ЮРИСТ БЕЗ УЗКОЙ СПЕЦИАЛИЗАЦИИ

Когда в 1758 году молодой Джон Адамс консультировался у главы бостонской адвокатуры по вопросам квалифицированного обучения американских юристов, в ответ он услышал вопрос о том, какое образование получил сам Адамс и насколько он владеет риторикой. «Тогда мр Гридли провел сравнение между деятельностью и занятиями юристадворянина в Англии и адвоката в Америке: здесь юрист должен изучать общее право и гражданское право, естественное право и морское право, должен выполнять обязанности адвоката, юриста, атторнея, солиситора и даже нотариуса, так что здесь эта профессия намного сложнее, чем в Англии». Наставник Адамса знал, что в Англии XVII — XVIII веков профессиональная деятельность юристов была тщательно разработана и разграничена и эти разграничения отражали как уровень английской юриспруденции, так и предубеждения английского общества.

На самом верху стояли барристеры, юридическая аристократия. Объединенные старинными корпорациями — судебными «иннами» при Верховном суде в Лондоне, — они обладали монополией на ведение дел в залах этого суда. Старейшины корпораций барристеров «Линхольнз инн», «Иннер темпл», «Мидл темпл» и «Грейз инн» начиная с XV века обладали полномочиями предоставлять право адвокатской практики в суде, т.е. право выступать в суде защитником. Гражданская война в Англии в XVII веке разогнала членов корпораций «иннов» и нарушила их устоявшуюся учебную деятельность. В конце XVIII столетия чистой фикцией стало даже требование об обязательном проживании учеников в доме опытных юристов в качестве их помощников.Однако «инны» сохранили свою монополию.

Тем не менее эти благовоспитанные адвокаты из «иннов» составляли лишь небольшую часть юридических служб общества. Повседневные юридические вопросы решались специалистами, принадлежавшими к двум другим особым группам. Атторнеи не были уполномочены выступать в суде, и их функция заключалась в том, чтобы от имени клиента запустить судебную машину в действие. Они допускались к выполнению своих особых функций судьями из тех судов, где практиковали, так как каждый суд располагал своим собственным ограниченным контингентом атторнеев, не обязательно имевших полномочия практиковать в других судах. Следующей группой специалистов (называемых солиситорами, или стряпчими) были частные юридические агенты, которые не были уполномочены ни выступать в судах высоких инстанций, ни приводить судебный процесс в действие, но они следили за юридическими вопросами дела в интересах своих клиентов. Этими солиситорами выступали различные специалисты: некоторые из них были также атторнеями, другие не были; коекто преуспевал в суде лордканцлера. Их число быстро росло для обслуживания приобретавших влияние землевладельцев и торговцев. В начале XVII века один возмущенный барристер жаловался, что солиситоры, «подобно саранче в Египте,обжирают всю страну». Были также нотариусы, объединенные в свою корпорацию, они готовили все юридические документы, подлежавшие заверению печатью, патентные агенты и еще другие, менее значимые специалисты.

Существовавшая тогда социальная обособленность отделяла барристеров, или «консультантов», от всех остальных юристов — они были джентльменами и, стало быть, членами настоящей «профессиональной» группы. Как распорядились английские судьи в 1614 году, «всегда должно существовать различие между барристером, дающим юридические консультации в соответствии с законом, т.е. основным лицом после приставов и судей в отправлении правосудия, и атторнеями и солиситорами, являющимися только лишь служащими и занимающими более низкое положение». Солиситоры поначалу были лишь агентами, служащими, распорядителями, а атторнеи были сродни торговцам, так как обеспечивали себя за счет вознаграждения от индивидуальных заказчиков. Судьи же вышли именно из рядов барристеров. В отличие от торговцев или ремесленников они получали скорее не «вознаграждение», а «жалованье», которое ни в те дни, ни сейчас не подлежит изъятию судебным путем.

