ОТ МАСТЕРСТВА ТЕХНОЛОГИИ: «СОЦИАЛЬНЫЙ КРУГОВОРОТ»

Создатели новой фабрики в Уолтеме — Фрэнсис Кэбот Лоуэлл, Натан Эплтон и Патрик Трейси Джексон — раньше никогда не занимались ни текстильным, ни какимлибо иным промышленным производством. Эпохальные новшества, введенные ими, стали возможны благодаря не столько их познаниям в области техники, сколько их смелости, энергии, гибкости, предприимчивости и в первую очередь организационным способностям. Более того, отсутствие у них прочных традиционных профессиональных навыков практически служит объяснением того, почему фабрики нового типа впервые появились именно в Новой Англии.

В колониальные времена американские ремесленные промыслы концентрировались в Филадельфии. Там работали лучшие портные, лучшие шляпники, лучшие сапожники, лучшие краснодеревщики и мастера по металлу. В районе Филадельфии в основном и оседали иммигрантымастеровые XVIII века, по большей части выходцы из Германии и стран Центральной Европы. Именно искусству швейцарских и немецких мастеров, едва успевших прижиться в Филадельфии, обязаны происхождением два наиболее ярко выраженных образца американского ремесленного производства — пенсильванская винтовка (позже прозванная «кентуккийской») и конестогский фургон (по названию города Конестога в округе Ланкастер, позже ставший известным под названием «крытый фургон»). Также в районе Филадельфии сконцентрировалось и много квалифицированных текстильщиков — прядильщиков и ткачей, производивших в своих маленьких мастерских высококачественные ткани, модную шотландку и рукоделия оригинальных фасонов.

Эти традиции высокого мастерства скорее, казалось, затрудняли, нежели способствовали внедрению новшеств. Так же как и европейская промышленная революция сначала постучалась в двери Англии, но не Франции с ее богатейшими традициями ремесленного производства предметов роскоши, так и американская фабрика, совершая революционный переворот, пришла сперва в Новую Англию, а не в Филадельфию.

С первых своих шагов «американская промышленная система» отнюдь не была триумфом гения американской изобретательности. Почти все основные изобретения, позволившие механизировать процесс производства текстиля, пришли из Англии. И достигали они Америки очень медленно. Вот, например, оборудование для прядения хлопка. С тех пор как Ричард Аркрайт пустил в Англии первую прядильную машину, прошло целых двадцать лет, прежде чем американцы сумели воспроизвести ее — притом более преуспев в контрабанде, чем в технической мысли.

Техническая отсталость Америки не была бы столь очевидной, если бы американцы так упорно не стремились разработать машины, подобные тем, что использовались в Англии. В штатах проводились лотереи для сбора денег на премии первому преуспевшему изобретателю. Законодательное собрание штата Массачусетс даже предлагало субсидировать изобретения. Однако, несмотря на все подобные стимулы, одна попытка за другой кончались неудачей.

Не умея изобрести ничего своего, американцы предпринимали отчаянные попытки импортировать или копировать английские образцы. Однако английские законы возбраняли экспорт производственного машиностроения, включая модели и чертежи станков. Запрещалась даже эмиграция любому квалифицированному рабочему, способному воспроизвести известную ему технику за рубежом. Обитатели же Новой Англии, казалось, все поголовно утратили навыки контрабанды, вносившие столь существенный вклад в становление и развитие их экономики в колониальные времена. Тенч Коукс, ярый общественный деятель из Филадельфии, убедил нескольких лондонских рабочих отлить ему медные модели запатентованных Аркрайтом станков, но, когда модели уже были упакованы и готовы к отправке за мо Ре, британские таможенники обнаружили их в порту.

