КНИГИ ПО ХОЗЯЙСТВУ И ДОМОВОДСТВУ ДЛЯ ПРОЖИВАЮЩИХ НА ПЛАНТАЦИЯХ

Хотя Виргиния управлялась аристократией, ее столица не была большим городом — обстоятельство, столь же решающее для виргинской книжной культуры, сколь и для ее политических институтов. В 1776 году она была наиболее густонаселенной из колоний и имела почти в два раза больше людей, чем Массачусетс, Пенсильвания, Мэриленд или Северная Каролина, — пятую часть всех жителей колоний. Однако в то время,как другие колонии имели большие города (Филадельфия насчитывала 40 тысяч человек и даже Чарлстон — 12 тысяч), официальная столица Виргинии Уильямсбург насчитывал постоянного населения всего лишь полторы тысячи человек. Хотя в городе располагалось правительство, находился колледж УильямэндМэри и он был небольшим центром литературной жизни, Уильямсбург оставался большую часть года сонной деревушкой. Два раза в год, в так называемые «общественные времена», когда собирался суд высшей инстанции или созывалась Ассамблея, Уильямсбург быстро, но на короткое время оживал и его население удваивалось. Но как и средневековые европейские ярмарочные города, он оставался местом периодических сборищ.

Поэтому в колониальный период книги, которые поступали в библиотеки виргинских плантаций, ке проходили через книжные магазины близлежащих городов. За исключением тех, что колонисты привезли с собой или приобретали во время последующих редких поездок в Англию, книги большей частью доставлялись из Лондона по специальным заказам. Каждый плантатор должен был сам решать или по обыкновению предоставить это своему лондонскому агенту, какие книги следует прислать. В 1722 году, как вспоминал позднее в своей «Автобиографии» Франклин, «не было ни одного хорошего книжного магазина ни в одной из колоний к югу от Бостона». Для центральных колоний это было все же преувеличение, характеризующее Франклина как первооткрывателя библиотек и книжных магазинов. Но в Виргинии все обстояло именно так долгие годы. До 1736 года в Уильямсбурге, вероятно, не было ни одной книжной лавки. Почти столетие спустя Джефферсон все еще жаловался Джону Тейлору (28 мая 1816 года) на «трудности в получении новых произведений в нашей ситуации (Монтичел ло), в глубине страны и без единой книжной лавки». Но отсутствие процветающей книжной торговли, как факт виргинской жизни, вовсе не свидетельствовало об отсутствии потребности в книгах.

Содержимое частных библиотек указывало на то, что,как в книгах, так и в других предметах импорта, виргинские джентльмены следовали примеру своих английских собратьев. По английским канонам им разрешалось быть грамотными, но, упаси Бог, не учеными: педантичности и углубленности во чтолибо следовало избегать,как чумы. Они должны были достаточно знать обо всем, чтобы правильно поступать и решать свои частные вопросы, но, как предостерегал сэр Томас Пейтон, «не сбивать с толку ученых мужей с их книгами и друзей недавно появившимися на свет словами». Для джентльмена это было вполне оправданно. О нем в меньшей степени судили по уму, чем по обстановке в его доме, в меньшей степени по интеллекту и учености, чем по милосердию и доброте в его поступках.

Мало что в английской модели вдохновляло виргинского последователя на поприще литератора или собирателя книг. Простые люди Виргинии XVII века читали мало, если вообще читали, большинство виргинцев, вероятно, не могли читать. Если задаться вопросом не сколько было грамотных, а сколько неграмотных, не умеющих поставить свою подпись, ответ получим неутешительный. Историк Филип Александр Брюс, автор социального портрета колониальной Виргинии, изучил документацию округов XVII столетия, чтобы выяснить, сколько имен было подписано крестами вместо надлежащей росписи. Из восемнадцати тысяч обследованных почти половина белых виргинцев мужского пола (включая нескольких судей) были столь неграмотны, что не могли расписываться. Три четверти белых женщин не могли поставить свою подпись. Даже эти цифры, вероятно, преувеличивали уровень грамотности виргинцев, поскольку известно, что люди, которые могут расписываться, иногда не могут ни читать, ни писать.

