ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ ВМЕСТО ВЫСОКОЙ УЧЕНОСТИ

В Америке колледж стал местом, где больше заботились о распространении знаний, чем об их накоплении или сохранении. «Университетское» образование в Америке, с какой стороны на него ни посмотреть, не могло считаться законченным высшим образованием. Ни одна из причин широкого распространения высшего образования не была характерной лишь для Америки, однако,взятые все вместе, они составили непреодолимую силу, направленную против узаконенной монополии и территориальных рамок.

Религиозное сектантство и многообразие. Каждый из первых трех колледжей — Гарвард, УильямэндМэри, Йель — был основан в поддержку той или иной церкви в колонии. Вплоть до 1745 года эти колледжи оставались единственными. Только к середине XVIII века, когда «Великое пробуждение» породило религиозный энтузиазм и обострило антагонизм между сектами и когда процветание обеспечило американцам достаточно средств для обучения своих сыновей в колледжах и для строительства учебных зданий, начался стремительный рост числа колледжей в колониях. Президент Йеля Эзра Стайлс назвал это явление «всплеском энтузиазма вокруг колледжей». В то время как в Англии замечательные «диссидентские академии» даже не добились права присуждать степени, в Америке школа каждой секты претендовала на высокое положение древнего европейского университета. Перед Революцией почти каждая значительная христианская секта имела свое собственное учебное заведение: пресвитериане «новой линии» основали Принстон; баптистыревайвалисты основали Браун; голландские реформатыревайвалисты основали Ратгерс; конгрегацио налистский священник преобразовал индейскую миссионерскую школу в Дартмутский колледж; англикане и пресвитериане совместными усилиями основали Кингзкал ледж (впоследствии Колумбийский университет) и Колледж Филадельфии (впоследствии Пенсильванский университет).

Создание какойлибо сектой колледжа становилось еще одной веской причиной для всех остальных сект создавать свои собственные колледжи с тем, чтобы спасти побольше американцев от ереси конкурентов. Появление же всех этих сектантских колледжей давало массу доводов сторонникам светской школы для основания своих колледжей с целью спасения молодежи от всякого догматического невежества. Движение ускорялось. Его не такто легко было остановить; правда, в тяжелое время Революции оно замедлилось. В период между 1746 и 1769 годами в колониях было создано вдвое больше колледжей, чем в предыдущие сто лет; в 1769—1789 годах — вдвое больше, чем в предшествующие двадцать лет. Так это и продолжалось. Движение набирало скорость и, по всей видимости, до сих пор едва ли остановилось.

Такая конкуренция, между прочим, привела к либерализации. Если каждая секта, основывающая колледж, и надеялась иметь преобладающее влияние в нем, то монополизировать его она не отваживалась. В условиях Америки второй половины XVIII века обостряющийся религиозный антагонизм фактически стал причиной создания межсектантсшх советов управления. При том, что президент колледжа принадлежал, как правило, к господствующей секте, обычно считалось необходимым для примирения враждующих сект вводить в совет попечителей их представителей. В первом совете управления англиканского Кингзколледжа было четыре священнослужителя других вероисповеданий; совет управления Брауна, в котором главенствующую роль играли баптисты, включал немалое число конгрегационалистов, англи кан и квакеров. Из двадцати четырех попечителей Пенсильванского университета (возникшего на основе несектантской высшей школы) шесть были представителями всех основных вероисповеданий, включая католицизм.

Между появившимися в большом количестве учебными заведениями возникла острая борьба за привлечение студентов, потому что в Америке с ее разбросанными поселениями было весьма мало мест, где какаялибо секта могла обеспечить колледж полным набором студентов. Это привело к тому, что ни один американский колледж колониального периода не подвергал поступающих в него студентов религиозной проверке. Таким образом, религиозная терпимость, обусловленная не абстрактной теорией, стала идеалом американского высшего образования, о чем точно высказался Эзра Стайлс, ставший президентом Йеля в 1778 году, когда колледж все еще страдал от узколобой ортодоксальности упрямого Томаса Клэпа (ректора и президента колледжа в 1740 —1766 годах). Терпимость Стайлса помогла колледжу возродиться. Он, конечно, честно признавался в своем предпочтении конгрегационализма, но в делах не позволял себе руководствоваться им.