Подвиг, решительно изменивший положение дел, совершил наконец юный английский авантюрист Сэмюел Слейтер, которому повезло в четырнадцатилетием возрасте проходить ученичество у Джедедиа Стратта, партнера Ричарда Аркрайта. Ему исполнился лишь двадцать один к 1789 году, когда он приехал в Нью-Йорк, куда его привлекли объявления американских газет, рекламирующие спрос на современные хлопкообрабатывающие станки. Согласно английским законам, Слейтер не имел права на выезд из страны в силу своей осведомленности о станках Аркрайта, поэтому он уехал тайно, не сказав даже матери. Не смея взять с собой ни чертежей, ни моделей, Слейтер заучил все необходимые данные, положившись на свою феноменальную память. Нью-Йорк разочаровал его отсутствием как деловой предприимчивости, так и мощных гидроэнергетических ресурсов, поэтому Слейтер принял приглашение Мозеса Брауна, торговцафилантропа из города Провиденс, в честь которого назван Брауновский университет, учредить хлопкоочистительную фабрику в штате РодАйленд. Браун и его зять Уильям Ол ми сразу оценили возможности, которые раскрывали им познания Слейтера. Они предоставили начальный капитал и дали Слейтеру пятьдесят процентов дохода от производства. Слейтер — исключительно по памяти — соорудил и запустил прядильный станок на двадцать четыре шпинделя. Фирма «Браун энд Олми» преуспела с первых же дней существования.

В самой Англии наниматели могли черпать рабочую силу из большого количества физически здоровых нищих и безработных. Рабочие, навербованные из переполненных домов для бедных, не могли позволить себе разборчивости по части условий труда и найма. В Новой Англии домов для бедных почти не су ществцвало, рабочим было из чего выбирать, земли были полно, людей не хватало. Еще в 1791 году Александр Гамильтон отмечал эти обстоятельства как препятствующие развитию американской промышленности. Сорока годами позже некоторые европейские путешественники, подобно французу Шевалье, все еще удивлялись тому, что конкуренция среди американских разнорабочих ничуть не снижает их заработную плату. Таким образом, американская промышленность могла привлечь рабочую силу только за счет оттока из других отраслей экономики либо за счет притока на рынок труда новых трудовых ресурсов.

Такие сторонники промышленного развития Америки, как Александр Гамильтон, с самого начала были озабочены тем, чтобы рост фабричного производства не подорвал основы образа жизни сельской Америки, отвлекая оттуда основную рабочую силу. Как отмечал сам Гамильтон, единственными рабочими руками, которые могли уступить американские фермы, оставались женщины и дети. Первая хлопкоочистительная фабрика фирмы «Браун энд Олми» в Провиденсе, чем особенно гордился сам Мозес Браун, поначалу совсем не отвлекала работоспособных мужчин из других производств. Напротив, привлекая новые трудовые ресурсы, фабрика обеспечивала «чуть ли не повсеместную экономию рабочей силы страны». Первый рабочий контингент фабрики состоял из семи мальчиков и двух девочек в возрасте от семи до двенадцати лет. Однако находить достаточное количество женщин и детей даже для укомплектования этой фабрички в Провиденсе удавалось недолго. Тогда Слейтер обратился к традиционным английским методам, привлекая целые семьи жить в фабричных домах. При подобной «семейной» системе каждый член семьи старше семи лет уже работал на фабрике. Эти методы привились и стали преобладающими в РодАйленде, Коннектикуте и южном Массачусетсе, где начали складываться условия жизни, весьма схожие с положением рабочего класса в Англии в 1844 году, столь ярко описанным Фридрихом Энгельсом.

В некоторых местах наиболее характерно проявился американский способ вербовки фабричной рабочей силы, который воспламенил воображение американцев и повлиял на их представления о классах общества: а что, если Америке удастся обзавестись фабриками, но при этом обойтись без «фабричного класса»? Подобная возможность, оставшаяся чистейшей воды фантазией в Англии, казалась вполне реальной в Америке в силу широкого выбора работ по найму, благосостояния населения, дешевизны земельных угодий и относительной молодости американских городов, не успевших еще обзавестись трущобами.

Посещая в 1810 — 1812 годах Англию, Фрэнсис Кэбот Лоуэлл восхищался текстильной промышленностью Ланкастера, но условия жизни нового класса фабричных рабочих привели его в ужас. Лоуэлл и его партнеры решительно не желали заставлять Новую Англию расплачиваться подобной ценой за промышленный прогресс. Натан Эплтон вспоминал:

Рабочие промышленных городов Европы отличались особо низким уровнем интеллектуального развития и морали. Поэтому возник вопрос, который подвергли серьезному изучению: была ли такая деградация следствием условий данного рода занятий или какихто других причин? Трудно было понять, почему условия труда именно данной профессии столь сильно отличались по своему воздействию на личность по сравнению с другими профессиями.

