МЕСТНОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ И КОЛОНИАЛЬНЫЙ «ИЗОЛЯЦИОНИЗМ»

Милиция была создана для защиты ферм, домов и городов, а не для того, чтобы служить орудием чьей бы то ни было генеральной стратегии. Находясь под угрозой нападений индейцев, поселенцы не видели смысла в том, чтобы посылать людей сражаться на отдаленных территориях и оставлять незащищенными собственные дома. К тому же обычно в войне с индейцами было трудно определить линию фронта. Поэтому с самого начала американцы мыслили военную оборону в самых простых и прямых ее формах. Они не представляли себе людей, марширующих к местам сражений, а видели перед собой человека с оружием в руках, стоящего плечом к плечу со своими соседями и защищающего свое селение от врага. Поселенцы были готовы построить укрепление, крепостное сооружение или форт для обороны своего местечка, но они не изъявляли особого желания содержать форт в отдалении от дома, сколь бы выгодным это ни оказалось для их собственной защиты с точки зрения стратегии.

Некоторые необходимые оборонительные сооружения так и не были построены, поскольку близлежащие местечки не имели средств на возведение соответствующих укреплений, а отдаленные не имели желания их возводить. Например, КастлАйленд имел стратегический контроль над проливом, по которому суда входили в Бостон, и хорошо укрепленный и защищенный форт в этом месте мог бы служить для обороны всего поселения. Но неоднократные попытки убедить отдаленные местечки нести часть расходов по содержанию форта оказались безрезультатными, форт в Айленде не имел постоянного гарнизона, там никогда не хватало солдат, и он периодически оставался брошенным. Содержание форта, когда он вообще содержался, брали на себя Бостон и несколько близлежащих городков. То же самое можно рассказать о Виргинии и южных поселениях, где угроза нападения пиратов или иностранных государств со стороны моря была постоянной. Форт в Джеймстауне, например, пришел в такое запустение к 1691 году, что его даже нельзя было использовать как склад для припасов. Поскольку оборона побережья требовала самых больших затрат, совместных усилий и планирования, а также крупной помощи от дальних населенных пунктов, она и оказалась самым слабым местом в военной организации американских колоний. Для такой обороны колонистам приходилось рассчитывать на сторожевые корабли, которые приходили из Англии, с английскими экипажами на борту.

Возможно, самым основным в характере отношений между колониями было нежелание каждой из них отправлять свою милицию на помощь соседу. «Городская охрана», или местная милиция, Нового Амстердама, образованная во время войны с индейцами 1664 года, отказывалась даже выходить за городскую черту. Когда Нью-йорк или Южная Каролина держали оборону, они тем самым обороняли и другие колонии, но это происходило только изза их географического положения, а никак не благодаря сотрудничеству или дальновидности поселенцев. Однако любая из колоний была не прочь использовать своих соседей. Виргиния в течение долгого времени посылала курьера в Нью-йорк и Новую Англию, чтобы получить сведения о движении вражеских французских войск и северных индейцев; никогда не предлагая свою помощь в случае, если она могла понадобиться Северу, виргинские поселенцы просто хотели заранее знать о возможном нападении на них самих. Огромная доля информации, которой обменивались колонии, состояла из более или менее дипломатических объяснений тех причин, на основании которых каждая из них не имела возможности или средств послать милицию за пределы своих границ.

Например, когда губернатор Нью-йорка Генри Слоутер в середине лета 1691 года послал губернатору Массачусетса письмо с предложением предпринять совместный поход на Канаду, чтобы в самом зародыше уничтожить угрозу их общим границам, он получил ответ, полный несообразных отговорок. По объяснениям губернатора Брэдстрита, Массачусетс должен был защищать свои границы от возобновившихся нападений индейцев, колония старалась снарядить два военных корабля для охраны своего побережья от французского капера, и к тому же у Массачусетса не было лишних денег. Но ничто из вышеперечисленного не помешало губернатору Массачусетса поинтересоваться, не захочет ли Нью-йорк послать гарнизон в местечко Пемакуид, где индейцы угрожали Массачусетсу с северовостока. Когда подобную же просьбу от Нью-йорка получила в 1693 году Виргиния (просьба сопровождалась требованием со стороны Англии), Ассамблея Виргинии задала вопрос: как поможет оборона далекого Нью-йорка защитить от врага саму Виргинию? Враг угрожает ее собственному побережью, сократить свои вооруженные силы, послав часть из них в Нью-йорк,—значит увеличить опасность, грозящую ее территории. Виргиния всегда защищала себя сама (все еще настаивала Ассамблея в 1695 году), и она хочет, чтобы все оставалось постарому. Не стоит и говорить, что силы посланы не были, а деньги на помощь Нью-йорку в общем деле обороны от врага были отправлены только после того, как губернатор и тайный совет Виргинии отменили решение Ассамблеи. Когда колония Массачусетс в 1703 году вновь подверглась опустошительным набегам индейцев, она тщетно обращалась за помощью к соседним Коннектикуту и РодАйленду. Совет Коннектикута убедительно доказал, что колония едва справляется с защитой собственной границы. Они не осознавали то, что уже было доказано захватом Дирфилда, — их граница могла быть успешно защищена только в Массачусетсе. Население Коннектикута даже сослалось на свою хартию, на основании которой оборона поселения не могла распространяться за его границы без специального постановления (уда высшей инстанции. Конечно, добиться такого постановления было невозможно.