Во всех протестантских сектах так много чистого христианства, что я с радостью и милосердием принимаю их все без исключения. Они далеко не безупречны, и нам необходимы взаимное терпение и снисходительность. Я не намерен проводить свои дни в междоусобной борьбе. Главное, я буду противостоять любым требованиям и попыткам сект завоевать превосходство и первенство, а в остальном — стремиться к умиротворению, гармонии и доброжелательности.

Провинциальная Америка уже начала находить спокойствие в разнообразии. Всего лишь десять лет спустя в статье «Федералиста» (№ 51) авторы с пророческой мудростью отмечали: «В свободной стране обеспечение гражданских прав должно быть таким же, как обеспечение прав религиозных. Оно в одном случае зиждется на разнообразии интересов и в другом — на многообразии сект». Быстрое увеличение числа сект и рост религиозного фанатизма в Америке XVIII века породили неожиданную и непредусмотренную (часто нежелательную) религиозную терпимость. Если той или иной секте не хватало силы для принуждения, они все мудро «выбирали» путь убеждения.

Географические расстояния и местная гордость. Географические расстояния, которые способствовали рассредоточению религиозных страстей, привели также к рассредоточению страстей интеллектуальных, которые, возможно, и могли бы быть сконцентрированы в одномдвух центрах высшего образования. В Америке никогда не было активного движения за национальный университет. Представители многочисленных и разнообразных колледжей, разделенных большими расстояниями, никогда не были объединены в сообщество ученых людей и не осознавали себя таковыми. До XIX века даже попытки выработать общие правила приема в колледж или организовать всеобщую ассоциацию колледжей были незначительны и безрезультатны. Такие организации, как общество «ФиБета Каппа» (основано в 1776 году), стремящееся к объединению образованных людей из разных колледжей, имели слабое влияние.

Американские колледжи были прежде всего учебными заведениями местных общин. Гарвард, УильямэндМэри и Йель были созданы определенными провинциями и предназначены только для их нужд, и поддержку они получали от своих местных властей.

Первостепенной целью американских колледжей было не умножение числа образованных людей на континенте в целом, а скорее обеспечение того или иного региона страны знающими священниками, юристами, врачами, торговцами и политическими деятелями. В то время как университетские центры традиционного английского образования были вдалеке от Лондона — политического и коммерческого центра страны, — первые американские колледжи обычно располагались неподалеку от деловых центров своих колоний. Местоположение колледжа УильямэндМэри в Уильямсбурге (как и Брауна, Йеля и Пенсильванского университета), при котором такие студенты, как Джефферсон, могли в свободное от занятий время забежать послушать дебаты в Законодательной ассамблее,создавало условия для связи образования с политической жизнью. Это символизировало как свободное общение между американскими университетскими кругами и обществом в целом, так и близкую причастность лидеров к специфическим проблемам тех мест, где они жили.

В Англии знатные семьи посылали своих сыновей в немногочисленные наилучшие «общественные» школы, по окончании которых молодые джентльмены съезжались в Оксфорд и Кембридж (хотя бы только для охоты и пирушек). Каждый, кто мог себе это позволить, оказывался,таким образом,в отдаленном от родных мест «национальном» учебном заведении. «Если он возвращался работать туда, где родился, то уже не был там в полной мере коренным жителем,—пояснял Дж.Китсон Кларк.—Он говорил на языке, отличающемся от языка местных жителей, его дружеские связи далеко уносили его мысли, и, самое главное, у него не было с согражданами тех тесных добрососедских отношений, которые обычно складываются смолоду. Возможно, это мешало развитию активной жизни провинциальной Англии, которая ей была необходима и необходима до сей поры. Ахуже всего то, что это способствовало появлению кастовости и усиливало горизонтальное социальное расслоение, причем в то самое время, когда при росте благосостояния и углублении социальной напряженности горизонтальное расслоение было особенно опасным». В Америке высшее образование строилось по территориальному принципу. Это различие имело важное значение, поскольку рассредоточение высшего образования служило укреплению местной основы федерального союза. Приближенность колледжа к дому и, следовательно, меньшая стоимость обучения, по всей видимости, были решающими факторами при выборе колледжа большинством студентов в дореволюционной Америке.