Перенос всех этих замечательных особенностей через океан свел на нет усилия даже самого преданного поклонника английских институтов. Американская неопределенность в отношении того, что на самом деле делает человека «джентльменом», затушевала все границы между «благородными профессиями» и другими видами деятельности. Так как в Америке не было ни одной апелляционной судебной инстанции, то не было и места, где бы честолюбивые молодые адвокаты и младшие судьи могли повышать свое мастерство. Высшие колониальные суды были разбросаны по тринадцати различным центрам, каждый из которых имел собственное законодательство. Не было американского Лондона, где юристы могли бы объединить своиусилия. Возможно, наиболее существенным было то, что в течение длительного времени юридический бизнес был слишком скуден, чтобы позволять существовать столь многим специальностям.

Каковы бы ни были причины, но ни в одной из колоний до середины XVIII столетия не существовало четко обозначенной профессии юриста. Старое английское предубеждение против юристов приобрело в Америке новую силу. Несмотря на случавшиеся в Англии выступления против юристов (столь давние, как восстание Джека Кэда в 1450 году, и столь недавние, как гражданская война XVII века), они не были отлучены от власти и привилегий; судебные «инны», Сообщество нотариусов и другие старинные гильдии сохранили свои позиции. В Америке с самого начала не было таких цитаделей. В здешних условиях, где суды создавались на свободной и неопределенной основе, где даже у судей обычно не было полного юридического образования, недоверие к юристам стало устоявшимся явлением. К концу XVUI века, когда американской торговле понадобился юрист с более глубокими познаниями, уже сложилось представление о том, что люди, получившие юридическое образование, не приобретут того монопольного положения высшего класса, которое они занимают в Англии.

Недавно сформировавшиеся правящие группировки в каждой из колоний предпочитали сохранить за собой привилегии, на которые могли бы претендовать представители закона. В Виргинии, например, землевладельческая аристократия своими силами справлялась с юридическими вопросами, предпочитая не поощрять создание нового сословия колониальных юристов. В Массачусетсе духовенство, опираясь на пуританскую предубежденность против юристов, сдерживало развитие квалифицированной, независимой адвокатуры: первая известная в колониальные времена мера предосторожности в отношении юристов (законодательство по вопросам гражданских свобод, ст.26) запрещала выплату вознаграждения за представительство в суде. В Нью-йорке торговцы и крупные землевладельцы также не желали уступать своих прав юридической аристократии. В Пенсильвании квакеры старались вообще не допускать судебных заседаний, прибегая к услугам неспециалистов как «обычных миротворцев».

Однако, хотя колонии могли существовать и даже процветать без барристеров,солиситоров и адвокатов, они не могли существовать без закона По мере роста населения и благосостояния, усложнения экономической жизни колоний появлялись люди, для которых право становилось конкретной сферой деятельности. К завершению колониальной эпохи в каждой колонии существовало нечто напоминающее юриспруденцию. Никто заранее не планировал результат, но каждая колония посвоему обеспечивала свои нужды. Каждая своим особым путем подошла к единому для Нового Света пункту назначения, который в интеллектуальном отношении был столь же далек от пропитанных портвейном холлов лондонских судебных «иннов», как и в географическом. Неразвитость профессионального аппарата наряду с нехваткой заведений по подготовке юристов объясняла упрощенную систему профессионального обучения. Английские солиситоры и атторнеи проходили длительную подготовку, напоминающую систему обучения подмастерьев. Согласно соответствующим статьям Акта парламента 1729 года был установлен пятилетний срок обучения, прежде чем солиситор или атторней мог практиковать в какомнибудь суде. В отношении уважаемых барристеров, однако, сохранялось особое положение. Для тех, кто в общественном и финансовом отношениях был готов к работе, допуск к их особой, исключительной сфере деятельности, по словам одного историка, напоминал возврат украденных товаров — «не задавая никаких вопросов». К ним не применялось даже общее требование обязательности ученичества. Тем не менее в колониальной Америке ученичество, обычно более упрощенное, чем то, что требовалось для английских атторнеев и солиситоров, открывало дверь ко всем видам деятельности профессионального юриста.

