КУЛЬТУРА СО МНОЖЕСТВОМ СТОЛИЦ: КОЛЛЕДЖ ТОЛКАЧЕЙ

Одним из ключей к пониманию оптимистического восприятия американцем настоящего и будущего как единого целого была возникшая неясность в определениях, употреблявшихся для больших населенных пунктов. В Англии слово «сити» имело точный, определенный смысл, обозначая исторически и юридически сложившиеся отличия города от населенных пунктов меньшего размера. Еще до правления Генриха VIII словом «сити» именовался город, имевший кафедральный собор; когда же Генрих VIII основал новые епархии, местечки, ставшие резиденциями епископов, были официально возведены в ранг городов. Формально различия носили столь четкий характер, что в XIX веке титул города время от времени официально присваивался нескольким населенным пунктам, не являвшимся епископскими резиденциями, как, например, Бирмингему. Таким образом, в английской табели о рангах за «городом» (city) шел «городок» (town), а за «городком» — «деревня» (village), определяемая обычно как скопление домов, меньшее, чем «городок», но большее, чем «селение».

Все эти различия в определениях стирались на быстро растущем американском Западе. Каждый населенный пункт, воображаемый ИЛИ реально существовавший, большой ИЛИ малый, постоянный ИЛИ временный, именовал себя городом (city). И каждый населенный пункт, претендовавший на честь именоваться подобным образом, стремился подтвердить свои притязания, стараясь обзавестить достойными титула институтами. Еще в 1747 году европеец, обосновавшийся в Берлингтоне, штат НьюДжерси, отмечал, что жители именовали это место городом, «хотя оно было всего лишь деревней, состоявшей из 170 домов». Таким образом, в Америке слово «сити» употреблялось либо применительно к населенному пункту, большему, чем «городок», либо как выражение «упований на будущее величие заурядной деревушки». «За последние два дня,—не без изумления отмечал в 1826 году граф Дерби, — мы миновали несколько городов, хотя некоторые из них вообще трудно заметить невооруженным глазом».

«Странно, когда словом «сити» именуют недостроенный бревенчатый дом, — ядовито заметил в 1834 году капитан Мар риэт, — но именно так обстоят дела в Техасе». Не один путешественник отмечал, что каждый прииск — а не только такие,

как ВиргинияСити или КарсонСити, потрудившиеся включить это слово в официальные названия, — именовал себя «сити».

Простейшим способом доказать обоснованность надежд на «городскую» будущность того или иного поселения было обзавестись как можно скорее всеми атрибутами большого города, в число которых наряду с газетами и отелями входили и высшие учебные заведения. Создание колледжа толкачей показывает, как стремление к идеалу совершенной общины способствовало распространению американской культуры.

В четырех своих ежегодных обращениях к стране президент Мэдисон призывал к созданию национального университета в Вашингтоне, округ Колумбия, в дополнение к университетам, существующим в отдельных штатах. 11 декабря 1816 года это предложение одобрил сенатский комитет, и в 1817 году был подготовлен законопроект. Но президент Монро и другие сочли нужным принять поправку к Конституции, которая наделила бы федеральное правительство подобными полномочиями. Однако предлагаемая поправка была отклонена палатой представителей. Подъем предпринимательского духа укрепил возникшие сомнения. Теперь распространение культуры все больше и больше становилось делом энтузиастов в десятках новых общин, а не просто побочным продуктом складывавшихся в Америке условий.

Европейцу казалось странным, что между Революцией и Гражданской войной большая часть новых колледжей была основана в западных поселениях и на самых дальних заселенных рубежах. Из ста восьмидесяти с лишним колледжей и университетов, основанных в те годы и сохранившихся до XX века, более сотни возникли за пределами первых тринадцати колоний. Подобная диспропорция тем более впечатляет, если принять во внимание, что население попрежнему продолжало концентрироваться в обжитых районах Атлантического побережья. Если в Европе колледжи и университеты основывались в древних городах, то в Соединенных Штатах они по большей части возникали в местах, которым только еще предстояло обзавестись населением и достигнуть развития. Эта особенность американского высшего образования объясняется двумя по меньшей мере факторами: духом предприимчивости, побуждавшим каждое поселение считать себя чуть ли не «Афинами Запада», и духом миссионерства, несущим веру в самые дальние поселения.