Американцы уверовали в то, что ни одну общину без собственного колледжа нельзя считать полноценной. Возможно, подобными мотивами были обусловлены знаменитые положения Земельного ордонанса 1785 года и СевероЗападного ордонанса 1787 года, касающиеся земельных фондов для нужд образования; впоследствии они стали основой для университетов штатов. Те, кто в начале XIX века осваивал земельные участки, предусматривали в своих планах и колледжи, чтобы привлечь поселенцев в новые города.

Социальная и географическая мобильность: борьба за студентов. Эти новые заведения, имевшие непрочное положение, конкурировали друг с другом, стараясь завоевать себе репутацию, обеспечить финансовую поддержку и, самое главное, привлечь студентов. В колледжи НьюДжерси и РодАйленда (впоследствии Принстон и Браун), взимавшие самую низкую плату за обучение, а также в Дартмут, где часть студентов могла работать для оплаты своего содержания, быстро увеличился поток абитуриентов. Колледж Филадельфии и Кингзколледж, иногда называемые «джентльменскими», привлекали наименьшее число студентов из дальних мест,и контингент студентов в них был малочисленный.

В течение колониального периода колледжами применялись практически все современные способы набора студентов, не было лишь стипендии, выделяемой спортсменам. Этому существует множество подтверждений — от рекламных брошюр до деятельности выпускников колледжей в качестве вербовочных агентов. Кроме того, занижались требования при приеме и выпуске студентов, создавались «народные» курсы. Все это имело целью привлечь студентов, чьи взносы за обучение были крайне необходимы. В 1773 году Джон Трамбулл из Коннектикута жаловался: «Исключая лишь одну соседнюю провинцию, в наших колледжах бытует непроходимое невежество; экзамены свелись к простой формальности; и после четырехлетнего прозябания в колледже ни одному из студентов никогда не было отказано в присуждении степени по причине их тупости и непригодности».

Вместо того чтобы вкладывать деньги в приобретение книг или в создание факультетских фондов, американские колледжи начали строить впечатляющие здания, которые вряд ли могли себе позволить. За двадцать пять лет, предшествовавших Революции, пять колониальных колледжей потратили около 15 ООО фунтов на возведение или переоборудование зданий. Подобные расходы произвели, можно предположить, благоприятное впечатление и как следствие вызвали приток студентов. Однако высокие первоначальные траты в колледжах Филадельфии и РодАйленда привели их к банкротству практически накануне открытия.

Несмотря на конкуренцию между колледжами, стоимость высшего образования все же не была низкой. В середине XVIII века совокупная плата за комнату, питание и обучение составляла от 10 фунтов в год (в колледжах НьюДжерси и РодАйленда) до 20 фунтов (в Кингзколледже); богатый студент мог позволить себе истратить сумму в пределах 50 фунтов. В этот же период годовой заработок плотника составлял не больше 50 фунтов, преподавателя колледжа — около 100 фунтов, а преуспевающего юриста — только 500 фунтов. И хотя честолюбивые родители могли получить ссуду на образование своего сына, было очевидно, что обучение в колледже не для бедных: еще не существовало постоянной и широкой системы стипендий и не было принято, если не считать Дартмута, чтобы студенты работали во время своего пребывания в колледже. Тем не менее, принимая во внимание все вместе взятое, положение с высшим образованием в Америке было намного лучше, чем в Англии, где его можно было получить не менее чем за 100 фунтов в год.

Неоспоримым результатом рассредоточения высшего образования и конкуренции между колледжами был рост числа, но отнюдь не качества научных степеней. За тридцать лет до 1747 года из трех колониальных колледжей было выпущено около 1400 человек; в последующие тридцать лет колледжами Британской Северной Америки было присуждено степеней бакалавра в два раза больше, и половина из них пришлась на вновь созданные учебные заведения. Любой американец, который мог позволить себе платить по 10 фунтов в год в течение четырех лет, имел возможность, если этого хотел, получить статус человека с «высшим» образованием. Американские колледжи многим предоставляли не просто то, что в Англии было привилегией немногих; они занимались интеллектуальной инфляцией.