В то время был низкий спрос на женский труд, поскольку усовершенствованные механизмы вытеснили надомный труд. Именно здесь для Новой Англии лежали резервы трудовых ресурсов — среди людей грамотных и добродетельных.

Трудно было представить, чтобы хорошие условия труда могли способствовать разрушению личности. Самыми существенными гарантиями таких условий стали общежития, создававшиеся за счет компаний и находившиеся под наблюдением респектабельных матрон; кроме того, были созданы все возможности для отправления религиозных обрядов. В этих условиях дочери респектабельных фермеров охотно нанимались на фабрики на некоторое время.

Так выглядела «уолтемская», или «лоуэлловская» система, иногда именуемая «пансионной». Основывалась она на убеждении, что в Новой Англии не существует и не должно существовать постоянного класса фабричных рабочих. Уолтем и Лоуэлл стали показательными общинами, подтверждающими горделивые утверждения предпринимателя Новой Англии, что его новая система «превратила население, занятое в нашем промышленном производстве, в чудо света». Посетив эти фабрики в 1835 году, Хэрриет Мартино, дочь фабриканта из Норвегии, опасалась, что любое правдивое их описание соблазнит большинство английских рабочих перебраться в Новый Свет. Чарлз Диккенс, отнюдь не испытавший симпатий к чемулибо американскому, объездил Новую Англию в 1842 году и не мог сдержать восхищения, описывая контрасты с английскими фабричными городами как различие «между Добром и Злом; живительным светом и мертвящей тьмой».

Счастливые общины хорошо одетых молодых дам, живущих в просторных домах с верандами и зелеными жалюзи, проводящих свободное от работы время в церквах, библиотеках и лекционных залах, никоим образом не служили олицетворением нового, связанного со становлением промышленности, образа жизни. Даже в Америке. В Новой Англии, разумеется, хватало бездушных фабрикантов, считавших рабочих лишь придатками своих машин, однако же надежда на создание фабрик без постоянного класса фабричных рабочих широко захватывала умы и будила воображение.

Уже в 1856 году Джон Эмори Лоуэлл, племянник Фрэнсиса Кэбота Лоуэлла, горделиво провозглашал образ жизни американской фабрики неким принципиально новым явлением в жизни человечества. Девушка, занятая на фабрике, говорил он, вовсе не стремится остаться рабочей до гробовой доски. Она всего лишь приходит сюда на несколько лет, чтобы справить приданое либо помочь получить профессиональное образование брату. «Таким образом, дело можно вести без создания постоянно занятой в нем группы населения. Рабочие не образуют более обособленную касту, наследуя от поколения к поколению малоподвижную работу в перегретых фабричных цехах, но круговоротом поступают из среды здорового и благочестивого населения страны». Этот идеал «социального круговорота» взамен статичного класса — идеал людей подвижных, а не бредущих всю жизнь по избитой колее—сложился естественным путем и расцвел в не разделенном сословными барьерами мире, где все непривычное считалось нормой. Ушел сложившийся в Старом Свете образ прилежного бедняка. Неопределенность классовых перегородок стала в еще большей степени идеалом Америки, чем даже идеал равенства.

В начале XIX века труд рабочих в Америке по большей части оплачивался лучше, чем в Англии. Однако ситуация в Америке складывалась в основном в пользу неквалифицированной рабочей силы: в 1820х годах, например, их заработки были на треть, а то и наполовину выше, чем в Англии, в то время как заработки высококвалифицированных мастеров едва превышали английские, а то и находились на том же уровне. Таким образом, в десятилетия, предшествовавшие Гражданской войне, мастерство ценилось в Америке куда меньше, нежели в Англии. Общая нехватка рабочих рук, похоже, действовала обычно в пользу наименее квалифицированной части работников наряду с другими факторами, такими, как изобилие земли, обширная географическая и социальная мобильность, общая грамотность и отсутствие организованных гильдий. Сочетание всех этих факторов способствовало подрыву экономической и социальной стимуляции к овладению мастерством. Стоило ли глубоко осваивать профессию, которую рабочий надеялся и собирался вскоре оставить? Американцы и американки, уже обратившие на себя внимание мира уровнем грамотности и интеллектуального развития, отнюдь не отличались профессионализмом.

