НЕЗРИМЫЕ ОБЩИНЫ: НЕГРИТЯНСКИЕ ЦЕРКВИ

Таким образом, рабство навязывало негруиммигранту опыт, абсолютно противоположный опыту остальных новых американцев. Негр, лишенный свободы и живущий под ярмом законов, установленных его хозяином с момента отправки в Америку, не сразу и лишь под принуждением понимал, где он и что от него хотят. Сначала он подчинялся силе, но, даже усвоив порядки и требования хозяина, приучался к мысли, что устремления и цели хозяина разделить не может. Американский опыт приоритета общины перед правительством — опыт людей, объединившихся на почве общих интересов и целей прежде, нежели сложилась эффективная сила, требующая от них повиновения, — был не для него.

В караванах, идущих на Запад, и особенно в новых городах царил дух добровольности и конкуренции. Предприимчивый человек всегда стремйлся показать, что находится там, где находится, и по собственному выбору предпочитает свою общину всем другим на земле, убеждая остальных перебраться жить в его город не из чувства какихлибо юридических побуждений или традиций, но потому, что верил в перспективность этого города. В мире раба ничего подобного не существовало. Сутью его жизни была подневольность. Существуя по воле хозяина, раб (за исключением беглых) никогда не становился мигрантом, но всегда был движимым имуществом. Даже если ему приходилось оказаться в новой общине, как иногда случалось на югозападных границах Алабамы, Миссисипи и Луизианы, то не по своему выбору, а по чужой воле.

Это был не единственный способ, которым раба лишали чувства единства целей и общности с согражданами. Способ порабощения негра, как показал Франклин Фрейзер, состоял в разрушении его африканской культуры и лишении всех его былых традиций по мере перемещения в Новый Свет. Негр не сразу забывал свой родной язык и овладевал языком хозяина. Африканские языки столь многочисленны, а рабы представляли столь различные языковые группы, что на первых порах рабам было трудно общаться даже друг с другом. Этот исторический аспект, как и все касающееся устной речи, неясен и туманен. Но есть данные, позволяющие судить о языковых сложностях наряду с прочими, обострявшими чувство одиночества и обособленности у завозимых в страну африканцев. Гулла, диалект значительного числа негров в прибрежных районах Южной Каролины и Джорджии, до сих пор содержит слова, восходящие к двадцати различным языкам Западной Африки. Если значительные языковые сложности сохраняются и в середине XX века, какими же они были до Гражданской войны, когда огромное количество американских негров были уроженцами Африки, откуда каждый год их доставляли еще и еще? Только в 1858 году (полвека спустя после официального запрета африканской работорговли) в один из портов Джорджии доставили 420 негров прямо из Африки. Можно себе представить это вавилонское столпотворение! Хозяева не снисходили до того, чтобы изучать язык своих рабов. Рабам же, зачастую не способным общаться на родном языке даже друг с другом, приходилось учить или изобретать какоето наречие для общения.

Африканский иммигрант был человеком без семьи. Сведений о сохранении здесь даже общих африканских семейных структур почти нет. Отдельные семьи безрассудно разрушались работорговцами. В то же время рабство препятствовало неграм создавать собственные американские семьи, подобно белым южанам. Наиболее очевидным доказательством этого служило отсутствие у негров семейных фамилий. Африканцы не были единственной группой иммигрантов, прибывавших в

Америку без фамилий: в XVII веке так же приезжали в Америку шведы, армяне и евреи. Эти группы, как отмечали Хэнд лины, к XVIII веку уже обзаводились фамилиями. Негры — нет.

