НОВОАНГЛИЙСКОГО ПУТИ

В глазах пуритан и тех, кто пришел им на смену, предназначение Америки было неотделимо от задачи построения общества. История цивилизации Нового Света не знает момента, когда совершенствование духовной доктрины отодвинуло бы на второй план заботу о совершенствовании возникших в лоне этой цивилизации общественных институтов. Ибо пуритан, как и американцев многих последующих поколений, больше волновали успешно функционирующие институты, нежели блеск всеобщих истин.

Понятие «новоанглийский путь» — не что иное, как ранний прообраз (не слишком разнящийся по духу, хотя и бесконечно отличный по наполнению) современного понятия «американский образ жизни». То, что пуритане стремились «очистить» в английской церкви, относилось не к ее вероучению, а к ее светской политике, не к ее догматике, а к ее практикеЛо части доктринальных проблем поселенцы Новой Англии были подчеркнутыми конформистами. «Даже здесь, оказавшись на дальнем краю Земли, — говорил Джон Нортон, — переменили мы только климат, но не умы наши». Вновь и вновь в ходе собраний и съездов духовные вожди американского пуританства подтверждали свою ортодоксальность.

Верность общепринятой теологический концепции явствовала из самого облика их деклараций. Основополагающими документами новоанглийского пуританского движения становились не «символы веры», но «платформы». Почти за два столетия до того, как первая политическая партия Америки разработает собственную «платформу», в которой с очевидностью продемонстрирует примат внимания к конкретной программе действий над общими вопросами теории, американские пуритане уже сделали шаг в этом направлении. Наиболее отчетливое изъявление их религиозных целей стало итогом встречи церковных старейшин в Кембридже в 1648 году. Опубликованный под заглавием «Платформа церковного устава», этот документ в дальнейшем приобретет известность как «Кембриджская платформа». В ней авторы заявляли:

Милостью Господа нашего Иисуса Христа представляя церкви наши, мы исповедуем и присягаем тому же евангельскому учению, каковое принято всеми реформированными христианскими церквами в Европе; никоим образом не дерзаем мы отклониться от того истинного и правдивого учения, какое несут в мир церкви родины нашей... мы, по природе оставаясь англичанами, уповаем и впредь нести свет той же веры, особенно в важнейших положениях ее, каковую, в согласии с истиной Евангелия, проповедуют церкви Англии.

Что же не устраивало в практике этой церкви обитателей Новой Англии? По словам Джона Коттона (он написал введение к «Платформе»), их тревожили «недружественные, небратские, нехристианские раздоры между братьями нашими по вере и соотечественниками в вопросах церковного управления». Исправить такое положение вещей поставило себе задачей духовное сословие Новой Англии. Текст «Платформы» — этого манифеста новоанглийского конгрегационализма и программы его действий на более чем полувековой период — преследовал исключительно эти практические цели.

Вновь и вновь звучал на первых соборах Новой Англии тезис о единой теологической концепции, лежащей в основе деятельности ее церквей. «В том, что касается доктрины, — было заявлено в Бостоне в 1680 году, — мы солидарны с другими реформированными церквами; но те установления, какие регламентируют порядок совершения обрядов и устав, побудили отцов наших войти в эту пустыню, когда она была полем несеяным, дабы могли они беспрепятственно служить Господу в согласии с убеждениями и долгом своим». Спустя полвека, в 1726 году, Коттон Мэзер подтвердит, что учение англиканской церкви соблюдалось и проповедовалось в Новой Англии более последовательно и неукоснительно, нежели в любой другой стране; единственные «пункты расхождения», наличествующие между колонией и метрополией, лежат в области церковного устава.

Типичная для пуритан сосредоточенность на вопросах образа жизни была столь сильна, что в их глазах казалось нереальным и даже вредным обобщенное понятие «церковь». Они приучились избегать употребления этого слова применительно к приверженцам того или иного течения и даже к помещению, в котором собирались прихожане. Место, где отправляли обедни, колонисты Новой Англии предпочитали именовать «молельным домом». Называть молельный дом «церковью», заметил однажды Ричард Мэзер, не что иное, как весьма опасный оборот речи. «Никоим образом из Писания не следует, что может быть наречено церковью место, где встречаются верующие». И потому, заявляя о том, чтб они со своей стороны готовы принести в мир, поселенцы Новой Англии на протяжении долгих лет говорили не о «символе веры», не о своей «церкви», а именно о «новоанглийском пути».