Цель «системы взаимозаменяемости», объяснял сам Илай Уитни, состояла в том, чтобы «заменить эффективной и точной работой машины ту квалификацию художника, что обретается лишь долгой практикой и большим опытом, навык, не очень широко распространенный в нашей стране». Никем не провозглашенная технологическая революция проложила новый путь не только производству продукции, но и производству средств производства. Изменение простое, но с далеко идущими последствиями и маловероятное в Европе, богатой традициями, установлениями и традиционными ремеслами.

В американской промышленности произошло то же, что и в иных областях жизни страны. Скудость юридических знаний не привела к скудости законодательства и недостатку законников (очень скоро мы стали страной с наибольшим числом юристов и наиболее разветвленным законодательством в мире), но, напротив, способствовала становлению юриспруденции и новой концепции права; недостаток специализированного медицинского образования вскоре привел к созданию новой концепции медицины и появлению нового типа медика; отсутствие богословского образования выразилось в появлении нового типа священнослужителя и новых представлений о религии. Также и недостаток мастерства создал предпосылки для нового способа производства товаров, в мастерстве почти не нуждавшегося. Так закладывались основы новых представлений о материальном изобилии и потреблении, впоследствии названных американским уровнем жизни.

Технологическая революция открыла почти каждому самые широкие возможности выпускать все, что угодно! И вот что странно: чем сложнее и лучше требовалось изготовить агрегат, тем более экономичным и эффективным оказывалось новое технологическое решение. Стремительно развиваясь, этот новый американский способ производства разжигал у людей стремление обладать вещами, неведомыми ранее и в небывалых количествах.

Центром происходящего служила Новая Англия. Складывавшейся системе первоначально суждено было называться «системой унификации», или «системой Уитни», ибо Илай Уитни сыграл в ее становлении решающую роль. Но хотя европейцы именовали систему «американской», изобрели ее не в Америке и изобрел ее не Уитни. Более чем десятью годами ранее Джефферсон наблюдал эту систему во Франции, однако французы, столкнувшись с трудностями, предпочли проверенные временем навыки сомнительным экспериментам. Также и в Англии Джереми Бентем, его брат Сэмюел и изобретательный Марк Изамбар Бранел наладили массовый выпуск деревянных талей для военноморского флота, стремясь занять делом праздные руки заключенных и докеров. Но и в Англии такие нововведения не могли прижиться десятилетиями.

Система унификации была сама простота, однако, чтобы осмыслить ее, требовалось вырваться из освященной веками избитой колеи. Американское фабричное производство, описанное в предыдущей главе, простонапросто сводило различные производственные процессы под одну крышу. Система унификации Уитни была более новаторской: она изменила роль рабочего и в корне трансформировала само понятие квалификации. В Европе изготовление сложного механизма, будь то ружье или часы, оставалось целиком в руках одного высококвалифицированного мастера. Оружейник или часовщик сам делал и собирал все детали ружья или часов. С незапамятных времен каждое ружье или каждые часы являлись штучным товаром ручной работы, отмеченным печатью мастера. При необходимости ремонта его возвращали либо изготовителю, либо другому мастеру, который изготавливал нужную деталь. Самый что ни на есть очевидный факт: производство ружей и часов непосредственно зависело от количества квалифицированных оружейников и часовых дел мастеров.

Новая система унификации разложила процесс изготовления ружья, как и любого иного сложного механизма, на процессы раздельного изготовления комплектующих деталей. Таким образом, каждая деталь могла изготавливаться независимо и в больших количествах рабочими, не обладавшими достаточной квалификацией для сборки всего механизма в целом. Массовое производство деталей было налажено по единому стандарту, позволяющему каждую из них установить на любом из производимых механизмов, а в случае поломки произвести замену без доводки и подгонки.

Мы не знаем, как сам Уитни пришел к столь простой и революционной идее — величайшему трудосберегающему новшеству в истории человечества, позволяющему обойтись без мастерства. Вероятно, его осенило, когда он искал способы массового производства хлопкоочистительных станков. Впервые новый способ был успешно опробован при массовом производстве мушкетов: в бурную эпоху европейских наполеоновских войн новое государство ощущало потребность в оружии. В 1798 году правящая во Франции революционная диктатура угрожала войной не готовым к ней Соединенным Штатам. Большая часть мушкетов, с помощью которых американцы одержали победу во время своей Революции пятнадцатью годами ранее, была изготовлена во Франции либо в Других европейских странах. Поскольку в Соединенных Штатах ружей в большом количестве никто не производил, то страна и оставалась практически безоружной. Ужесточение Закона о натурализации и печально известный Закон об иностранцах и подстрекательстве к мятежу являлись симптомами истеричности, порожденной неуверенностью в собственной безопасности.