Религиозные вероучения, еще в колониальные времена приумножавшие количество учебных заведений и стимулировавшие конкуренцию между ними, сохраняли влияние и на заре становления новой науки. Как сторонники, так и противники влияния той или иной церкви не могли не согласиться, что к добру ли, к худу ли, но основная масса высших учебных заведений в Америке была создана ими. По оценке Фрэнсиса Уэйленда, миссионера и президента Брауновского университета (1827 — 1855), законодательное собрание не дало университету и десятой доли того, что он получал из религиозных источников. Филип Линдс ли, президентноватор нового внецерковного университета в Нэшвилле, пожелал, чтобы его учебное заведение было «религиозным», но в 1834 году высказал недовольство церковным сектантством:

Главной причиной чрезмерного множества и крошечных масштабов западных колледжей, несомненно, является раздробленность наших конфессий. Почти каждая церковная секта обзаводится собственным колледжем и в каждом штате имеет хотя бы по одному. Из десятка колледжей в Огайо, Кентукки и Теннесси лишь дватри не принадлежат церковным сектам.

Разумеется, мало какой из сектантских колледжей отвечает предназначению, которому мог и должен был бы отвечать. Многие из них лишь вводят людей в заблуждение. Это — достойное осуждения и растущее зло. И отнюдь не ясно, на каком основании должны быть сектантскими колледжи, если таковыми не являются исправительные заведения, банки, корпорации по строительству дорог и каналов. Колледж предназначен для наставления юношества в премудростях учения — в изысканной литературе, гуманитарных и точных науках, — а вовсе не в догматическом вероучении какойлибо секты или партии. Зачем же тогда крестить колледжи по названиям сект? Они что, будут обучать сектантскому греческому, сектантской математике, сектантской логике, истории, риторике, философии? В таком случае каждый штат должен быть раздроблен на такое количество ассоциаций колледжей, сколько в его границах существует религиозных сект? А в силу нашей ревности и недоверия друг к flpyiy не сведены ли к нулю вся польза и возможные успехи любого учебного заведения?

Христианство в Америке (протестантство по меньшей мере) уже превратилось в рынок, на котором каждая секта стремилась предложить свой продукт и выгодно продать его любому потенциальному покупателю.

Борьба за выживание сектантских колледжей оказала мощное и продолжительное воздействие на неопределенность религиозной жизни страны. Хотя чуть ли не каждый колледж был основан и управлялся какойлибо одной сектой, в целом их уставами возбранялась проверка религиозности преподавателей и студентов. Этот узаконенный либерализм укреплялся потребностью каждого колледжа в деньгах и студентах. Чтобы сделать колледж привлекательным для всех, для людей, верующих во что угодно либо ни во что, сами конфессии превращались в могучих пропагандистов «нигилизма», который ряд исследователей называли истинно доминирующим вероисповеданием в Америке. «Религиозному нигилисту, — отмечал во время своей поездки по США в 1845 году английский геолог Чарлз Лайел, — ...все равно, в какую церковь ходить — баптистскую, методистскую, пресвитерианскую либо конгрегационалистскую, — зачастую он склонен одинаково щедро жертвовать на каждую из них или на все сразу». Способность организованных конфессиями учебных заведений подняться выше своих узких интересов была продемонстрирована еще такими старейшими колледжами Восточного побережья, как Гарвард, Йейл, Дартмут, Амхерст и Уильямс.