Это повсюду укоренившееся местничество явилось серьезным препятствием для Великобритании в ее усилиях по объединению всех колониальных войск перед лицом угрозы со стороны французов и индейцев в середине XVIII века. Губернатор Нью-йорка сэр Чарлз Харди писал из ФортДжорджа 7 мая 1756 года:

Общее дело должно быть заботой каждого честного человека, и сейчас как никогда требуется объединение всех сил этого обширного доминиона для защиты справедливых прав Его Величества и изгнания вероломного и неусыпного врага с захваченных им территорий, врага, который использует любую нашу оплошность, не упускает ни единой возможности и, хотя является немногочисленным по сравнению с нашим огромным населением, действует как единое целое, под командованием, которому подчиняются все; и постоянно угрожает миллионам наших разъединенных жителей набегами индейцев, этих неслыханных варваров, которые опустошают наши земли, не встречая сопротивления.

Таково, мой господин, насчастное состояние разделенной Америки. Ваша светлость желала бы появления на поле боя сильной армии; провинции, о которых шла речь в прошлом году, подняли на борьбу многих и многих граждан, численность их должна достигнуть 10 ООО, но, мне кажется, их будет немного меньше. Казалось бы, это звучит многообещающе, но я не мшу похвастаться большими успехами: мы очень медлительны, ни одно из поселений не начинает первым поднимать людей, опасаясь, что соседи его обманут и не соберут обещанного количества рекрутов.

Повсеместно колонисты боялись отдавать своих юношей в регулярную армию, чтобы центральное командование не послало их воевать далеко от дома. Им казалось, что тем самым их дома и ближайшие границы наверняка будут лишены необходимой защиты.

Вскоре проблема самообороны стала тесно связана с конституционными проблемами. Причиной или одной из причин гражданской войны в Англии в середине XVII века было решение вопроса о том, кому подчиняется армия. Гражданские свободы англичанина, освобождение от жесткого налогообложения и даже само представительное правительство, по мнению населения королевства, зависели от наличия у представительной Ассамблеи полномочий по воинскому призыву, военной подготовке и командованию своими вооруженными силами. Если бы правительство Великобритании могло собрать колониальную армию за счет самих колонистов, издалека осуществлять командование и обеспечивать строгую дисциплину, могло бы послать эту армию туда, где требовалась защита интересов Великобритании, какой бы смысл был тогда в конституции и самоуправлении свободных англичан?

Старый страх англичан перед регулярной армией соединился с новым американским страхом перед «уведенной» армией, размещенной вдали от родных мест. Колонии медлили, оправдываясь малоубедительными мотивами, якобы продиктованными благоразумием и достаточно вескими законными основаниями. Все это заканчивалось отказом каждой из колоний выпустить свои вооруженные силы изпод собственного командования. «Дело в том, — писал с должной проницательностью лорд Лоудон из Нью-йорка 22 ноября 1756 года, — что губернаторы здесь ничего не значат; их предшественники распродали все королевские привилегии, чтобы получить свое жалованье; и пока не будут созданы независимый от провинций фонд для выплаты жалованья губернаторам и новая форма управления провинциями, Вы ничего не сможете сделать с колониями... а если ждать мира, у Вас недостанет сил привести здесь в исполнение ни одно постановление парламента».

Для американцев война приобрела особый смысл. «Изоляционизм» отдельных колоний и военный опыт Нового Света, породившие этот изоляционизм, могут многое объяснить в Американской революции. Война за независимость была столкновением двух взглядов на то, как, когда и где люди должны сражаться. Правительство Великобритании посчитало необходимым вести в Америке старомодные европейские войны, у которых были порой серьезные, а порой совсем ничтожные (но всегда тайные) причины, силами регулярной армии, перемещающейся по Североамериканскому континенту по приказу главнокомандующего. Попутно армия защищала колонистов и, пребывая в составе империи, колонии получали много косвенных преимуществ.

Но было бы трудно доказать, что любая из британских колониальных войн велась в целях простой «самообороны». Иногда общая стратегия требовала наступательных действий.