В марте 1798 года президент Джон Адамс заявил, что дипломаты потерпели крах. И вскоре, уже 1 мая, Илай Уитни из штата Коннектикут написал министру финансов, предлагая свое оборудование, гидроэнергетические источники и рабочих (нанятых было изготавливать хлопкоочистительные станки) для производства мушкетов. Уитни подписал договор на поставку десяти тысяч мушкетов — фантастического количества по тем временам — в течение двадцати восьми месяцев за 134 ООО долларов. То есть средняя стоимость одного мушкета лишь на несколько долларов превышала стоимость импортных моделей. Вероятно, это был первый контракт поамерикански на массовое производство продукции.

Примечательно, что в производстве оружия Уитни опыта не имел. Вряд ли он вообще тщательно изучал мушкет чарлвилль ской модели, который подрядился изготавливать. Будь он мас тероморужейником, умей он испытывать наслаждение, созерцая и держа в руках изящно сделанное и инкрустированное ружье, он никогда не дерзнул бы нарушить веками сложившиеся в ремесле устои, согласившись на массовое производство оружия. Уитни же знал одно: предложить он мог не мастерство, но умение, общие организаторские способности наладить производство чего угодно.

Отведенные ему сроки Уитни использовал на отработку своего нового способа производства. Двадцать восемь месяцев — срок контракта на поставку им оружия — истекли, но ни одного мушкета он еще не поставил. Все это время Уитни строил и оснащал свою новую оружейную фабрику в МиллРоке близ Нью Хейвена. В январе 1801 года, остро нуждаясь в средствах и моральной поддержке против влиятельных особ, уже готовых списать его как шарлатана, он отправился в Вашингтон, где устроил яркую демонстрацию, убедившую президента Джона Адамса, вицепрезидента Джефферсона и членов кабинета в практичности и эффективности разработанной им «системы взаимозаменяемости». Разложив перед ними мушкет и набор запасных деталей к нему, он предложил каждому выбрать наугад деталь и собственноручно проверить, можно ли соединить ее с любой другой, собирая затвор мушкета. Результат оказался ошеломляющим. «Он изобрел станки и формовки для изготовления настолько стандартных деталей затвора, — сообщал Джефферсон, — что если разобрать 100 затворов на части и как следует перемешать, то 100 затворов все равно можно собрать из первых попавшихся под руку деталей... Можно собрать отличные затворы, не прибегая к помощи оружейника».

Теперь Уитни попросил отсрочки на шесть месяцев для поставки по контракту первых 500 мушкетов и еще на два года — для поставки остального количества. Все его просьбы были удовлетворены, в том числе и еще один аванс в 10 000 долларов, наряду с согласием правительства выплатить за три месяца дополнительные 5000 долларов, и еще по 5000 при поставке каждой партии в 500 мушкетов. Хотя по новому договору сумма аванса утраивалась, а сроки поставок удваивались, Уитни в целом так и не сумел выполнить заказ к установленному времени. Лишь к январю 1809 года, десять лет спустя после подписания первого контракта, Уитни поставил последний мушкет из оговоренных десяти тысяч. Работа, поглотившая десять лет, принесла ему всего лишь 25 000 долларов дохода,

Однако Уитни обосновал наконец и успешно применял на практике основополагающий принцип американского массового производства, без которого был бы невозможен американский уровень жизни. Это был триумф организации. Может, первоначальная концепция принадлежала и не ему — в Новой Англии в ту же пору экспериментировали в этой области и другие. Всего лишь в двадцати милях от его фабрики, в Миддлтауне, Симеон Норт, в основном промышлявший производством кос, подписал в 1799 году свой первый контракт с военным министерством на поставку в течение года 500 седельных пистолетов. Один из его последующих контрактов (на поставку 20 000 пистолетов в 1813 году) особо оговаривал: «Комплектующие детали пистолетов должны настолько соответствовать друг другу, чтобы любая часть или деталь одного пистолета подходила любому другому пистолету из двадцати тысяч». Сыну Симеона, Силаху Норту, молва приписывает изобретение формовки, в которую любой рабочий мог залить металл, дабы получить изделие требуемой формы.