На верху социальной лестницы несколько плантаторовари стократов даже в XVII веке располагали солидными библиотеками, но слишком уж большое впечатление на них производил такой феномен, как библиотека Уильяма Берда,которая насчитывала к 1744 году более 3600 наименований. С коллекцией Уильяма Берда, самой большой в Виргинии, соперничали лишь книжные собрания Коттона Мэзера и Джеймса Логана. Другие «первые джентльмены Виргинии» — Уильям Фитцью, семейства Ли, Картеров и Уормли — обладали значительными собраниями, но ни в какие времена ведущие представители колониальной Виргинии не были особенными книгочеями или же просто начитанными людьми. Изучение почти ста частных библиотек показывает, что они в среднем были меньше, чем обычно предполагается, около половины имели менее двадцати пяти наименований. До 1700 года библиотека в Виргинии, насчитывавшая более сотни книг, была редким явлением, даже в XVII веке не было ничего необычного в том, что в описях имущества владельцев среди утвари крупнейших виргинских поместий содержалась всего лишь дюжина книг. Явлением более типичным, чем, скажем, библиотека Джефферсона, было небольшое количество трактатов практического назначения у Вашингтона или опись имущества Джона Чилтона, которое, хотя и оценивалось в 1700 фунтов, располагало всего лишь «двумя небольшими старыми Библиями и восемнадцатью другими книгами, по большей части старыми».

Особенно отличительная черта этих коллекций — их утилитарность. Более крупные из библиотек располагали обширным собранием книг как религиозного, так и светского содержания, обязательно включавшим Библию и Книгу Литургии, но даже такие «религиозные» книги, как «Практика благочестия, или Всеобщий долг человека» Бейли, были скорее утилитарными и нравоучительными, нежели теологическими и умозрительными. Их многообразие — от ортодоксального пуританства до деизма — свидетельствует о разносторонности интересов и терпимости их владельцев.

В XVII веке юридические книги часто преобладали не только в крупных библиотеках таких людей, как Роберт Картер (его собрание включало триста наименований, из которых сто были юридическими), но даже в небольших библиотеках. Полковник Саути Литтлтон, крупнейший плантатор округа Аккомак, после своей смерти в 1680 году оставил семнадцать книг, четыре из которых были юридическими; капитан Кристофер Кок из округа Принцессы Анны оставил после себя в 1716 году библиотеку из двадцати четырех книг, девять из которых были юридическими. В XVIII веке процент юридических книг имел тенденцию к увеличению не только у юристов, но и у врачей, священников и особенно у крупных плантаторов. В этой новой стране, где все состояния были связаны с землей и где юридические права часто оспаривались, не хватало юристов. В качестве окружных судей, членов законодательных органов и церковных советов руководящие деятели Виргинии сталкивались со всеми юридическими проблемами судьи, законодателя и представителя исполнительных органов. Они не могли отправлять свои простейшие общественные обязанности, не располагая некоторыми знаниями английской юридической традиции, которая явилась настоящим цементирующим звеном их сообщества. Она обеспечивала существование институтов Виргинии и закладывала основы новой нации.

В меньших по размеру библиотеках и собраниях, состоявших из двух дюжин наименований и меньше, которые трудно и назвать «библиотеками», особенно часто можно было встретить медицинские книги, предназначенные в помощь плантатору и его жене для лечения больных рабов. Их многочисленные справочники по сельскому хозяйству, строительству, коневодству, охоте и рыбной ловле предназначались не для хобби, это были необходимые в хозяйстве вещи. Даже руководство по верховой езде или садоводству давало виргинцам возможность в мельчайших подробностях воспроизводить английскую сельскую жизнь.

Для виргинцев жизненное руководство для джентльмена христианина должно было казаться едва ли менее практичные чем инструкции, как лечить оспу. Даже «классики», похоже, не столько создавали престиж образованным джентльменам; сколько служили справочниками о человеке, истории, природе и событиях. Плутарх, Аристотель и Плиний были главным образом источником научной информации и политической мудрости. Число классических трудов с вступлением в XVIII век возросло, но они никогда не попадались в большом количестве. Виргинцы полагались на переводы. «У них мало ученых, — писал преподобный Джон Клейтон в Англию из Джеймстауна ь 1684 году, — таким образом, каждый учится, чтобы быть немнс го врачом, немного юристом, тебя позабавит их неподдельная жажда к чтению все новых и новых книг».