Не вспомнив об активности этого сугубо американского конфессионализма, мы не придем даже к истокам понимания того, почему уже к 1870 году по меньшей мере 11 колледжей было основано в Кентукки, 21 — в Иллинойсе и 13 — в Айове. Дух «внутреннего миссионерства» не ослабевал. Например, в ноябре 1828 года группа пылких молодых студентов богословского факультета Йейлского университета под впечатлением прочитанного ими очерка «Зов Запада» собралась под вязами НьюХейвена и поклялась посвятить жизнь делу просвещения и духовного наставления Дальнего Запада, которым был тогда Иллинойс. Они именовали себя «Иллинойской ассоциацией» или «Йейлской группой». Один из них — Джулиан Стертевант — основал 4 января 1830 года Иллинойский колледж в Джексонвилле, в котором было 9 студентов. В 1837 году еще семеро йейлских богословов организовали «просветительскую ассоциацию Айовы... с целью создания прочной основы для будущего колледжа штата Айова». Этой «прочной основой», как и у других западных колледжей, была программа продажи земельных участков. Таким образом, поддержка миссионеров из восточных районов была не менее важна для становления западных колледжей, чем участие восточных капиталов в строительстве западных железных дорог.

Либеральный миссионерский энтузиазм основателей движения временами перерастал в сектантский зуд, распылявший их энергию и тормозивший деятельность, но в целом Америка не страдала odium theologicum . В борьбе за существование колледжи, как объяснял Фредерик Рудолф, «не могли себе позволить выглядеть не слишком привлекательно, что часто бывало, а дрязги, в которые подчас встревали различные конфессии, у большинства американцев симпатий не вызывали». Поэтому понятно, что в целом колледжи стремились к «свободной от сектантства атмосфере».

«Страною колледжей» назвал Америку в 1851 году один из энтузиастов развития системы высшего образования. К 1880 году Фредерик Барнард, президент Колумбийского университета, удивлялся тому, что Ашглия, с ее населением в 23 миллиона человек, обходится четырьмя университетами, в то время как в штате Огайо всего на три миллиона населения их приходилось 37.

Причиной тому, не менее существенной, чем свобода веры, но само собою разумеющейся, так что Барнард ее и не упомянул, служил дух предприимчивости.

Ни одна община не ощущала себя полноценной при отсутствии колледжа или университета. Конфессии обычно давали первый толчок и предлагали программу, но далее колледж строила и содержала вся община вне зависимости от религиозной принадлежности. Подобным образом создаваемым колледжам было свойственно принимать имена городов, которые им предстояло прославить. Немногие колледжи, кроме римскокатолических, назывались именами святых либо иными названиями, в которых отражалось бы то или иное вероисповедание. Позже ряд колледжей был назван именами их благодетелей.

В 1830х годах, отмечал Джулиан Стертевант, один из членов «Йейлской группы», эта «мания строительства колледжей... стала результатом как распространенных спекуляций землей, так и стремления конфессий расширить свое влияние... Широко укоренилось убеждение, что создание в молодом городе колледжа, как ничто другое, способствует его развитию». Некоторые заведения, известные под названием «колледж», были просто коммерческими предприятиями, однако примечательно, учитывая все соблазны и трудности, что многие новые общины сумели предложить своим гражданам возможности для получения достойного высшего образования.

В ряде более старых городов Восточного побережья достаточно было желания общины при самой незначительной поддержке конфессий ИЛИ откровенных коммерческих интересов, чтобы открыть новое учебное заведение. Примером подобного рода может служить история создания колледжа Лафайета в Истоне, Пенсильвания. Джеймс Мэдисон Портер, юрист, строитель каналов и один из самых инициативных граждан Истона, в котором лишь недавно осел, видел, как колледжи повсеместно стимулируют развитие торговли и рост занятости. Портер задумал открыть колледж в Истоне при поддержке всей общины. 24 декабря 1824 года в истонских газетах появилось объявление, приглашающее всех заинтересованных граждан собраться в половине седьмого вечером следующего понедельника в «Истонхоутел» на центральной площади. В большой гостиной, занимавшей целиком третий этаж здания, собрались горожане, они предприняли первые организационные шаги, необходимые для учреждения учебного заведения, выбрали для него название и избрали попечительский совет из 39 человек, в число которых входили бизнесмены, юристы, врач, двое газетчиков и двое содержателей отелей. Никто из них не был уроженцем Истона, и лишь одинединственный человек учился в колледже.

