КАК ДЖЕНТЛЬМЕН-ЮЖАНИН СТАЛ НЕВОЛЬНИКОМ ЧЕСТИ

Виргинец Томас Джефферсон закончил Декларацию независимости пылкой клятвой почитать «нашей священной честью» отстаивание конституционных прав Британской Америки. В 1830 году джентльменыюжане трансформировали свой кодекс чести в явление куда более личного характера. В общении с равными себе, как и в общении с низшими, джентльме нуюжанину не надлежало руководствоваться буквой закона. Однако было бы неверным считать, что он вообще был свободен от повиновения закону, ибо должен был следовать закону неписаному, столь же скрупулезному в своих нормах, сколь они были расплывчаты, столь же неотступно требовательному в соблюдении нюансов, сколь они были неуловимы. Как сложился подобный кодекс и чем завоевал добровольное, но раболепное повиновение, и является предметом рассмотрения настоящей главы.

Неписаный закон — закон милосердия и совести — должен был соответствовать закону писаному, устанавливающему отношения между хозяином и рабом. Среди равных же неписаный закон, именуемый «кодексом чести», применялся куда шире и куда строже. От джентльменовюжан, повиновавшихся кодексу, требовалось улаживать серьезные конфликты между собой не только вне норм писаного закона, но и с вопиющим нарушением оных. В основе кодекса чести лежала дуэль. Апологеты южного образа жизни вполне справедливо именовали дуэль пробным камнем южной морали, ибо дуэль показывала, за что готовы рисковать жизнью столпы общества. Дуэль дает нам возможность понять критерии их мужества, отваги и порядочности.

Дуэль в жизни Юга приобретает особую значимость еще и потому, что она была совершенно определенно запрещена официальным законодательством. Законы всех южных штатов начала XIX века недвусмысленно запрещали дуэль конкретным и жестким образом. Северная Каролина (актом от 1802 года) предусматривала за дуэль смертную казнь. В Южной Каролине акт от 1812 года предусматривал год тюремного заключения и штраф в 2000 долларов для всех участников дуэли, включая секундантов; уцелевший же на дуэлисчитался виновным в убийстве. Дуэлянты автоматически отстранялись от практики в юриспруденции, медицине, богословии и не допускались к занятию общественных должностей. В ряде штатов — в Алабаме, например, — от членов законодательного собрания и других должностных лиц требовалась присяга в том, что они никогда не дрались на дуэли сами и не участвовали в дуэлях ни в качестве секундантов, ни в какойлибо иной роли.

Однако дуэль все же не имела глубоких исторических корней на Юге. На протяжении колониального периода дуэли вообще редко случались в Британской Америке, включая и Юг. Во всех колониях сохранились документальные свидетельства лишь о десятке дуэлей за полтора века, с основания Джеймстауна до начала Революции. Общественное мнение колоний, как правило, порицало дуэли, и в те времена джентльменвиргинец мог отмахнуться от вызова, не потеряв лица. Те же, кто бросал вызов, сами иногда подвергались законному наказанию. На тех немногочисленных дуэлях, которые имели место, в основном дрались военные.

Дуэли получили широкое распространение лишь во время Американской революции. Обладавшие развитым чувством кастовости европейские офицеры — британские, немецкие, французские, — отправившиеся воевать на Гражданскую войну, привезли с собой рыцарские традиции личного поединка за честь джентльмена. Юные аристократы, служившие у Рошамбо и Де Грасса, предпочитали дуэль как средство разрешения определенных разногласий. Есть сведения, что Лафайет искал поединка с графом Карлайлем, посланным британцами для мирных переговоров. Позже, уже после Французской революции и падения Бонапарта, французские эмигранты принесли в Новый Орлеан «дуэльный ренессанс и иные острые жизненные ощущения», как выразился один житель Луизианы.

Дуэль обрела характерный для Америки размах в период между Революцией и Гражданской войной. На дуэлях дрались во всех концах страны. Менее чем через год после того, как Баттон Гуиннетт поставил свою подпись под Декларацией независимости, он был убит на дуэли в Джорджии (в результате чего резко поднялись цены на его автографы). Самую дурную славу стяжал поединок между Аароном Бэрром и Александром Гамильтоном Юиюля 1804 года на холмах Уихокен в НьюДжерси, в котором Гамильтон был убит—на том же самом месте, где погиб на дуэли его сын Филипп тремя годами ранее. Поединок Бэрра и Гамильтона побудил президента Йейлского университета Тимоти Дуайта выступить перед своими студентами с проповедью, осуждающей дуэли (9 сентября 1804 года), и способствовал росту движения против дуэлей наряду с другими преобразовательными устремлениями на Севере. Одновременно на Юге дуэли прижились прочнее, чем гделибо, и были распространены еще долго после Гражданской войны.