Рассредоточение учебных заведений в ранний колониальный период легло в основу модели, которая никогда не менялась. После Революции время от времени провозглашались грандиозные замыслы о создании единственного высококлассного учебного заведения под эгидой конгресса. Его предполагалось разместить в национальной столице, куда изза рубежа могли привлекаться республикански настроенные студенты, где могли быть сконцентрированы интеллектуальные ресурсы нации и где не было бы места местническим предрассудкам.Об этом говорилось даже на федеральном конституционном конвенте. В проекте Чарлза Пинкни было четко сформулировано право федерального законодательного органа основывать национальный университет там же, где будет размещаться правительство, и Мэдисон, по всей видимости, отнесся к предоставлению такого права благосклонно. При окончательном рассмотрении это предложение было отклонено, то ли потому, что члены федерального конституционного конвента считали это право уже косвенно предоставленным, то ли потому, что не хотели его давать. Джордж Вашингтон был увлечен идеей находящегося в национальной столице учебного заведения, призванного «предоставить студентам возможность посещать дебаты в конгрессе и таким образом более свободно и глубоко знакомиться с принципами законодательства и управления страной». Но отцыоснователи поддержали местные учебные заведения, которые уже широко распространились по всей стране.

Почти до конца XVIII века в типичном американском колледже был президент (обычно духовное лицо, иногда пастор близлежащей церкви) и несколько (редко более трех) наставников, как правило молодых людей, готовящихся к духовной карьере. Там работало также несколько преподавателей — зрелых людей, полностью владеющих своим предметом. В тех условиях учебный процесс в американских колледжах, в отличие от их организационной структуры, неизбежно должен был носить традиционный характер. За немногими важными исключениями и несмотря на определенное влияние английских «диссидентских академий» и шотландских университетов, американские колониальные колледжи придерживались того учебного процесса, который наставники перенимали от своих наставников и который в конечном итоге своими корнями уходил к английским университетам и их средневековым прототипам. Отличительной чертой американского колледжа являлся не объем передаваемых им знаний, а сведения о том, как, когда, где и кому эти знания передавались.

По мере дальнейшего распространения колледжи, охватывая все большее число людей различных вероисповеданий и развивая свои связи с местными общинами, все меньше и меньше отождествлялись с тем или иным религиозным движением. На протяжении XVIII века количество выпускников американских колледжей, принимавших духовный сан, уменьшалось. Ко второй половине XVII века даже Гарвард, созданный как религиозное учебное заведение, начал привлекать детей ремесленников, торговцев и фермеров. К концу XVIII века только около четверти выпускников всех американских колледжей становились священнослужителями. Тем временем недостаток в специализированном юридическом и медицинском образовании сказывался на состоянии этих профессий; обучение им в основном происходило в виде неформального ученичества.

Американские колледжи, которые стремились воспитать добропорядочных граждан, только лишь случайно могли подготовить глубоких и смелых ученых. Маркиз де Шастеллю, путешествуя по Америке в 1780-х годах, заметил, что в этой стране философу легче было содействовать распространению учебных заведений, чем преодолевать препятствия на пути их развития. «Пусть совы и летучие мыши машут крыльями в сомнительной прозрачности смутных сумерек, — предупреждал он, имея в виду пороки Англии. — Американский орел должен устремлять свой взор к солнцу».

Как это ни странно, преимущество американских высших школ заключалось в их количестве. С самого начала американские колледжи по сравнению с английскими учебными заведениями больше заботились о распространении, чем об углублении высшего образования. Обществу в два или менее миллиона человек, рассредоточенных по вытянутому вдоль океана побережью огромного континента, следовало бы сконцентрировать научную мысль в некоем подобии американских Афин, с тем чтобы ученые мужи могли обогащать друг друга с наибольшей пользой. Но ничего из этого не вышло, и американцы научились ценить интеллектуальные достоинства, сформировавшиеся в отрыве друг от друга: ощущение соответствия обстановки и времени, свободный обмен опытом между обществом и его ученыминаставниками. По традиционным меркам, американцы были менее образованными, но они создавали новые критерии ценности образования. Пусть они и не знали достаточно хорошо тексты своих священных писаний, но зато открывали тысячу новых источников света.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.


2006-2013 "История США в документах"