Истон, всего лишь 35 лет существовавший как зарегистрированная административная единица, в 1824 году считался очень перспективным, поскольку был выгодно расположен в месте слияния рек Лихай и Делавэр, вниз по которым пароходы доставляли в Филадельфию первые партии антрацита наряду с мукой и мясом для тамошних судостроителей.

К тому же город лежал на оживленном фургонном пути из Нью-Йорка в Новую Англию. За один лишь месяц 1824 года через город на Запад прошло 511 крытых фургонов, перевезших более 3000 эмигрантов. Истон казался городом будущего. Но где же было изыскать средства для колледжа столь малой общине? Первые попытки собрать средства не увенчались успехом. В 1832 году совет попечителей пригласил на должность президента колледжа преподобного Джорджа Джанкина, до того возглавлявшего отчаянно боровшуюся за существование Академию ручного труда в Джермантауне. Используя в основном рабочие руки студентов, Джанкин сумел построить несколько зданий и оживить интерес общины к колледжу. В начале 1833 года, когда все население Истона состояло из какихто 3700 человек, кампания по сбору пожертвований принесла 2925 долларов. На следующий год законодательное собрание штата ассигновало наконец 8000 долларов с условием, что ни цента из той суммы не должно было уйти на оплату преподавательского состава. 4 июля 1833 года праздничная процессия, начавшаяся у здания суда на центральной площади, продолжилась впечатляющей церемонией закладки первого камня нового здания колледжа. Это действо, самое красочное со дня основания Истона, подчеркнуло значение колледжа для общины и общины для колледжа.

В молодых городах Запада значение преуспевающего колледжа для процветания общины казалось еще более очевидным. Вот, например, Вустерский колледж. Пресвитерианский синод Огайо, на протяжении двадцати лет высказывавший озабоченность отсутствием там сильного пресвитерианского института, осенью 1865 года уполномочил свой комитет основать колледж в любом городе, способном предложить не менее 100 000 долларов. На это тут же откликнулись ведущие граждане Вустера, все население которого составляло тогда 5000 человек. «Это не только окажет городу честь, — настоятельно призывала издаваемая в Вустере газета «Рипабликэн» от 12 октября, — но и настолько повысит стоимость недвижимости во всем округе, что в накладе не останется никто... Население округа приложит усилия, чтобы собрать необходимую сумму в 100 000 долларов». Также предполагалось, что Вустер вырастет в крупный город, если каждый местный уроженец сможет, не покидая родные края, посещать «один из лучших в стране университетов». В начале декабря началась кампания по сбору средств, для чего были созданы территориальные комитеты.

Использовался и настойчиво повторялся любой возможный аргумент — от безусловного роста стоимости собственности до снижения пьянства в результате облагораживающего влияния университета. Но над всеми аргументами доминировала линия развития: колледж поможет Вустеру и окрестностям развиваться и процветать. Процветание же граждан неотъемлемо от процветания общины в целом. Три недели спустя было собрано 75 000 долларов. К концу марта 1866 года соперничающий с Вустером город Мэнсфилд вышел из игры. Право Вустера на колледж продолжал оспаривать лишь город Лондон. Планы создания «университета», писал в газете один из граждан Вустера, уже сделали их город путеводной звездой цивилизованного мира.

Намерения, высказанные в этой области округом Уэйн, уже прославили его по всей стране. Пресса, как светская, так и религиозная, разнесла известия по городам и весям, и об округе Уэйн заговорили и в Филадельфии, и в Нью-Йорке, и в Цинциннати, и в Чикаго — практически во всех уголках страны — как о благородном округе, очаге предприимчивых людей, вероятной обители гуманитарного просвещения. Взоры всей страны обращены к нам, и сотни людей готовы к нам отправиться.