Приезжим англичанам было трудно представить, что преуспевающий правящий класс предпочитал приобретать знания из собственного опыта, нежели из книг. Возможно, здесь имел мес то новый тип культуры, где даже джентльмен, который мог себе позволить и другое, предпочитал черпать информацию от людей, а не из книг, а когда читал книги, предпочитал читать их с определенной целью. «Тем не менее, — заметил преподобный Хью Джоунс в 1724 году, — благодаря способности быстро схватывать они располагали достаточными знаниями и бойким языком, хотя обучались большей частью поверхностно. Они более склонны познавать мир в бизнесе и общении, нежели уйдя с головой в книги, и в основном испытывают страсть к изучению того, что абсолютно необходимо, и делают это самым лучшим и быстрым способом». Их жизнь вне дома, недостаток свободного времени, управление плантацией, отнимающее массу времени, и уединенность отдаленных друг от друга особняков сделали беседу гораздо предпочтительнее чтения. Говорили, что Джордж Вашингтон выставлял одного из своих рабов на ближайшем перекрестке, чтобы приглашать любого случайного прохожего для оживления трапезы новостями из внешнего мира. Многие путешественники задавались вопросом, не отражает ли знаменитое «южное гостеприимство» скорее одиночество, чем великодушие.

Крупнейшие плантаторы Виргинии, как и духовенство Новой Англии, контролировали книжную культуру своей провинции. Духовенство и светские люди, однако, поменялись ролями, поскольку много англиканских священников Виргинии (некоторые фактически были капелланами у крупнейших плантаторов) полагались на библиотеки плантатороваристократов, у которых состояли на службе. На чем же еще настоятель приходской церкви Христа мог остановить взгляд в поисках материала для чтения, если не на книгах, которые Роберт Картер собрал в Ко ротомэне? Так, разнообразная «религиозная» деятельность плантатора сделала его поставщиком (и даже цензором) книг для духовенства его прихода. Отсутствие библиотек, выдающих книги на дом, делало его также библиотекарем для своих более бедных соседей и прихожан. Преподобный Томас Брей, уполномоченный англиканской церкви в штате Мэриленд, после 1696 года считал недостаток книг угрозой компетентности и независимости южного духовенства, и отчасти для того, чтобы поправить дело, было основано Общество распространения христианских знаний. Брей открыл библиотеки в штате Мэриленд, в Новой Англии, в Нью-йорке, НьюДжерси, Пенсильвании, Северной и Южной Каролине, но не в Виргинии.

Такое положение вещей усилило влияние вкуса плантаторов на общество в целом. Их разобщенность, повидимому, не привела к независимости и разнообразию в области литературных вкусов. Напротив, превалировало поразительное единообразие. Чем меньше плантаторы имели возможности общаться, тем более охотно принимали они старые английские порядки.

Книги для виргинцев были в основном лишь объектом куплипродажи. И, таким образом, изредка выписывались плантаторами из Лондона. 27 августа 1768 года Уильям Нелсон обращался к фирме «Джон Нортон и сыновья»:

Я уже послал с оказией Вам счет за погрузку 6 бочек моего урожая табака. А сейчас отвечу на Ваше письмо от 23 мая. Я признателен за поставку копченой сельди, но то ли ее не так хорошо прокоптили, как раньше, то ли, что вероятнее, мой вкус изменился, одним словом, больше ее не присылайте, не надо; однако жду от Вас садовых семян, сыра, в счет нового урожая, и книги, о которых я писал, и будьте любезны добавить к этому следующее, а именно: «Комментарии к английским законам» Блэкстона; также одну простую шляпу 6го размера и кружевную такого же, 8 пар крепких ботинок и туфель для мальчика восьми лет и столько же шляп и ботинок для двух мальчиков 13 и 15 лет.

Практичность виргинцев была иного свойства, нежели у представителей Новой Англии. Виргинцы были не склонны, даже если бы позволяли географические условия, принять культурное лидерство от столицы Новой Англии. Мироощущение плантаторов там не было ни достаточно определенным, ни ярким в сравнении с другими колониями. Большое разнообразие условий жизни в Америке не способствовало развитию литературы,не создавало самобытной интеллектуальной сферы общения. Если виргинец был менее ворчлив и упрям, чем пуританин Новой Англии, он был зато крепкоголов, привержен закону и непоэтичен. В Виргинии не было места литературно образованному классу, Грабстрит или изысканному салону.Виргинцы не принадлежали к культурной элите, они были деловыми людьми, стремящимися приспособиться и укрепиться на американской почве.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.