В числе важнейших факторов, побуждавших их двигаться в этом направлении, были специфика их теологии (включавшая, в частности, мысль о «федерации»), а также их юридический статус — статус колонии. «Федеральную» теологию, составлявшую внутреннее содержание существования пуритан Новой Англии, уместнее всего определить как своего рода доктринальный айсберг,скрывавший под поверхностью воды плотную теологическую субстанцию большего объема и веса, нежели то, что выступало на поверхность. Для того чтобы полностью показать это скрытое основание айсберга, пришлось бы ни больше ни меньше как проанализировать весь протестан тизм.Частью же, зримо и ощутимо выступившей на поверхность новоанглийской жизни, стал федеральный путь развития церкви, вошедший в научный обиход под названием «конгрегационализм».

В основе конгрегационализма лежал акцент на реальных взаимоотношениях между людьми. Каждая церковь была не деталью застывшего иерархического здания, не частью совершенного и завершенного целого, но неким подобием клуба, объединившего отдельных христиан в стремлении к праведному образу жизни. Соответственно конгрегационалистская церковь не была чемто монолитным; она отражала текущие групповые интересы и заботы. Пуритане — в тех случаях, когда они вообще употребляли это слово, — предпочитали говорить о «церквах», а не о «церкви» Новой Англии. Их объединяла не единая административная структура, но общность духовного поиска и образа жизни.

У истоков идеи конгрегационализма лежала мысль о том, что подлинная христианская церковь — это церковь, приспособленная к конкретным обстоятельствам своего местоположения и базирующаяся на взаимном, устойчивом соглашении между той или иной группой верующих. В первой главе «Кембриджской платформы» ставился вопрос: как должны совершаться обряды? Ответ был весьма прост: обряды «надлежит совершать так, чтобы, с учетом всех сопутствующих обстоятельств, они были в возможно большей мере поучительными, что до порядка совершения их, то, коль скоро люди не ошибаются относительно их установления, порядок их совершения должно признать как бы ниспосланным свыше». Практическими соображениями предстояло руководствоваться и при определении количества прихожан. ¦Состав церкви в том, что касается количества, не должен превышать числа верующих, каковое может быть без особых утеснений собрано в одном месте, но и не надлежит ему без надобности быть меньшим, нежели потребно для надлежащего совершения обрядов». Учитывалось и то, что любая конгрегация имеет свою специфику — собственные достоинства, за кои не должно воздавать хвалы другим, и собственные недостатки, за кои не должно порицать других».

Таким образом, в основе формирования церкви была не административная санкция, не стихийное собрание верующих, а ¦ковенант», или договор, в группе ¦святых», то есть тех, кто на личном опыте ¦сподобился благости». Чтобы получить сан проповедника, не требовалось кончать семинарию или пройти посвящение специальным обрядом рукоположения священнослужителя более высокого ранга. Скорее проповедничество было обязанностью одного благочестивого христианина по отношению к группе своих единоверцев. Дабы удостоиться права проповедовать с кафедры, надлежало прежде всего быть ¦призванным» группой собратьев по вере; с расторжением же подобного ¦договора» проповедник переставал быть таковым. В рамках конгрегационалистской церкви непосредственные отношения между верующими перевешивали значимость наследуемого или обретенного с помощью ритуала рукоположения сана: реальная практика одерживала верх над формальными предписаниями.