Граждане округа Уэйн и Вустера предложили синоду Огайо, собравшемуся 18 октября 1866 года в этом городе, красивый холм (оцененный в 25 ООО долларов) и 92 ООО долларов наличными (сумму, позднее доведенную до круглой цифры 100 ООО долларов). Колледж достался им и был наречен Вустерским университетом. «Мы стремимся, — заявил на одном из своих первых собраний совет попечителей, — сделать Вустер таким же значительным очагом образования в Огайо, как Оксфорд и Кембридж в Англии, как университеты в Германии и во Франции».

Подобные ситуации повторялись по всему Западу снова и снова. Менялись города и люди, не менялась лишь суть: инициатива церкви, предприимчивость и активный оптимизм.

Истории колледжей, как и истории городов, представляли собою летописи быстро менявшихся надежд и легко переносимых с места на место привязанностей. Под стать городампризракам существовали и призракиколледжи. Колледж, не сумевший быстро оправдать возлагаемых надежд, либо просто покидали, либо он передавал (а иногда продавал) свое название, скудные ресурсы и поиздержавшихся попечителей более перспективному преемнику. Многие колледжи, процветавшие в середине XX века, получили в наследство бесчисленные не оправдавшиеся ожидания своих предшественников. С этой точки зрения стоит проследить родословную Гриннелколледжа, например. Сессия территориальной ассамблеи Висконсина, проводившаяся в 1837 — 1838 годах, наметила открыть 18 учебных заведений, одно из которых было названо колледжем города Денмарк. Это заведение так и не состоялось, но вместо него родилась Денмаркская академия, признанная в 1843 году территориальным законодательным собранием Айовы первым официальным образовательным учреждением территории. Академия получила 72 городских участка и 14 загородных в дар от местного населения. Несколько лет спустя, в июне 1846 года, группа, в которой преобладали конгрегационалисты, основала колледж Айовы, резиденцией которого был выбран Давенпорт; его жители выполнили требуемые условия, пообещав 1362 доллара и 13 земельных участков. Исходный план создания колледжа предполагал строительство основного здания, стоимость которого не должна была превышать 2000 долларов. Когда в 1858 году стало ясно, что Давенпорт не оправдывает возлагавшихся на него надежд, попечители распродали имущество колледжа и объявили о готовности рассмотреть предложения о переносе колледжа в иное место. На их объявление ответили по меньшей мере восемь городов и восемь частных землевладельцев. Самое привлекательное предложение поступило от Гриннеллского университета, куда попечители бывшего колледжа перенесли свою скудную библиотеку, немногие научные приборы, жалкие зачатки музея и старый сейф, хранивший документы колледжа и 9000 долларов наличными.

Гриннеллский университет (переименованный из Народного колледжа) был зарегистрирован лишь в 1856 году, когда население города Гриннелл составляло около 200 человек. Его основание служило частью сложного плана по созданию города трезвости, где каждый участок оформлялся с условием, что при продаже на нем крепких алкогольных напитков права на участок аннулируются. Университет и город процветали с самого начала во многом благодаря предпринимательскому гению Джосайи Бушнела Гриннелл а, пылкого проповедникакон грегационалиста, охарактеризованного современником как «животворящий луч солнца, необходимый всем и везде как бесплатная реклама — в штате и за его пределами». Таким образом, будущий Гриннеллколледж стал наследником всевозможных надежд.

Неудивительно, что уровень «смертности» колледжей был так же высок, как и уровень «смертности» городов. В югозападных и западных штатах он составлял в среднем свыше 80 процентов. К 1930 году функционировало менее одного из пяти колледжей и университетов, основанных перед Гражданской войной. Более 700 колледжей приказало долго жить к 1860 году. В целом самый высокий уровень «продолжительности» жизни приходился на старые штаты Новой Англии. Или, говоря иначе, новоявленные города еще раз доказали, что они лучше, чем другие, способны начать все сначала.