Разнообразные обязанности были правилом. Ко времени Революции в Новой Англии и в центральных колониях сформировалась малообразованная, небрежно подготовленная прослойка юристов, далекая от независимости суждений. В более крупных колониях прослеживалась тенденция распределять юристов по различным судам, каждый из которых определял свои критерии юридической деятельности. В небольших колониях (например, РодАйленд, Коннектикут и Делавэр), где, похоже, все судьи и практикующие юристы знали друг друга, юрист, получивший доступ в один из судов, обычно допускался и во все остальные. В Северной Каролине, Нью-йорке и НьюДжерси право назначать всех атторнеев принадлежало королевским губернаторам, однако они, как правило, осуществляли эти назначения только по рекомендации судьи или суда. Самой первой американской ассоциацией юристов была, вероятно, нью-йоркская, основанная до 1748 года и прекратившая свое существование вскоре после 1765го; в Массачусетсе ассоциация адвокатов была создана только в 1761 году. В XVIII веке во всех этих колониях практикующие юристы выделялись из остального населения более высоким уровнем образования, скорее общего, чем специального, и полученного обычно в колониальных колледжах.

На Юге, особенно в Виргинии и Южной Каролине, городов было меньше, и английские порядки здесь ценились больше и копировались более сознательно. В этих местах контроль за допуском всех атторнеев осуществлялся высшими судами, хотя иногда и косвенным путем. Ведущие юристы обучались в лондонских судебных «иннах». После примерно 1750 года резко возросла популярность этих «иннов»: до 1815 года из приблизительно 236 слушателей судебных «иннов» американского происхождения более половины было принято между 1750 и 1775 годами. Примерно треть из них была из Южной Каролины, около четверти — из Виргинии, а из Мэриленда их было больше, чем из Пенсильвании, Нью-йорка или Массачусетса. Все это соответствует юридическому консерватизму южных лидеров Американской революции. Кто лучше их знал старинные методы английских юристов и традиционные права англичан?

Итак, в Америке разнообразие климата, экономических проблем, природных условий, а также местная традиция вызвали к жизни многообразие требований, предъявляемых в отношении законников. Отсутствие экономической или политической столицы отражало и усиливало это многообразие; отсутствие единого центра препятствовало установлению монополии в этой сфере деятельности. Усилия южной аристократии, направленные на то, чтобы судебные «инны» стали центром их профессиональной деятельности, провалились — Лондон был слишком далеко.

Таким образом,возникла более простая, менее снобистская форма юриспруденции, не разделяющая юристов и не разводящая их по специальным направлениям, а устанавливающая неформальную градацию среди практикующих юристов согласно их образованию и опыту работы. В некоторых районах заниматься юридической деятельностью в высших судах допускались только наиболее образованные и наиболее опытные юристы. Несколько серьезных попыток (например, в ранних законодательных актах Виргинии) приживить английскую систему разграничений не имели успеха: молодые барристеры, выходцы с Юга, вернувшись после практики в судебных «иннах», в течение какогото времени, казалось, монополизировали деятельность в колониальных судах, однако Революция прекратила практику направления студентов в Англию и помешала формированию особой категории юристов, не дав ей существенно утвердиться.

В 1810 году даже в Виргинии суды прямо заявляли о том, что функции барристера и атторнея «не разделяются и осуществляются одним человеком».

Уничтожение различий между сферами деятельности барристеров, солиситоров и атторнеев имело меньшее значение в сравнении с крушением стен, которыми в старой Англии юридические знания ограждались от простых людей. Там, где земля была скорее товаром, а не фамильной ценностью, землевладельцами становилось значительно большее количество людей, которые по мере необходимости изучали некоторые законы. Поскольку колонисты сами приобретали знания о юридических правах английских подданных, они с гораздо меньшим доверием относились к ограниченному кругу профессионалов, получивших специальное образование.

Одной из причин, в силу которой мы так мало знаем об американском праве колониальной эпохи, является то, что многие судьи были непрофессионалами. Похоже, они мало внимания обращали на английскую практику, о которой в колониях почти ничего не знали, да и ни один случай из американской судебной деятельности к тому времени не был документально зафиксирован. Их собственные мнения обычно в отчет не включались. Нам очень мало известно о взглядах судей на материальное право, ибо даже в случаях регистрации принятых решений обоснование приводилось редко. До завершения колониальной эпохи ни в одной американской колонии не было суда, который в основном состоял бы из профессионально подготовленных юристов. Даже в высшем суде Массачусетса, состав судей которого в XVIII веке был многочисленнее, а сами судьи лучше подготовлены по сравнению с другими колониями, профессиональных юристов было немного. В период между 1692 годом и Революцией из девяти верховных судей Массачусетса только трое получили специальное юридическое образование — двое в судебных «иннах» и один в колонии, остальные были священниками, врачами, торговцами или простыми людьми с общим образованием. Из двадцати трех судей того же времени только трое имели настоящее юридическое образование, остальные были священниками или непрофессионалами; двое судей из морского суда получили образование в английских судебных «иннах». Среди судей Массачусетса иных профессионально подготовленных юристов не было. Положение в других колониях многим не отличалось, а если и отличалось, то тем, что образованные юристы в судах были еще более редким явлением; повсеместным правилом был судьянеспециалист.

