целый ряд фактов помогает понять причины передачи конвентом итогов своей работы на обсуждение и внимательное изучение публики. После повсеместного отклонения конституции 1778 года (пятикратным большинством) возможность позволить народу выбрать наиболее приемлемые пункты, высказать свои обиды и осознать проблемы, возникающие в процессе создания чеголибо лучшего, только приветствовалась. И что самое важное — конвент Массачусетса имел в своем распоряжении готовую сеть действующих местных ассамблей, городских собраний числом около 300. Шел бурный рост Новой Англии, что позволяло проводить народные дебаты по новой структуре правления. Конвент рекомендовал следующее: предложенная новая конституция должна быть обсуждена народом на своих городских собраниях; на этих собраниях следует голосовать конституцию статью за статьей и излагать свои возражения по каждой статье; после чего народ предоставляет право конвенту (посылая, если нужно, других делегатов) все подытожить, ратифицировать и объявить о вступлении в силу каждой части, одобренной большинством в две трети, изменить другие части в соответствии с народной волей и, наконец, ратифицировать со всеми внесенными изменениями. Именно это и было сделано.

В течение четырнадцати недель весной 1780 года в Массачусетсе проходили городские собрания, обсуждения и голосования. По крайней мере в некоторых городах обсуждение шло очень серьезно, поскольку были внесены и проголосованы детальные изменения. Конвент вновь собрался 7 июня для подведения итогов и 16 июня объявил, что народ принял конституцию. Был установлен день 25 октября 1780 года в качестве даты первых выборов по новой схеме правления. Существуют свидетельства, что даже после столь тщательной процедуры выражения народной воли конвент подтасовывал результаты в пользу конституции. Тем не менее сведение голосов было произведено на глазах всего конвента, и каждая статья, видимо, получила если не большинство в две трети, как это требовалось, то по крайней мере простое большинство. Сэмюел Адамс писал 10 июля, что «никогда еще не была так нужна хорошая конституция, как в этой ситуации». В мрачные дни 1780 года, когда штат находился в состоянии войны и сползал к анархии, конвент, видимо, предпочел общественный интерес мелким формальностям.

Значение того, что сделал народ Массачусетса, в то время было понято немногими. Когда, находясь во Франции, Джон Адамс услышал, что его конституция была принята, он увидел всю новизну события с позиций Старого Света. Он сказал, что граждане Массачусетса «были первыми людьми, которые уделили так много времени, чтобы обсудить форму своего правления, и это дало возможность всему народу свободно поразмыслить о самом предмете, предложить свои возражения и изменения, что обеспечило ему право окончательно принять или отвергнуть эту форму». «Доселе не существовало примера подобных предосторожностей, какие были предприняты этими мудрыми и ревностными людьми при формировании своего правления. Ни одна форма правления не была создана с таким совершенством, основываясь на принципе прав человека и равенства. Это Локк, Сидней, Руссо и Де Мабли в действии». Не впадая в состояние восторга, Джон Адамс отметил этот «феномен в политическом мире как новый и единственный». Он не преувеличивал и тогда, когда объявил его «эпохой в истории прогресса общества». Достижение Массачусетса под влиянием событий 1787 года в учебниках и преданиях ушло в тень. Но массачусетская конституция 1780 года — ее подготовка, обсуждение и принятие — была поистине первооткрывательской.

Первые попытки объединить старые колонии под единой центральной властью оказались совсем не в духе новой структуры управления или конституции. Тринадцать суверенных штатов, каждый со своим правительством, стремились не к центральному правительству, а (по словам губернатора Кука из РодАйленда) к «Договору о конфедерации», который не обязательно должен быть постоянным союзом, а прежде всего («исключительно», как считали некоторые) союзом для ведения войны. Есть основания полагать, что после принятия «Статей конфедерации» было даже меньше национального единства, чем до этого.

По своей новой конституции каждая бывшая колония объявляла себя «суверенным штатом». Каждый штат осуществлял на деле определенный вид власти, который мы отождествляем с независимым правительством. Например, конституция Южной Каролины четко утверждала право штата вести войну, заключать мир, заключать договоры, накладывать эмбарго, а также содержать армию и флот. Виргиния сама ратифицировала договор с Францией и проявляла такую активность в иностранных делах, что была вынуждена ввести должность секретаря по иностранной переписке; губернатор Патрик Генри послал за рубеж Уильяма Ли для переговоров о займе с французским правительством. Согласно Франклину, три отдельных штата американской конфедерации одновременно вели переговоры с Францией о военной помощи. Есть свидетельство, что штаты считали посланника, направленного за границу конгрессом, не столько национальным эмиссаром, сколько посланником, действующим одновременно от имени каждого отдельного штата. Штаты вели себя так, словно, разрешая конгрессу осуществлять определенные функции, они одновременно не отказывали себе в том, чтобы осуществлять подобные же функции и от собственного имени. Они создавали свои армии, снаряжали собственный флот и осуществляли военные действия во имя интересов пгга та. На Юге война велась вначале без помощи конгресса. Каждый штат регулировал свои собственные отношения с индейцами и почтовую службу. Этот суверенитет штатов объяснял, почему голосование в конгрессе конфедерации шло по штатам, а не индивидуальными делегатами. Этот конгресс, по словам Джона Адамса, был «не законодательной ассамблеей, не представительной ассамблеей, а только дипломатической ассамблеей».