Ни один из аспектов рабства не имел таких бесчеловечных последствий, как вытаптывание материнских чувств. «Там, где пресекались естественные заботы матери о своих детях, где возбранялось даже кормить детей грудью и ласкать их, — отмечал Франклин Фрейзер в своем классическом труде «Негритянская семья в Соединенных Штатах» (1939), — вполне понятным было отсутствие привязанности матери к своему ребенку». Разлучение матерей с детьми все больше входило в практику по мере того, как работорговля набирала размах на протяжении десятилетий перед Гражданской войной. Жизнь рабов в бараках не способствовала созданию семейной атмосферы. Нередко материнский инстинкт сублимировался в привязанности кормилицы — «мамки» — к ее «белым детям», которым она и обязана была уделять всю свою любовь и заботу. Идеализированный образ негритянской матери, как отмечает Фрейзер, вырос не столько из преданий о ее самопожертвовании ради детей под игом рабства, сколько из традиций негритянских «мамок», чья материнская ласка доставалась чужим детям. Приоритет матери в негритянской семье сложился из мрачной действительности рабства: собственнических интересов хозяина к ее потомству и вынужденной скудости чувств в отношениях мужа и жены. Рабам и даже вольным неграм было, разумеется, заказано чувство общины, проистекающее из обладания гражданскими правами и особенно из участия в деятельности политических групп — городских собраний, например. Отсюда очевидно, что рабу были недоступны интересы общественного развития, обычно рождаемые владением собственности, экономическим соперничеством и участием в деловых начинаниях.

Короче говоря, раб был человеком без общины. Даже его связь с плантацией, где он трудился, или с хозяином, которого он зачастую уважал, могла быть прервана помимо его воли, а новое место работы — навязано произвольно. Одним из многих экономических аргументов в пользу рабства служило то, что трудовые ресурсы можно было перемещать по усмотрению хозяина. Многочисленные обстоятельства, над которыми раб был невластен и которых мог и не знать, — от банкротства хозяина, распродажи имущества наследниками, колебаний цен на табак, рис и хлопок до каприза или гнева владельца — могли разлучить его с родным гнездом, лишить друзей и близких и заставить очутиться там, где он и не думал не гадал.

Как же было негру обрести свою общину? В чемто его положение походило на ситуацию, в которой оказались пилигримы двумя столетиями ранее. Негр вполне мог бы согласиться с объяснением, данным Уильямом Брэдфордом религиозному пылу первых иммигрантов: «Не дано было им и взойти на гору Фасга, чтобы узреть из пустынь своих Землю Обетованную, которая питала бы их надежды, и куда бы ни обратили они взор свой (кроме как к небесам), мало что радовало глаз или давало успокоение душе». Неудивительно, что негр всеми силами стремился вырваться из навязанной ему изоляции. И не нужны надуманные и формальные объяснения выживших африканцев, чтобы понять, почему негр обратился к религии.

Скромной компенсацией за муки рабства служило обострение религиозного чувства, принявшего формы обращения глубоко личного, наивного и страстного, не испорченного ни институтами, ни расчетом. Редко когда еще — до или после — так полностью стиралась отмечаемая пуританами грань между церковью «видимой» и «невидимой». Американский негр открыл новую разновидность религиозного опыта: особо остро чувствуя одиночество, неприкаянность и неравенство, он мог надеяться обрести утешение, лишь обратись к Всевышнему. Эти поиски и устремления сохранились в духовных негритянских песнопениях.

Эти церкви сложились и обрели свой особый характер именно в силу тех самых ограничений, в рамки которых заключалась вся жизнь раба. Изменчивое отношение белых южан к крещению негров складывалось из надежд и страхов, сугубо практических и эгоистических интересов, из проповеднического пыла и проявлений 1уманности. Древняя традиция, согласно которой христиан не полагалось держать в рабстве, препятствовала первоначальным попыткам обращения в веру индейцев и негров, пока к концу XVII века не было определено законом, что обращение не делает раба свободным. На протяжении колониального периода отдельные попытки обращения негров в веру предпринимались в основном посылаемыми из Лондона миссионерскими группами — священниками англиканской церкви, эмиссарами Общества распространения Священного писания в чужеземных странах либо отдельными рьяными проповедниками баптистских и методистских сект. Даже несмотря на усилия евангелистов второго «Великого пробуждения», относительно малое количество негров стало членами официальных христианских церквей. Когда в таких местах, как Восточная Виргиния, численность негритянского населения начала превышать численность белых, белые прежде всего беспокоились об эффективности применения христианского учения для удержания негров в покорности. Сумеет ли христианство, проповедуя, что Бог благословил рабство, за которое он ниспошлет вознаграждение в жизни иной, убедить негров мириться с их униженным положением? Либо, напротив, возбудит в них опасные идеи равенства и, открыв возможности общения, предоставит кафедру? Простейшим же соображением, пронизывающим религиозное мышление белых южан с начала XIX века, оставалась возможность воздействия христианства на рабство: смягчение его пороков, упрочение положительных сторон и сохранение немой покорности негров.