По воспоминаниям Джефферсона, когда он занимался адвокатской практикой в законодательном собрании, у генерального прокурора Виргинии Джона Рэндолфа было три рукописных тома отчетов по судебным делам, заслушанных в этом собрании между 1730 и 1740 годами. Хотя это была высшая судебная инстанция Виргинии, ее решения по вопросам английского права (по мнению Джефферсона) имели «малое значение в связи с тем, что судьи этого суда, состоявшего только из членов королевского тайного совета, выбирались в зависимости от их благосостояния и общественного положения, а не юридических познаний, на их решения нельзя было ссылаться, они не прибавляли и не уменьшали весомости решений английских судов по тем же самым вопросам. Хотя в том, что касалось вопросов нашего особого законодательства, их судебные решения, независимо от правильной или ложной юридической обоснованности, сохраняли свою авторитетность».

По английским меркам юридических книг в колониях было недостаточно. Джон Адамс писал в автобиографии, что, когда он пытался получить американское юридическое образование, ему «очень не хватало книг». В Америке обычно использовалась пятая часть от тех примерно ста пятидесяти томов судебных решений, что были опубликованы в Англии до Американской революции, доля научных трудов и учебников была еще меньше. Первый том американских судебных решений был опубликован только в 1790 году.

Когда судьями были непрофессионалы, адвокаты мало стремились к тому, чтобы стать образованными юристами. Действительно, профессиональное юридическое образование могло иметь негативные последствия, так как в этом случае адвокат едва ли смог бы его продемонстрировать, не раскрывая невежества судьи и не вызывая подозрений среди присяжных заседателей. Во время полемики между губернатором и законодательным собранием Массачусетса Джон Адамс «широко цитировал» судебные отчеты Мура—«авторитетный источник по юриспруденции, который не читал ни один человек в Массачусетсе». Не получивший профессионального юридического образования Томас Хатчинсон (который был главным судьей Массачусетса более десяти лет) тем не менее был значительно более начитан в юридической литературе, чем большинство из тех, кто занимал место на судейской скамье. Адамс, однако, писал, что даже Хатчинсон не знал основ и посему «всячески избегал этой темы, не найдя ничего лучшего, как заявлять при этом, что обоснования, выдвигаемые лордом Коуком, носят искусственный характер».

В колониальные времена выразителем крайних антипрофес сиональных настроений был главный судья Сэмюел Ливермор, председательствовавший в судах Нью-Гэмпшира в конце XVIII века. Как жаловался один из немногих профессионально образованных юристов того времени, «судья Ливермор не получил юридического образования и не любил, когда ему докучали в суде по этому вопросу. Когда Уэст попытался изучать специальную литературу по юридической аргументации, главный судья спросил, зачем он ее читает, «неужели он думал, что он и его собратья не знали того, что есть в этих старых,затхлых,изъеденных червями книгах?» В то самое время, когда английские юристы возводили на престол строгое правило прецедента, судья Ливермор отверг ссылку на свое же более раннее,противоположное решение, заявив, что «каждый бочонок должен стоять на собственном дне». Судья Джон Дадли (фермер и торговец, восседавший на одной скамье с Ливермором) предписывал суду присяжных: «Наше дело — осуществлять правосудие между сторонами не с помощью юридических уловок, почерпнутых из Коука или Блэкстона, чьих книг я никогда не читал и читать не буду, а с помощью здравого смысла, как между людьми». Когда просвещенный Джереми Мейсон отрабатывал вопрос о возражении в суде по поводу относимости к делу доводов противной стороны — одного из наиболее известных приемов английской юридической защиты, — судья Дадли высмеял чуждые тонкости как «несомненную адвокатскую выдумку, рассчитанную на то, чтобы препятствовать правосудию».