Для этого всегда было наготове искусное оправдание: какую пользу принесет империи использование ее профессиональных вооруженных сил в тех или иных целях? Военная политика Великобритании никогда не была так понятна англичанам, как необходимость самообороны против мародерствующих индейцев — американским поселенцам. Даже по завершении в 1763 году долгой, дорогостоящей и «победоносной» Семилетней войны против французов и индейцев занятие англичанами Канады и изгнание французов из Северной Америки оказались отнюдь не желательной мерой. Как мы уже убедились, некоторые англичане, вероятно, боялись, что устранение угрозы со стороны Франции сделает колонистов менее зависимыми от метрополии, к тому же они не надеялись выгодно использовать холодную канадскую целину. Подобные проблемы имперской политики казались неуместными американскому поселенцу, для которого оборона означала защиту от внезапной смерти. Даже американцы, живущие на побережье, где было более безопасно, надеялись, что в Новом Свете они смогут избежать европейской династической и военной политики. Основные проблемы англофранцузских войн, связанные с финансами и людскими ресурсами, были созданы самим правительством Великобритании. Разделяли ли колонисты с метрополией (несмотря на сопротивление колоний) бремя расходов и вооруженной борьбы, остается вопросом спорным, но ясно одно: колониальные Ассамблеи делали все возможное, чтобы их вклад был наименьшим. Если бы колонисты были «дальновиднее» и меньше придерживались «изоляционистской» политики, они бы увидели, что их идея «Америкикрепости» была ограниченной, и разглядели бы многочисленные преимущества, которые сулило им финансовое участие в имперских войнах. Если бы они добровольно взяли на себя эти расходы, могло бы не произойти тех изменений в политике Великобритании после 1763 года, которые вызвали финансовый нажим со стороны метрополии и парламентские дебаты по поводу налогообложения, и у колоний не возникло бы причин для восстания.

Американский опыт побудил колонии считать, что оборона начинается дома. Чем больше они сталкивались с этой проблемой, тем больше приходили к выводу, что их убеждение в необходимости местного управления армией и казной находит свое подтверждение в Конституции Великобритании. Парламент пытался обязать колонии вести — и финансировать — политические войны. Но сознание собственной обособленности, свойственное каждой колонии, мешавшее им приходить на помощь друг другу в ранних колониальных войнах и принесшее немало вреда лорду Лоудону во время англофранцузской войны и войны с индейцами, привело их к Войне за независимость. В этой войне, как позднее в войне 1812 года, подобная недальновидность, вновь подкрепленная правовыми, конституционными, финансовыми и житейскими основаниями, опять чуть не привела к катастрофе.

Итак, нет ничего парадоксального, что колонии были готовы к «бунту» и в то же время не были готовы к объединению; напротив, оба этих фактора объясняют друг друга. Крайний сепаратизм и решимость сохранять местные силы для защиты родных домов и местечек также были причиной непреодолимых трудностей, выпавших на долю колоний во время Революции. Но те же причины в конечном счете сделали невозможным подавление американцев регулярной армией Великобритании. И по тем же причинам американский федерализм был труднодостижимым, необходимым и на удивление успешным.

Эти факторы питали также корни позднейшего американского «изоляционизма». Место европейской концепции войны как средства удовлетворения полутайных нужд короны, казны или империи, заняло представление о войне как необходимой и временной защите отечества. Как сказано в прощальном послании Вашингтона:

Первоочередные интересы Европы или не имеют вообще, или имеют к нам весьма отдаленное отношение. В этой связи в Европе часто возникают конфликтные ситуации, причины которых совершенно чужды нашим интересам. Отсюда следует, что с нашей стороны будет опрометчиво связывать себя искусственными узами с ее постоянно меняющейся политикой недолговечных союзов и противостояний.

Наша обособленность и удаленность делают для нас необходимым и возможным другой путь. Если мы останемся единой нацией, руководимой знающим свое дело правительством, недалек тот час, когда мы сможем воспротивиться нанесению нам материального ущерба извне; когда мы сможем настоять на неукоснительном соблюдении установленного нами нейтралитета; когда воинствующие государства, будучи не в состоянии ничего от нас добиться, не так легко решатся на вызывающие действия; когда мы сможем выбрать мир или войну в соответствии с нашими интересами, основанными на справедливости.

К чему отказываться от преимуществ своего особого положения? К чему бросать родную землю, чтобы защищать чужую? К чему, связывая свою судьбу с любым европейским государством, ставить мир и благосостояние нашей страны в зависимость от европейского честолюбия, соперничества, стремлений, настроений или причуд?

В соответствии с новой федеральной Конституцией объявление войны было возможно только посредством обременительного и долгого открытого законодательного процесса. Это отношение первых американцев к проблеме войны сохранилось и впоследствии. И американский народ продолжает оказывать сильное и часто дезорганизующее воздействие на внешнюю политику государства.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.