Не в последнюю очередь такой взгляд на вещи стимулировался пуританским отношением к Библии. Если гдето и были запечатлены пуританские верования, то, разумеется, в Слове Божьем. Пуритане жаждали быть ведомыми ¦одним повелением, даже Словом единым Вседержителя». Библия сделалась для них путеводной звездой, пожалуй, в большей степени, нежели для всех других христиан этой эпохи. С помощью Библии, утверждалось в ¦Кембриджской платформе», каждый мог обрести свое жизненное предначертание и светоч Истины:

Пути властей предержащих предписаны в слове, ибо Господь наш Иисус Христос, царь и законодатель церкви своей, не менее сведущ в делах дома Бо жия, нежели Моисей, коему Господь вручил законы и форму правления сынами Израилевыми в Ветхом завете; и слова Священного Писания столь совершенны, что способны привести к совершенству каждого истинного верующего, сделать его всецело готовым к любому благому деянию; а следовательно, и к тому, чтобы подобающим образом блюсти порядок в доме Божием.

Однако пытаться жить, руководствуясь Библией, было вызовом и испытанием совсем иного рода, нежели пытаться жить по законам мидян или персов, по заветам всехристианского кредо первых веков нашей эры или даже Вестминстерского уложения. Ибо сама по себе Библия не была ни сводом предписаний, ни символом веры: она была повествованием. Этим элементарным фактом обусловлено многое из того, чем определялось отношение пуритан к обыденному опыту. Разумеется, в тех или иных частях Библии — таких, скажем, как Левит или Второзаконие, — содержался четко выраженный свод законов; в глазах пуритан притягательность этих книг определялась всегонавсего тем, что изложенные в них предписания столь отчетливы. Конечно, десять заповедей составляли первостепенный компонент мышления пуритан; и всетаки законом их существования была Библия в целом. В поисках ответов на вставшие перед ними проблемы они так же охотно обращались к Исходу, Книгам Царств или Посланиям к Римлянам, как и к менее сюжетным разделам Библии. Необычность выпавшего на их долю удела и склонность к драматическому мировосприятию побуждали их усматривать в этих повествовательных книгах особый смысл. Обстоятельства их реальной жизни приводили к самоотождествлению с сынами Израилевыми. Они были искренне убеждены в том, что, добровольно уходя в пустыню, не просто следовали изреченному велению, но заново переживали библейскую драму исхода. Для них Библия была не столько сводом законов, сколько системой заслуживающих внимания прецедентов.

В итоге отличительной чертой пуританского склада мышления стала своеобразная одержимость поисками парных ситуационных аналогий — стремлением уподобить ту ситуацию,в которой оказались они сами, какойто одной из некогда запечатленных в Библии. Правда, заповедь «Не убий» априорно принималась за веру. Но их нешуточно волновали — и вызывали ожесточенные споры — вопросы о том, в какой мере, как и в чем тот или иной из нашедших отражение в Библии эпизодов походил на тот или иной в их непосредственном опыте. К примеру, «страшное и безжалостное землетрясение», происшедшее 1 июня 1638 года, и еще одно (оно имело место 14 января 1639 года), «случившееся как раз тогда, когда князья церкви готовились направить свои вердикты в Шотландию», — эти землетрясения напомнили капитану Эдварду Джонсону о том, что «сам Господь... разразился громом с Холма Сионского, как в незабвенные дни пророка Амоса». Свидетельством тому—едва ли не любая страница ранней новоанглийской литературы. «Закон, предписывающий выбор высших руководителей, — пишет Джон Коттон, — есть закон, в равной мере необходимый и важный для любого правления; он гласит, что один из братьев, а не иноземец должен быть поставлен над ними (Второзаконие, 17.15); и Господом вдохновлен был Иофор, сказавший Моисею, что судьи и чиновники, возвышенные над народом, должны быть людьми, боящимися Бога (Исход, 18.21); и Соломон изрек, что счастлив тот народ, где у власти люди праведные, и в стон его повергает, когда правят лицемеры (Книга притчей Соломоновых, 29.2; Иов, 34.30)».

Таким образом, пуританской ортодоксии Америка обязана появлением практического гражданского законодательства Отличавшая пуритан повседневная опора на Библию, их стремление к разработке платформ, программ действий, идей федеративного устройства — все это в значительно большей мере, нежели присущий им религиозный догматизм, определило своеобразие их общественного уклада, предвосхитив особенности политической жизни Америки в течение последующих веков.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.