Вся история христианства показывает, что это религия одновременно смирения и отваги, религия мученика и крестоносца, святого Франциска и святого Людовика. В Священном писании негр мог одновременно обрести как бальзам для своих ран и оправдание своей покорности, так и обоснование стремления к равенству и побуждение к бунту. Но проповедникиюжане без труда подавали христианство всего лишь как удобную декорацию рабства: идеализируя рабство как форму библейской патриархальной семьи, они самозванно возлагали на себя обязанности наставлять «родителей» (то есть хозяев) в их долге по отношению к «детям» (то есть рабам), а детей — в их долге по отношению к родителям. «Каждый плантатор, по сути, патриарх, — таким был общепринятый аргумент. — Положение обязывает его быть правителем дома... Общество обретает иудейскую форму... Пятая заповедь становится основой общества. Государство рассматривается лишь как высший представитель во внешних сношениях, в то время как регулирование отношений внутренних, таких, как обеспечение, воспитание и обязанности членов семьи, отдается на усмотрение ее главы».

К 1820м годам белые священникиюжане энергичнейшим образом толковали о патриархальной системе отношений. «Бели при всех иных соображениях перемещение негров из их страны в эту явилось способом их умственного и религиозного просвещения и тем самым дорогой к спасению, что многие из них и исповедуют с радостью и благодарностью, — объяснял вскоре после заговора Денмарка Веси доктор Ричард Фурман, президент конгрегации баптистов Южной Каролины, — то справедливый и гуманный хозяин, управляющий своими рабами и заботящийся о них согласно христианским правилам, может быть спокоен: имея рабов, он не ввергает свою душу в моральный грех и никак в этом смысле не поступает противно духу христианства». Однако страх перед негритянскими восстаниями снова и снова приводил к ограничениям религиозной активности негров, ибо Денмарк Веси был пылким методистом, а «генерал» Нэт Тернер — проповедником. Открывая историческое заседание законодательного собрания Виргинии в декабре 1831 года, губернатор Флойд заклеймил негритянских проповедников как «распространителей среди наших рабов подстрекательских брошюр и публикаций, завозимых сюда агентами и эмиссарами из других штатов», на основании чего и потребовал запретить неграм проповедничество.

По мере подъема аболиционистского движения на Севере и использования религиозных миссионеров для распространения его идей среди негров южане обрели новую причину насаждать среди рабов свою собственную разновидность христианства. Преподобный Чарлз Колкок Джоунз напоминал в своем наставлении для хозяев «Религиозное воспитание негров» (Саванна, Джорджия, 1842), что начиная с 1820 года можно говорить о «возрождении религии как о конкретной обязанности во всех штатах Юга». И старательно стремился Доказать, что хозяину даже не надо ждать будущей жизни, чтобы получить награду за обращение своих рабов в христианство:

Неизбежным следствием этого будет упрочение финансового положения хозяина.

Я не хочу этим сказать, что приобщение плантации к Священному писанию само по себе вдохнет новую жизнь и энергию в работников и в землю, которую они возделывают, и неизбежно превратит ее в более прибыльную, чем та, что к Писанию не приобщена. Отнюдь нет. Подобное утверждение оказалось бы необоснованным. Ибо существуют хозяева, совсем не заботящиеся о духовном наставлении своих негров, однако хорошо их одевающие, кормящие и содержащие. Проявляя человечность и заботу о своих неграх, такие хозяева добиваются умелым, рачительным и настойчивым руководством куда больших доходов, нежели их религиозные соседи. Но я хочу сказать следующее: религиозное воспитание не помеха, а, напротив, скорее помощь — при прочих равных условиях плантация, приобщенная к религиозному просвещению, даст своему хозяину куда больше, нежели до введения подобного просвещения. Добродетель прибыльнее греха; пусть это и не открытие, зато неоспоримая истина...