Трудно найти хотя бы одного из государственных деятелей Юга, получившего известность после 1790 года, кто не участвовал бы в дуэлях. Ибо хотя дуэли и запрещались законом, дела по ним возбуждались крайне редко, и достоверных статистических данных для обоснованных выводов нет. Многочисленные известные нам поединки составляют лишь малую часть имевших место. Эндрю Джексон, Генри Клей, Джон Рэндолф из Роанока, Джефферсон Дейвис, Александр Стивенс, Джудас Бенджамин, У. Янси и Сэм Хьюстон — всем им приходилось в свое время бросать либо принимать вызов, а большинству из них даже не однократно.

История Юга того периода полна дуэльными драмами с выдающимися личностями в главных ролях. Например: поединок Генри Клея с Хэмфри Маршаллом (19 января 1809 года) и с Джоном Рэндолфом из Роанока (8 апреля 1826 года); Джеймса Бэррона с коммодором Стивеном Декатуром (22 марта 1820 года в Блейденсбурге, Мэриленд), в котором Декатур был убит; Томаса Харта Бентона с Чарлзом Лукасом (27 сентября 1817 года в СентЛуисе), в котором погиб Лукас; губернатора Луизианы Уильяма Клейборна с Дэниелом Кларком (летом 1807 года в Новом Орлеане); Эдмунда Флэгга с редактором газеты «Сенти нел» города Виксбурга, штат Виргиния (1840); Эдвина Форреста, актера, с Джеймсом Колдуэллом (1824, в Новом Орлеане; Колдуэлл вызова не принял); генерала Натана Бедфорда Форреста (принесшего извинения после получения вызова); губернатора Южной Каролины Джеймса Гамильтона, дравшегося, как говорят, четырнадцать раз и всегда наносившего ранения противнику; Роджера Хэнсона из Кешукки, впоследствии генерала армии конфедератов; конгрессмена от Джорджии Джорджа Макдаффи с конгрессменом от Джорджии Уильямом Каммингом (1822, Вашингтон), а также с конгрессменом от Кентукки Томасом Меткалфом и с конгрессменом Джозефом Вэнсом от Огайо (уклонившимся от дуэли); конгрессмена от Северной Каролины Ричарда Спейта с конгрессменом от Северной Каролины Д жоном Стэнли (1802). И десятки других.

Под сенью дуэлей разрешались обычно памятные конфликты общественной жизни Юга Генералмайор (впоследствии президент) Эндрю Джексон сошелся в поединке с Чарлзом Дикинсоном из Нашвилла, красавцем юристом, спортсменом и душою общества Это произошло 30 мая 1806 года в ЛоганКаунти, Кентукки, на самой границе штата (которую перешли, дабы избежать нарушения законов штата Теннесси). За этим поединком стояли политическое соперничество (Джексон уже успел побывать судьей апелляционного суда штата Теннесси и членом конгресса), честь дамы, любовь к лошадям и прочая атрибутика южного рыцарства. Сомнительное поведение Джексона в этой дуэли — он спустил курок второй раз после осечки — припоминалось ему на протяжении всей последующей политической жизни. Поводом для дуэли Генри Клея с Хэмфри Маршаллом послужили нападки Маршалла на «демагогию» Клея в поддержку мер, принятых законодательным собранием Кентукки и направленных на защиту промышленников; оба дуэлянта получили легкие ранения, но в результате Клей три недели не участвовал в работе законодательного собрания, что позволило потом его сторонникам выставлять его героем, который «дрался и пролил кровь за политику протекционизма, впервые выступив в ее защиту». Именно вызов, посланный Джудасом Бенджамином Джефферсону Дейвису, прибегнувшему в дискуссии к недостойным выражениям (Дейвис отказался драться, принеся публичные извинения), позволил Дейвису высоко оценить моральные качества Бенджамина и положил начало их тесному политическому сотрудничеству.