Проявлялась здесь еще одна сторона тесной связи колледжа с общиной. С первых дней основания страны лидеры Америки стояли на том, что республиканское общество нуждается в высшем образовании нового типа. Многие, в том числе Томас

Джефферсон и Бенджамин Раш, неоднократно говорили о (выражаясь словами Раша) «типе образования, подобающем республике». «Наша республиканская форма правления, — призывал даже консервативный доклад Йейлского университета за 1828 год, — делает особо важным охват качественным образованием как можно большего числа людей. На Европейском континенте образование получают те немногие, кому суждено занять определенное место в политической жизни, в то время как широкие массы остаются по сравнению с ними в невежестве. В нашей же стране, где общественные должности доступны каждому обладающему достаточной квалификацией, чтобы занимать их, высшие достижения интеллектуального развития не должны оставаться достоянием лишь какойто одной категории людей».

Община, лишенная кастовых перегородок, и человек, живущий в ней, должны были быть подготовлены к любым возможностям. Таким образом, характер высшего образования в Америке оказался производным от характера формирования американской общины.

Толкачи по всей стране имели четкое представление о том, как их колледжам следовало выражать дух своих общин, служить им и управляться ими. Они способствовали распространению американской культуры и упрочению местных связей.

Сборы добровольных пожертвований граждан окрестных общин на нужды учебных заведений, вошедшие в практику на заре существования страны, так и сохранились неувядаемой традицией. В 1857 году конгрегационалисты территории Миннесоты сначала объявили о намерениях основать колледж, а затем разослали циркулярное письмо приходам двадцати городов, приглашая их принять участие в конкурсе. Пять городов (Замброта, Менторвилл, КоттеджГров, ЛейкСити и Нортфилд) предложили землю, строительные материалы и наличные деньги. Больше всех предложил Нортфилд. Сбор средств достиг кульминации 10 октября 1865 года, когда горожане в приливе энтузиазма пожертвовали за один вечер 18 ООО долларов. Телеграмма, сообщавшая о решении конференции разместить колледж в Нортфилде, была встречена колокольным звоном и всеобщим торжеством. Конференция конгрегационалистов объясняла свой выбор удачным местоположением Нортфилда близ населенных центров штата и его собственным внушительным населением, достигшим уже полутора тысяч. Фонд основателей Нортфилдского колледжа, позже переименованного в Карлтон колледж, составил 201 человек. Разумеется, на интересы местных общин ориентировались даже университеты штатов. Место для строительства университета штата Миссури, например, было определено конкурсом, проводимым между шестью лежавшими вдоль реки округами. Выиграл конкурс город Колумбия в округе Бун в 1839 году, жители которого собрали 82 381 доллар наличными и предложили землю стоимостью в 35 540 долларов. Эти вклады поступили от немногим более девятисот человек, почти пятьсот из которых пожертвовали по пять долларов или меньше.

Граждане, принимавшие столь активное участие в основании учебных заведений, считали, что либо они, либо их представители должны участвовать и в управлении колледжами. Они исходили из того, что колледж должен служить им и их общине. Подобный подход способствовал развитию и укреплению cyiy6o американского образа управления высшими учебными заведениями, который начал складываться еще в начале XVIII века. Юридически хозяевами большинства американских колледжей и университетов, имеющих над ними неограниченную власть, были попечительские советы, составляемые из представителей общины. Подобный подход, наследие Йейл ского и Принстонского университетов колониального периода, был опробован задолго до начала всеобщего увлечения созданием колледжей в начале XIX века. Отсутствие старинных институтов и корпуса почитаемых и знающих ученых вкупе со многими иными проявлениями американской специфики сделали подобную форму управления более естественной в наших условиях, нежели автономия, унаследованная от средневековых ученых гильдий, или наполеоновский контроль со стороны центральных властей. Инициативный дух и активная поддержка на местах поощряли в Новом Свете тенденции к внешнему контролю над учебными заведениями и к укреплению их связей с общинами. По оптимистической оценке профессора Уильяма Тайлера из Амхерста, выступавшего в 1856 году перед Обществом по развитию высшего и богословского образования на Западе, американский колледж, с его попечителями, назначаемыми общиной, являл собою «магнетическую цепь взаимных влияний, в которой колледж проливает на общину свет знаний, а община вдцхает в колледж живую жизнь. Таким образом, если колледж избавляет общину от проклятия невежества, то община оберегает колледж от нездоровой тенденции к монастырской обособленности, загниванию и научному бесплодию».