Религиозное просвещение негров будет способствовать сохранению безопасности... Хотя в рабовладельческой стране положение наше таково, что, насколько можно предвидеть, любые попытки восстания со стороны нашего рабочего класса безнадежны, однако любого врага (если уж врага суждено иметь), даже самого слабого, не следует недооценивать и ни одну опасность, даже самую отдаленную, оставлять без внимания...

Я всегда твердо верил в эффективность глубокого религиозного просвещения как средства достижения искомой цели.

Можно привести обоснования этой веры. Они содержатся в самой сути и направленности Писания. Суть его есть мир в самом полном и широком смысле слова. Его направленность, даже там, где его преобразующее воздействие на личность не осознается, заключается в смягчении и обуздании человеческих страстей. Человек проявляет больше уважения к интересам других, больше заботится о снискании их расположения, становится более покорным власти и терпеливым к обиде, начинает особенно ценить человеческую жизнь... Слуга признает всемогущество Провидения, располагающего людьми и обстоятельствами по своему усмотрению... Таким образом, он предоставляет Господу распорядиться своею участью и воздать каждому по заслугам, повинуется кому должно и кого должно чтит. И не смеет вырвать из рук Господних заботу о себе и защиту самого себя.

Представительный форум многих конфессий, посвященный религиозному воспитанию негров, был проведен в Чарлстоне в мае 1845 года с целью совершенствовать сию благую деятельность далее, а также дать отпор обвинениям северян в том, что южане губят души негров. На этом влиятельном собрании были представлены епископальная, методистская, баптистская и пресвитерианская церкви. В нем принимали участие не только такие священнослужители, как преподобный Ч.К. Джоунз и преподобный Уильям Кейперс, которому предстояло стать основателем методистской церкви Юга, но и такие миряне, как сенатор Дэниел Хьюгер от Южной Каролины и Роберт Барнуэлл Ретт, которому предстояло унаследовать в сенате место Кэлхуна. Собрание, подытожив сведения, поступавшие из всех уголков Юга, подтвердило благостное воздействие религии на уровень дисциплины негров. Одно из сообщений отмечало, что «даже те, кто не практикует религию, щедро оплачивают религиозное просвещение своих рабов, что убедительно свидетельствует о его насущности и реальной пользе». «Мы действительно рассматриваем религиозное просвещение негров, — заключило собрание, — как величайший долг и — в самом лучшем и истинном смысле слова — твердую и неизменную политику Юга... Эту деятельность необходимо продолжить».

Деятельность и продолжалась самыми разнообразными путями, отнюдь не все из которых соответствовали планам сторонников сохранения рабства. Многие сельские рабовладельцы следовали советам преподобного Ч.К. Джоунза о «наилучшей форме организации церкви для негров»:

В свободных штатах как белые, так и черные считают наиболее разумным, чтобы последние имели собственные места богослужения и собственную церковную организацию, независимую от первых.

В рабовладельческих же штатах разделять черных и белых не рекомендуется. Предпочтительнее, чтобы обе группы отправляли службы в одном здании и были объединены в одной и той же церкви у одного пастыря, имея доступ ко всем обрядам, крещению и причастию Господню в одно и то же время, с одинаковой заботой и дисциплиной, совместно образуя единую паству, единую церковь и единый приход.

Если неграм в силу непреодолимых обстоятельств приходится собираться и выслушивать проповеди в обособленном помещении, их все равно следует считать неотъемлемой частью белой церкви. Принимать и отлучать от лона церкви, а также отправлять обряды надлежит в присутствии всего прихода.

Подобное общение обеих групп в церкви упрочивает связующие их узы и рождает добрые чувства, способствует укреплению послушания и развитию благочестия и морали негров. Независимые же негритянские церковные организации в рабовладельческих штатах приводят, как правило, к обратным результатам.