Шаг от союза штатов к федеральному государству имел важное значение — не только потому, что он создал новое государство, но в еще большей степени потому, что создал новый вид государства и новый вид высшего закона Неопределенность позиции империи удерживала новые штаты от вторжения и стремления определить свои права Однако опыт ведения войны без сильной центральной власти, с одновременно растущей инфляцией и мелкими экономическими столкновениями между штатами подчеркивал необходимость ее существования.

Конвент в Аннаполисе в сентябре 1786 года отнюдь не был конституционным, а лишь представлял собой собрание делегатов штатов по коммерческим проблемам. На нем было представлено всего пять штатов, и присутствовавшие двенадцать делегатов мало чего достигли, но эта группа предложила провести в мае следующего года в Филадельфии встречу с целью «рассмотреть состояние Соединенных Штатов, разработать такие дальнейшие положения, которые будут представляться необходимыми, чтобы привести конституцию федерального правительства в соответствие с нуждами Союза, и доложить об этом акте Соединенным Штатам на заседании конгресса, чтобы после его одобрения в конгрессе и последующего подтверждения законодательными органами каждого штата он служил той же цели». Спустя пять месяцев конгресс конфедерации осторожно объявил «целесообразным», чтобы подобный конвент делегатов собрался «для единственной и определенной цели — пересмотра «Статей конфедерации» и доклада конгрессу и некоторым законодательным органам об этих изменениях и положениях».

Когда делегаты штатов встретились в 1787 году на конвенте в Филадельфии, у них не было безусловного мандата от народа на создание новой структуры правления, который их предшественники в Бостоне почти десять лет назад получили от народа Массачусетса. Делегаты в Филадельфии не были избраны населением прямым путем, а отобраны правительством каждого отдельного штата (кроме РодАйленда, который не был представлен). Всего присутствовало пятьдесят пять делегатов; в среднем заседания сессии посещало около тридцати человек. Их главной задачей было сформировать правительство правительств. Ни один из них всерьез не рассматривал возможность существования только общенационального правительства, которое бы упразднило отдельные правительства штатов.

Предполагающиеся суверенитет и независимость каждого из тридцати штатов сделали теперь возможным ввести в сферу действий единого национального правительства многие понятия, до этого существовавшие лишь на международном поприще. Нам часто говорят, что великое значение федерального конституционного конвента заключалось в том, что он продемонстрировал, как отдельные «суверенные» государства смогли подчинить себя такому правительству, которое ранее можно было найти только внутри государства Говорят, что конвент был «генеральной репетицией» создания Объединенных Наций. С точки зрения XX века это сравнение может быть полезным. Но в конце XVIII века значение его было как раз обратным. Рабочее «федеральное» правительство, созданное новым государством, импортировало из международной в национальную сферу новые идеи, которые могли стать особенно полезными, если бы самоуправление вообще когдалибо смогло утвердиться на большой территории.

Отношения между суверенными государствами традиционно определялись договорами, которые, как предполагалось, поддерживались только доброй волей сторон. Нормы, определявшие эти договоры, основывались на привычной системе неписаного права, иногда называемого «естественным правом, или правом наций», и часто соблюдались более неукоснительно, чем воля отдельных правителей. Эти нормы были тщательно разработаны обширной научной литературой. В XVII и XVIII веках появились серьезные разработки этой темы в сочинениях голландца Гроция (1625), немца Пуфендорфа (1672), швейцарцев Бурламаки (1747) и Ваттеля (1758), а также других. «Поскольку невозможно всю человеческую расу объединить в одно великое общество, — объяснял в 1765 году Блэкстоун, — то оно должно неизбежно разделиться и создать отдельные государства, содружества и нации, абсолютно независимые друг от друга и тем не менее связанные взаимоотношениями. Отсюда возникает третий вид права (в дополнение к «естественному праву» и «праву открытия») для регулирования этих взаимоотношений, называемый «правом наций», согласно которому ни одно из государств не признаёт превосходство или диктат другого, но целиком зависит от норм естественного права либо от взаимных договоров, союзов и соглашений между сообществами; в составлении же этих соглашений у нас нет других норм, к которым можно было бы прибегнуть, кроме естественного права; оно является единственным, по отношению к которому все сообщества являются равными субъектами...»