Типичный американский колледж был и не государственным, и не частным. Он был общинным. Колледж в Америке служил одним из проявлений духа ориентации на общину, уже ставшего отличительной чертой нашей цивилизации. И снова противопоставление «человека государству», столь обострившееся в европейских классовых битвах XIX века, оказалось неуместным и невозможным в Америке. Мнимая непорочность «частных» институтов и их предполагаемая независимость от правительственной поддержки, время от времени разжигавшие страсти в XX веке, не имели корней в традиции или истории американских институтов.

Даже те институты, которые в более поздние времена особенно гордились своим «частным» характером, никоим образом не начинали существование сугубо частными заведениями. Гарвард, разумеется, был построен на ассигнования генерального суда колонии Массачусетского залива и, как и Йейл, был основан решением законодательного собрания Коннектикута На заре своего существования оба учебных заведения обеспечивались нерегулярными ассигнованиями из общественных фондов (до 1789 года Гарвард получил от генерального суда более ста подобных ассигнований). В правления обоих университетов входили первые лица колонии. В начале XIX века фонды штата Нью-Йорк регулярно распределялись между такими «частными» колледжами, как Колумбийский, Гамильтон, Хобарт и Юнион. То же самое происходило и в Пенсильвании. «Частные» колледжи даже получали федеральные земельные наделы, как Майами в Огайо и Камберленд в Теннесси. Законодательные собрания штатов повсеместно проводили лотереи для сбора средств на обеспечение «частных» учебных заведений, причем доля вырученных от лотереи средств поступала к казну штата Бенджамин Франклин, печатник, никогда не упускавший случая выгодно сочетать общественные интересы с частными, отпечатал однажды восемь тысяч билетов для лотереи, санкционированной властями НьюДжерси в пользу Принстонского университета. В то же время университеты штатов в период становления финансировались из казны так скудно (зачастую непригодными зданиями или участками земли), что им приходилось полагаться на щедрость частных пожертвований.

Дело Дартмутского колледжа (1819), по которому вынес одно из важнейших своих судебных решений председатель Верховного суда Маршалл, явилось классическим выражением американской концепции общинного контроля, хотя о нем вспоминают обычно лишь как об одной из преград на пути регулирования отношений собственности законодательным путем. Дело возникло из-за конфликта президента Дартмутского колледжа Джона Уилока с попечительским советом. Уилок настаивал на праве управлять учебным заведением без какого бы то ни было контроля со стороны совета. Совет же подтвердил свои полномочия тем, что уволил его. Управление учебным заведением превратилось в вопрос межпартийной борьбы, когда в 1816 году губернаторреспубликанец НьюГэмпшира подтвердил право законодательного собрания штата контролировать колледж во всех возможных отношениях и нажил политический капитал, подвергнув «окопавшийся» попечительский совет острой критике за «барство». Когда законодательное собрание изменило название Дартмутского колледжа на Дартмутский университет и различными способами начало ужесточать контроль, попечители обратились в суд. После мелодраматической речи Дэниела Уэбстера в пользу своей альмаматер, заставившей прослезиться членов Верховного суда Соединенных Штатов, попечители были наконец восстановлены в своих правах. Теперь граждане активисты могли быть уверены, что даже после получения устава штата они все равно сохраняют свободу управлять своим учебным заведением согласно своим взглядам.

Американцы: Национальный опыт: Пер. с англ. Авт. послеслов. Шестаков В.П.; Коммент. Балдицына П.В. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. — 624 с.