Назначение цветных проповедников и старост... в белых церквах и под постоянным присмотром белых имело положительный эффект во многих районах страны...

На некоторых плантациях неграм вменялось в постоянную обязанность присутствовать во время богослужений семьи хозяина, для чего им отводились балконы или специальные места.

Но эти организованные белыми церкви отнюдь не охватывали всю религиозную жизнь неграюжанина. Негр имел свою собственную религиозную жизнь. Многое из этой жизни осталось неизвестным, поскольку религиозные собрания негров часто проводились тайно и большая часть их участников, нередко и проповедник в том числе, были неграмотны. Тем не менее достоверно известно, что подобные религиозные собрания были явлением распространенным и послужили основой для образования негритянской общины.

Религиозная жизнь негров активно развивалась в формах, зачастую невидимых белым хозяевам и едва различимых глазом современного историка. В городах религиозные общины негров иногда существовали вполне открыто: их названия и даже имена их негритянских пастырей вносились в городские справочники. Там же, в городах, потребность негра в общине находила светское выражение в веселой, живой атмосфере общения в бакалейной лавке и пивной. Но то, что бесчисленные «церкви» рабов на плантациях были разбросаны, неорганизова ны, безвестны и не описаны историей, нисколько не умаляет их значимости. Они не должны остаться незамеченными даже на фоне более традиционных религиозных организаций, созданных первоначально неграми на Севере.

Историю существования организованной негритянской церкви обычно начинают прослеживать с Филадельфии, где двое вольных негровсвященников, Ричард Аллен и Авессалом Джоунз, которых убедили передать свою негритянскую паству в руки местной конгрегации белых методистов, были изгнаны одним воскресным днем, едва успев преклонить колени для молитвы, поскольку отказались уйти на отведенный для негров балкон. В 1787 году они основали Свободное африканское общество. Джоунз затем отделился и основал Африканскую протестантскую епископальную церковь,, а Аллен основал влиятельную Африканскую методистскую епископальную церковь, ставшую в 1816 году национальной организацией (Аллен был ее первым епископом) и впоследствии сотрудничавшую с «Андеграунд рейлроуд».

В целом, однако, на жизнь чернокожих американцев оказывали значительное воздействие раздробленность и неосязаемость религиозных общин порабощенных негров. Подобно тому как отношение еврея к религии и своей общине формировалось жизнью в гетто, так и отношение негра формировалось жизнью в рабстве. И американские негры вовлекались в бесчисленное множество религиозных общин.

Даже там, где хозяин опасался сплочения своих негров по религиозным мотивам, он мог оказаться не в силах предотвратить его, и осторожные плантаторы нередко позволяли своим рабам иметь подобную отдушину. Фредерик JIo Олмстед сообщал после поездки по царству хлопка в конце 1850х годов:

На многих плантациях отправление религиозных обрядов является чуть ли не единственным регулярно позволяемым неграм отдохновением от тягот постоянного унылого труда, не носящим сугубо плотского характера; раз влечение для ума в иных формах, как правило, не поощряется. Религиозные отправления редко когда подвергаются запрету, в них позволяется куда большая свобода для индивидуального и творческого самовыражения, чем при участии в какихлибо забавах или учебе. Естественно и неизбежно, что в богослужении и причастии вырывается наружу все то, что обычно подавляется в негритянской душе, и вырывается с такой силой и яростью, что чуть ли не внушает ужас. Соблюдение благочестия, необходимое для того, чтобы принять заметное участие в установленных общественным обычаем ритуалах, носит характер почти повсеместный, кроме плантаций, где не поощряются бурные религиозные собрания, или в городах, где рабам доступны иные развлечения.

Атмосферу спорадических религиозных собраний представить нелегко; возможно, негры и чувствовали себя непринужденно лишь в отсутствии белых.