Отдельные факты позволяют понять, как широко прижились дуэли среди лидеров Юга и с какой готовностью их прощало и восторгалось ими общественное мнение. В Алабаме, например, генеральная ассамблея приняла в 1841 году специальные акты, освобождая тринадцать поименованных в них граждан от присяги, подтверждающей их неучастие в дуэлях. На протяжении последующих шести лет в Алабаме принимались по меньшей мере еще два таких акта. «Счет дуэлям, — вспоминала дама из Нового Орлеана, — велся, как счет предложениям, сделанным девушке на выданье». На счету некоторых было до полусотни дуэлей. Один человек дрался с собственным шурином, другой назначил поединок на тот же день, что и его сын. Одним воскресным днем 1839 года только в Новом Орлеане состоялось десять поединков. Много могильных камней на его старом городском кладбище было украшено словами: «Пал на поле чести».

О частоте проведения поединков свидетельствуют также детальность и обилие установленных правил. Наиболее популярным справочником служил «Кодекс чести, или Правила поведения участников поединков и их секундантов» (1838), принадлежавший перу 1убернатора Южной Каролины Джону Лайду Уилсону и выдержавший несколько изданий — последнее вышло в свет в 1858 году. Жители Луизианы предпочитали пользоваться более скрупулезными «двадцатью шестью заповедями» дуэлянтов, составленными Джоном Макдоналдом Тэйлором из Нового Орлеана. В различных районах страны было в обычае и различное оружие: шпаги в Луизиане, пистолеты в Кентукки. Истинный джентльмен руководствовался правилами дуэльного этикета: вызов должен быть составлен «изысканным языком», без порочащих и оскорбительных эпитетов; вызов от неджентльмена не принимался; все полномочия по организации дуэли в полной мере передавались секунданту. Кодекс почитался до тончайших нюансов. В 1806 году секунданты обеих сторон подписали следующий формальный договор об условиях поединка между Джексоном и Дикинсоном:

Согласно договоренности, дистанция устанавливается в 24 фута, причем стороны должны стоять лицом друг к другу, держать пистолеты опущенными перпендикулярно к земле. Когда оба будут готовы, дается сигнал одним словом «огонь», по которому оба сразу же могут открывать огонь по своему усмотрению. Бели же один из участников выстрелит раньше, чем будет подана команда, мы обязуемся немедленно застрелить его. Человек, подающий команду, будет определен жеребьевкой, равно как и выбор позиции. Вышеуказанные правила совместно приняты нами в защиту чести генерала Эндрю Джексона и Чарлза Дикинсона, эсквайра.

Еще в одном случае, получив вызов от человека, которого он «знал как неджентльмена», Эндрю Джексон принять вызов отказался, но предложил все же отправиться в любой «уединенный лесок» и стреляться там неофициально, оговорив, что этот поединок не будет считаться джентльменской дуэлью. Когда

Джеймс Гамильтонмладший, известный дуэлянт, одно время бывший губернатором Южной Каролины, выступал однажды в роли секунданта, он запретил дерущемуся — конгрессмену от Джорджии Джоржу Макдаффи — его дуэль с конгрессменом от Кентукки Томасом Меткалфом, поскольку последний нарушил дуэльный кодекс, выбрав винтовки.

Стилизованную церемонию правильной южной дуэли между двумя джентльменами не следует путать с заурядной «скандальной перестрелкой» (американизм, впервые зафиксированный в 1831 году) — привычным в те времена явлением во всех концах страны. На недавно заселенных западных землях Юга — в Арканзасе, Алабаме, Миссисипи, в горах Теннесси и Кентукки, — как и среди простонародья старого Юга, существовала склонность к неформальному выяснению отношений. Те же законы, что запрещали формальные дуэли, зачастую запрещали и менее формальные дела чести. Например, законы, принятые в Алабаме в 1837 году (запрещавшие дуэли в целом), предусматривали, в частности, наказание за ношение или применение своего рода бедняцкой шпаги, «известной как охотничий нож Боуи, или арканзасская зубочистка». Целый мир лежал между тщательно разработанным ритуалом поединка двух южных джентльменов и внезапным взрывом страстей бездумно хватавшихся за револьверы обитателей Запада, но признаки дуэльных формальностей нередко проявлялись и здесь. В своих «Сценках из Джорджии» (1835) Огастес Лонгстрит вспоминает стычку, в которой соперники, дравшиеся лишь голыми руками и зубами (откусив ухо, кусок щеки и палец), закончили тем, что смыли кровь, пожали друг другу руки и, подобно джентльменам, только что дравшимся на дуэли, признали возникшие между ними разногласия счерпанными.