Поэтому, когда люди 1787 года говорили, как это часто бывало, об образовании «федерального» союза, они обычно имели в виду определенные пути сближения суверенных штатов. Само слово «федеральный» еще использовалось в значении, близком к его латинскому оригиналу (foedus — договор), для описания отношений, основывающихся на доброй воле (foedus в латыни было родственным слову fides — вера). «Федеральный» употреблялось в конституционном конвенте и в дебатах по принятию конституции в этом специальном и теперь почти устаревшем значении. Широко использовалось старое написание — foederal, — которое подчеркивало связь с латинском словом foedus. Спустя два дня после первой рабочей сессии филадельфийского конвента Эдмунд Рэндолф из Виргинии выдвинул по предложению Гувернера Морриса (как записал Мэдисон) следующие положения:

Гн губернатор Моррис объяснил различие между федеральным и национальным верховным правительством; первое является просто соглашением, основывающимся на доброй воле сторон; последнее обладает полным и обязательным действием.

Что было воистину замечательно (по словам Джоэла Барлоу, произнесенным спустя несколько дней в речи Четвертого июля 1787 года), так это «постоянная федеральная система». По новой конституции, утверждал Мэдисон в «Федералисте» (1788, № 39), сенат «будет получать свою власть от штатов как политических и равноправных сообществ; и они будут представлены по принципу равенства в сенате... Таким образом правительство является федеральным, а не национальным». Результатом «федерального» конвента и тех, что последовали за ним, было превращение этого более ясного и древнего значения слова в устаревшее.

В то время как составители сооружали чтото отличное от «федерального» договора в старом смысле и в действительности придавали слову новое значение, они были также осторожны в использовании слов «нация» или «национальный». Не случайно слова «нация» и «национальный» нигде в Конституции не появляются. Конвент ясно и единодушно проголосовал 20 июня предложение Оливера Эллсворта из Коннектикута, чтобы из названия нового правительства «было исключено слово национальное и сохранялось надлежащее название Соединенные Штаты. Слово «национальное» было соответственно исключено из других частей документа с заменой на повторяющуюся и намеренно нечеткую ссылку на «Соединенные Штаты».

Правительство, которое в действительности образовал конвент, было (по словам Эллсворта) «отчасти национальным, отчасти федеральным». Эта двойственность, объяснял он, постоянно давала о себе знать: «Пропорциональное представительство в первом виде власти (законодательного органа, палаты представителей) соответствует национальному принципу и должно обеспечивать защиту больших штатов против малых. Равенство голосов в сенате соответствовало федеральному принципу и было необходимо для обеспечения защиты малых штатов против больших».

Некоторые обобщения, которые можно спокойно сделать относительно подобной осторожности филадельфийского конвента, могут объяснить, почему крайне трудно делать другие. Прежде всего, это была подлинная дискуссия, в ходе которой делегаты меняли свои точки зрения и приспосабливали свои позиции к требованиям других делегатов. Во-вторых, не было достигнуто согласия по основной теории: доктрины были почти столь же многочисленны, как и сами делегаты; отдельные делегаты переходили от одной теоретической базы к другой. Наконец, не было достигнуто согласия относительно подлинного характера нового правительства, которое они создали. Не случайно в принятом документе опущены оба слова — и «федеральный», и «национальный», — которые часто и остро звучали в теоретических дискуссиях. Вместо этого Конституция просто ссылалась в каждом пункте на «Соединенные Штаты». К концу дискуссий делегаты, казалось, признали свое произведение в качестве важного нового политического гибрида.

В течение нескольких десятилетий сам «конституционализм» приобрел новое и типично американское значение. Он был (по последним словам Уолтона Гамильтона) «выражением доверия, которое люди испытывали к власти слов, изображенных на пергаменте в целях направления правительства в нужное русло». Истолкование этих слов потребовало еще одного типично американского института: права суда высказываться о конституционности законов и отказывать в проведении в жизнь тех, которые он находил антиконституционными. Это стало называться «юридическим подходом». Такая власть не была специально зафиксирована в Конституции, о ней могли и не помышлять и не иметь в виду ее создатели. Но юридический подход делал Конституцию действенной, предоставляя ей новую широту, гибкость и неопределенность — под видом самого определения.

Американцы: Национальный опыт: Пер. с англ. Авт. послеслов. Шестаков В.П.; Коммент. Балдицына П.В. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. — 624 с.