Иногда деревенским рабам случалось забредать по воскресеньям в близлежащий город, где они попадали на собрания негритянских конгрегаций. Одно такое собрание близ Чарлстона в 1851 году описала шведская романистка Фредерика Бремер:

...В деревне было тихо и спокойно. Несколько чернокожих мужчин и женщин стояли по сторонам, выглядели они людьми добрыми и ухоженными. Из одного дома доносились звуки молитвы и усердных песнопений. Войдя, я увидела собравшихся негров, в основном женщин, с благоговением внимающих негру, пылко читающему им проповедь, сопровождаемую энергичной жестикуляцией и ударами сжатыми кулаками по столу. Проповедь его сводилась к следующему: «Так будем же исполнять заповеди Христовы, возлюбим друг друга Тогда Он придет к нам, болящим и умирающим, Он сделает нас свободными, и мы соединимся с Ним и будем близ Него во славе Его».

Истинная картина богослужения в бесчисленных негритянских церквах навеки от нас сокрыта; ее никогда не удастся представить статистически. Но мы можем проследить становление формы религиозной жизни — отчетливо американской и выросшей непосредственно из условий негритянского рабства.

Невидимые негритянские религиозные общины имели вполне определенные черты. Прежде всего, разумеется, «церквей» существовало великое множество, и каждой было свойственно иметь очень ограниченную паству. У белых протестантов традиционные, обрядовые и богословские различия, разделявшие верующих на секты, в то же время способствовали сплочению отдельных конгрегаций в большие конфессии. Но новым и текучим негритянским конгрегациям, руководимым полуграмотными неграми, тонкости сектантских разногласий были неведомы. Обособленная рабская «церковь», которой возбранялись сношения с другими, тяготела, таким образом, к превращению в своего рода самостоятельную конфессию. За неимением навыков традиционного богословия, проповедник всецело занят был отправлением обрядов, объединяя свой приход силой собственной индивидуальности. Внутренняя автономия баптистской церкви, большая даже, чем в методистской, давала негритянскому проповеднику большую свободу, чем и способствовала особой ее притягательности. Среди самих негров проповедники обрели уникальный престиж. Их полуграмотность, поддерживаемая страхом белых перед «учеными» неграми, и делала их скорее эмоциональными проповедниками, чем наставниками. Главным требованием служило умение пылко и красноречиво говорить, петь и лицедействовать, приправляя церемонию цитатами из Библии. Таким образом, религиозные собрания позволяли способному негру проявить качества лидера, что было невозможно гделибо еще. У прихожан же религиозные переживания никоим образом не сводились к интеллектуальному осмыслению либо формальному холодному ритуалу, но имели тенденцию проявляться самым непосредственным образом, эмоциональным, наивным и глубоко личным. Самое же главное, что религиозная община негра, принадлежа ему, а не белому человеку, заключала в себе целостность его бытия, все стороны его политической, культурной, эстетической и общественной жизни: она образовывала «народ в народе».

Все эти черты сохранились и после Гражданской войны, даже тогда, когда невидимые церкви рабов слились с более четко оформленными религиозными институтами, сложившимися в основном в среде вольных городских негров. Негритянскую церковь продолжали терзать расколы, отделения и возникновение бесчисленных новых сект. Те, кто заботился о религиозной жизни американского негра, не единожды зсаловались, что у него «чересчур уж много церквей». Многие из этих церквей попрежнему страдали под пятой авторитарных пастырей — людей, реализующих таким образом свои мужские наклонности к руководству, заказанные им в иных сферах жизни их ограниченного мира. Они попрежнему сохраняли эмоциональность и приверженность старине. Благодаря своему всеобъемлющему характеру, религиозные общины смогли помочь негру, растерявшемуся после освобождения, обрести какието культурные, политические, преобразовательные ориентиры, какоето пространство для проявления самостоятельности.

Эти особенности негритянских церквей оказались особенно важными, когда негр столкнулся с ошеломившим его миром городской жизни и с новыми проявлениями дискриминации.

Американцы: Национальный опыт: Пер. с англ. Авт. послеслов. Шестаков В.П.; Коммент. Балдицына П.В. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. — 624 с.


2006-2013 "История США в документах"