Если подчас американский юрист обладал меньшей профессиональной подготовкой, чем его английский коллега, то у грамотного рядового американца таких знаний было больше. Некоторые непрофессиональные судьи, подобно двум главным судьям Массачусетса — Уильяму Стафтону (1692—1701) и Сэмюелу Сьюоллу (1718—1728), были хорошо знакомы с юридической литературой и вполне могли соперничать с английскими судьями. Др Уильям Дугласс отмечал, что «в наших колониях, особенно в Новой Англии, люди хорошо разбираются в юридических уловках, обычный деревенский житель Новой Англии почти готов для работы адвоката в сельской местности Англии».

Восемнадцатый век в Англии был эпохой повсеместной профессиональной специализации: «Краткий курс» Мэтью Бэкона появился в 1736 году, знаменитая юридическая энциклопедия (в 23 томах) Чарлза Вайнера — в 1742 — 1753 годах, «Дигест» Ка минса—в 1762м. Огромный успех работы Вайнера позволил открыть в Оксфорде первую профессорскую должность по английскому праву, занятую сэром Уильямом Блэкстоном, который на лекциях читал свои знаменитые «Комментарии». А «Комментарии по английскому праву» Блэкстона были наиболее претенциозной и наиболее успешной из когдалибо предпринятых попыток ограничить беспорядочно разросшееся английское право до размеров разумной и усваиваемой системы. Нельзя утверждать, что в колониальной Америке были созданы великие юридические системы или фундаментальные труды в области права. Однако в ней разворачивалась разнообразная, разрозненная и разносторонняя деятельность сотен непрофессионалов, полуюристов, псевдоюристов и немногих получивших настоящее юридическое образование. Из всех известных юридически оформленных соглашений (около шестидесяти), опубликованных в американских колониях до 1788 года, ни одно не было, строго говоря, трактатом, с точки зрения профессиональных юристов. Они, скорее, являлись разновидностями «Краткого руководства для констеблей» и аналогичных справочников в помощь населению по юридическим вопросам.

«Возможно,ни в одной стране мира нет такой всеобщей тяги к изучению права, — отмечал Эдмунд Берк в известном разделе своей речи о примирении с Америкой. — Все, кто читают, и очень много читают, стараются приобрести некоторые познания в этой науке». В американской тенденции к уничтожению монопольного положения юристов он усматривал большой смысл — такое общество не допустит своего угнетения. Население колоний будет объединено общим пониманием или общим заблуждением в отношении своих юридических прав. Разве не примечателен тот факт, что к 1775 году (а по словам Берка, он узнал об этом от известного книготорговца) в Америке было продано почти столько же экземпляров «Комментариев» Блэк стона,сколько и в Англии?

Идее общего права противоречили усилия Блэкстона по его систематизации, но он впервые предложил средство, с помощью которого любой грамотный человек мог усвоить основные положения его юридического опыта. Поэтому мода на Блэкстона,чей труд неоднократно переиздавался в Америке конца XVIII — начала XIX века, свидетельствовала о распространенности правовых знаний и о глубоком их усвоении в Америке. Для американского права Блэкстон значил столько же, сколько для американской грамотности значил синий орфографический словарь Ноа Уэбстера. Имея в руках всего лишь четыре тома «Комментариев», любой человек, как бы далек он ни был от сга ринных юридических школ, от судов или законодательных учреждений, мог стать юристомлюбителем. Блэкстон был находкой для делового американца, для амбициозного жителя глубинки и для честолюбивого политика. Одним из забавных моментов американской истории стал тот факт, что барристер сноб из консерваторов, оттачивавший свое мастерство в угоду вкусам молодых джентльменов из Оксфорда, стал наставником Авраама Линкольна и тысяч подобных ему. Способствуя распространению правовых знаний и юридических терминов среди населения вплоть до отдаленных районов страны, Блэкстон внес большой вклад в становление «сделавших самих себя» людей, выдвинувшихся в руководители Нового Света.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.