И еще один аспект заслуживает здесь внимания. Существенную роль играли правительственные субсидии. Широкие возможности, позволяющие правительству вкладывать капитал и ждать результатов вложений, позволили Уитни построить фабрику и оснастить ее для нужд массового производства. Этот первый величайший триумф американского предпринимателя состоялся с помощью и при поддержке государства — но без вмешательства государства в управление.

Америка уже начинала превращаться в страну спасения человека от материальной расточительности. Универсальность Новой Англии стала способствовать отныне формированию по меньшей мере двух великих и прочных тенденций американской цивилизации.

Специализация машин, но не людей. Там, где не хватало рабочих рук, где от человека требовалось умение легко переключаться с одной работы на другую, отсутствие у него необходимой квалификации приходилось восполнять машине. Система взаимозаменяемости Уитни, как он сам объяснял, была «планом, неизвестным в Европе, главной направленностью и целью которого служило заменить точными и эффективными машинными операциями артистизм ремесла, накапливаемый только лишь большим опытом и долгой практикой, которых в нашей стране практически не существует». Неспециализированная рабочая сила вооружалась специализированной техникой. «Одна из моих главных задач,—писал Уитни,—создать станки, способные автоматически выполнить работу, придавая каждой детали нужную форму». Американской технологии предстояло превратиться в опору не знающего узкой специализации человека: универсального и мобильного американца. И Новая Англия служила здесь первопроходцем.

Общее развитие прежде всего. Когда в Старом Свете рабочего называли неквалифицированным, подразумевалось, что он не имеет специальности, и труд его не дорого ценился. В Америке же новая система производства уничтожила различие между квалификацией и ее отсутствием. Незнание ремесла более не мешало человеку участвовать в производстве сложных изделий. Старые ремесла начали отмирать. В Америке «гуманитарное» — то бишь неспециализированное — образование не служило более доказательством принадлежности к знати, поскольку не показывало более, что его обладатель был свободен от необходимости иметь доходное занятие. Неспециализированное образование приносило пользу всем.

Англичане, наблюдавшие за жизнью Америки середины XIX века, восхищались той легкостью, с которой американские рабочие меняли работу, путешествуя по всей стране. Их изумляла общая свобода от страха перед безработицей, размытость социальных структур, возможность перехода из одного класса в другой. Эти факторы наряду с другими, считали они, объясняют отсутствие профсоюзов и забастовок и восприимчивость американских рабочих к новым методам. Даже имевший ремесло иммигрант со временем находил затруднительным оставаться в прежней наезженной колее. Если в Европе соседние страны ревностно хранили друг от друга свои секреты, то здесь рабочие из Англии, Франции и Германии свободно общались, делились опытом и учились друг у друга.

В новоанглийской системе производства, которой суждено было стать всеамериканской системой, ценились широта ума, грамотность, гибкость и стремление к познанию. По мере того как производственное оборудование укрупнялось, усложнялось, становилось более дорогим и требовало большей степени интеграции, от рабочих требовалось все больше и больше внимательности и способности к обучению. Восприимчивый ум оказывался ценнее квалифицированных рук. Английские инженеры и промышленники отмечали, что в Америке складывается новый тип рабочего. И с прискорбием констатировали, что самые квалифицированные английские механики проявляют такую «робость, проистекающую из традиционных представлений и привязанности к старым методам даже среди наиболее одаренных из них, что оказываются далеко позади». При американской системе, считали они, «успех зависит не от мастерства, но целиком и полностью от сообразительности». Нуждаясь в людях толковых и предприимчивых, Новая Англия приступила к перестройке системы образования, которая закладывалась два столетия назад на принципах догматической целеустремленности. Подобные же изменения претерпевало отношение Новой Англии к праву, а в результате и ко всей проблематике социальных перемен.

Американцы: Национальный опыт: Пер. с англ. Авт. послеслов. Шестаков В.П.; Коммент. Балдицына П.В. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. — 624 с.