Человек зачастую дрался на дуэли за нечто более эфемерное, нежели его законные права. Ибо «фатальный обычай» Юга существовал не для отмщения за убийство или для защиты жизни и собственности, а ради поддержания «доброго имени». Дуэли в обиходе именовались «делами чести», а место дуэли — «полем чести», но слово «честь» выступало здесь лишь синонимом репутации. «Кодекс чести» Уилсона гласил, что хорошая репутация куда важнее самой жизни. Одним лишь решением Драться на дуэли человек показывал, что ценит мнение о себе Других джентльменов больше, чем жизнь или юридические права. «Клеветнический язык злопыхателя, гнусными сплетнями и интриганскими наветами подрывающий репутацию» — вот страшнейшее зло, против которого единственным достойным щитом джентльмена была дуэль. «Клеветник... хуже убийцы», — заявлял Эндрю Джексон и признавал тщетность всех попыток запретить дуэли, пока общество не изыщет иного способа «выразить неодобрение» клеветнику. Лишь когда Дикинсон публично назвал Джексона «никчемным негодяем, отъявленным трусом и заячьей душонкой», Джексон послал ему вызов. Почти все известные нам дуэли проистекали из оскорблений, высказанных устно ИЛИ письменно.

Таким образом, дуэль служила ритуалом, посредством которого джентльмен добивался доброго мнения общины, или, скорее, мнения равных себе, в обиходе именуемым «кодексом чести». Выражением такого же отношения служила военная традиция чести, олицетворяемая рыцарским духом Джорджа Вашингтона, Эндрю Джексона и Роберта Ли и сохранившаяся в период между войнами во многих мелких военных училищах Юга. Порождением той же эпохи стал так называемый «экзамен чести». В 1842 году Генри СентДжордж Таккер, возглавлявший верховный суд Виргинии, прежде чем стать профессором права и главою преподавательского состава Виргинского университета, ввел этот обычай в американскую жизнь. Вскоре он повсеместно прижился как на Юге, так и в других районах страны.

«Честь», стоявшая за всем этим, не поддавалась простому объяснению для посторонних, что и составило одну из ее наиболее важных характеристик. «Эта честь, — замечал северянин Фредерик Ло Олмстед, — вряд ли превышает стандартный уровень чувств и действий, который должен быть привычен для человека, дабы позволить ему считать себя джентльменом». «Честью» был назван очевидный парадокс, заключавшийся в том, что джентльменыюжане, афишируя на протяжении трех десятилетий, предшествовавших Гражданской войне, высокомерное безразличие к «общественному мнению» и мнению всего мира, больше всего на свете уважали свою репутацию на родине и доброе о себе мнение таких же джентльменовюжан, как они сами. «Для тех, чей Бог — честь, бесчестье — единственный грех». Если раб общественного мнения подвластен суждениям прессы и ропоту низкой толпы, объясняли они, то джентльмен, человек чести, руководствуется негласными нормами поведения, принятыми среди людей, равных ему. Правила кодекса чести, присущие устоявшемуся образу жизни, нельзя было толком ни выучить, ни преподать, ни тем паче почерпнуть из книг. Их можно было лишь унаследовать, либо уловить в окружающей атмосфере. Этот кодекс отличался всем, чем только мог, от становившихся все более формальными и все более профессиональными законов Новой Англии. Дух его был также совершенно иным, нежели в кочевых общинах и новых городах, где приоритетное право заявочных клубов устанавливалось но вопришельцами и где приисковые добровольцы вершили суд при всем честном народе.

Кодекс чести джентльменаюжанина — при всех детально разработанных правилах дуэльных справочников — надо было усваивать с молоком матери; он был доступен лишь посвященным. Письменных инструкций, как стать джентльменом, не существовало. Таким образом, важнейшие законы Юга, основные и требующие неуклонного выполнения, произросли на его собственной почве с его «особым институтом». Подобные мистические эманации не отразишь в юридической литературе, не объяснишь доходчиво янки, иммигрантам или иностранцам.

Мистика чести, таким образом, подразумевала веру в неизменность общества. Вера южан в неписаный закон, проявляемая в их отношении к рабству, дуэли и многому другому, выражала веру в стабильность — даже незыблемость — южного образа жизни. Не во власти человека творить либо изменять неписаный закон. Как ни странно, его соблюдения и не приходилось добиваться, за исключением особых и крайних случаев, ибо он выражал лишь то, как в действительности функционировала община. И среди джентльменовюжан «честь» превратилась не столько в идеал, к которому они стремились, сколько в способ идеализации их обычного поведения.

Американцы: Национальный опыт: Пер. с англ. Авт. послеслов. Шестаков В.П.; Коммент. Балдицына П.В. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. — 624 с.