КАК КВАКЕРЫ ПРОСЧИТАЛИСЬ В ОЦЕНКЕ ИНДЕЙЦЕВ

Политическое преуспеяние да и само выживание той или иной американской колонии нередко зависели от того, сколь реалистично оценивалось в ней соседство индейцев. Характеризуя квакерское видение данной проблемы, можно сказать, что его отличали те же свойства, что и квакерское видение войн: отсутствие реализма, догматичность, основанность на ложных предпосылках относительно человеческой природы. Суть взаимоотношений жителей этой колонии с индейцами с оптимальной полнотой выразил вождь делавэров Тадескунг на встрече с правителями Пенсильвании в июле 1756 года. В руке он держал поясвампум, недавно полученный им от ирокезов: большим квадратом на нем обозначались земли индейцев. По одну сторону квадрата была изображена фигура англичанина, по другую — француза; оба готовились узурпировать достояние индейского населения. Обратясь к пенсильванским лидерам, вождь Тадескунг призвал их в знак дружбы дать гарантии, что впредь не будет иметь места захват принадлежащих индейцам земель. Разумеется, продемонстрированный вождем рисунок несколько упрощал реальное положение дел, однако существо вопроса передал верно. Все возраставшее население провинции, устремляясь на запад, с неудержимостью океанского прилива прокатывалось по индейским территориям. И проблемы исконных обитателей континента уже нельзя было свести к корректности соблюдения дипломатических норм, неписаным правилам честной игры или к готовым формам признания собственной вины. Налицо был один из тех гигантских конфликтов истории, когда мощная динамическая сила встретилась с массой, долгое время пребывавшей в неподвижности. Результатом такого столкновения могло быть одно из двух: либо утрата динамики, либо сдвиг массы.

Этого, увы, предпочитали не замечать квакеры. Все их действия в данный, кризисный для Пенсильвании момент обнаруживают наглядную (если не сказать — поразительную) неспособность уяснить реальное положение вещей. В отношении давних проблем и интересов индейского населения они проявили столь же тотальное отсутствие понимания, сколь и в отношении духовного склада незнакомого народа, с которым им выпал жребий иметь дело. В 1748 году, например, квакерская Ассамблея отказала в ассигнованиях на оборону Филадельфии, зато выделила индейцам сумму в пятьсот фунтов стерлингов, сопроводив ее благим пожеланием, чтобы они были потрачены «на обеспечение индейцам необходимых средств к существованию и углубление дружеских связей между нами и индейцами, дабы не поощрять их к вступлению в войну». Как, спрашивается, умудренные опытом жизни в миру квакеры ухитрились не догадаться, что свой свинец и порох индейцы пустят в ход, не только охотясь на медведей и оленей? За это отсутствие здравого смысла предстояло дорого расплатиться колонистам ирландского и немецкого происхождения, селившимся на западных рубежах Пенсильвании. А спустя несколько лет, осенью 1756 года, прослышав о кровавой бойне, устроенной на западе провинции, члены квакерской Ассамблеи в Филадельфии незамедлительно принялись расследовать возможные истоки недовольства индейцев. Вместо того, чтобы предпринять все необходимое для вооруженной обороны колонии, Ассамблея приняла законопроект о совершенствовании торговых отношений с индейцами, учредив специальные должности уполномоченных, в чьи обязанности входило следить за равноправностью торгового обмена, и введя такие законодательные гарантии, как максимальные цены на товары, предназначенные для покупки у индейского населения. Эти превосходные меры были слабым утешением для жителей окраинных местностей, обреченных видеть, как над их домами взвиваются языки пламени, как вытаптывают засеянные ими поля, как похищают или скальпируют их жен и детей.

Политический конфликт между вицегубернатором Робертом Хантером Моррисом (неквакером) и квакерской Ассамблеей принял зримые формы. Отстаивая интересы владельцев колонии, вицегубернатор заявил, что обиды, якобы нанесенные собственниками индейскому населению, не имеют ничего общего с учиненной в западных областях провинции резней; подлинная причина происшедших бедствий, заключал он, коренится в пацифизме квакеров, логическим следствием которого стала беззащитность колонии перед внешним агрессором. Квакеры же со своей стороны винили во всем произвол и своекорыстие владельцев колонии. Срединную позицию в этой конфронтации занял Франклин, у которого появилось немало сторонников в рядах менее догматичных квакеров; не отрицая необходимости более справедливой политики в отношении индейского населения, он потребовал принятия немедленных мер по организации вооруженной обороны Пенсильвании. И всетаки меньшинство квакеровдогматиков, контролировавших Ассамблею, сохраняло свою традиционную приверженность пацифизму, хотя вспышки ожесточенной резни грозили охватить всю границу.

Избиения продолжались; в Западной Пенсильвании воцарилась паника. Кровопролитие приняло угрожающие размеры; в запустение приходили целые приграничные городки, обитатели которых, спасаясь, покидали свои дома. Вопросом вопросов было, как писал из Йорка 5 ноября 1755 года Джордж Стивенсон, «оставаться на местах или бежать? Большинство за то, чтобы защищать свои жилища, но у нас нет ни оружия, ни боеприпасов». Правительство никак не реагировало на эти отчаянные призывы. «С каждым часом жители Камберленда заполняют улицы этого города, совершенно незащищенного; в него толпами стекаются обитатели окрестных предместий». На головы поселенцев по граничья сыпались смертоносные удары томагавков, а жители внутренних районов не знали, как прокормить и обустроить растущее число беженцев.

Неудивительно, что терпение пенсильванцев истощилось. В самом конце ноября 1755 года около трехсот доведенных до отчаяния колонистов немецкого происхождения прибыли в Филадельфию, чтобы потребовать от Ассамблеи решительных действий. Они добились успеха: перепуганные законодатели изобразили видимость согласия и обратились через уполномоченного по делам провинции в Британский тайный совет с просьбой снизойти к бедственной участи беззащитных поселенцев. Эти месяцы стали свидетелями беспрецедентного и все углублявшегося раскола внутри самой квакерской общины. Еще в сентябре того же года филадельфийское Ежегодное собрание, следуя прежней линии, уклонилось от вынесения резолюции о необходимости выделения значительных средств на нужды вооруженной борьбы провинции. И многие склонны были разделить мнение Израеля Пембертона, заявившего, что события осени и зимы 1755 года «нанесли как положению наших дел в целом, так и ситуации внутри «Общества друзей» более страшный и непоправимый ущерб, нежели семьдесят предшествовавших лет».

В июле 1756 года французский комендант форта Дюкейн с видимым удовлетворением сообщал по инстанции, что ему «удалось разорить три близлежащие провинции — Пенсильванию, Мэриленд и Виргинию, согнав с мест их обитателей и полностью ликвидировав поселения на полосе шириной в тридцать лиг, считая от линии форта Камберленд... Индейские деревни переполнены пленными разного возраста и пола. Потери противника за истекший после его поражения период намного превысили его боевые потери».

Однако всего этого было недостаточно, чтобы квакеры смогли осознать пороки идеализируемых ими индейцев. Казалось, для них вовсе не имело значения, что вожди индейских племен, с которыми они вели переговоры, порой едва держались на ногах от поглощенных спиртных напитков. К примеру, не иначе как в состоянии подпития высказывал свои немыслимые, подчас противоречившие одна другой претензии их старый союзник Тадескунг, представлять которого на переговорах в конце июля 1756 года взялись квакеры. Однако последние, то ли окрыленные надеждой, то ли движимые жалостью, то ли пораженные откровенной слепотой, простонапросто игнорировали это обстоятельство.

В глазах индейцев поведение пенсильванских правителей ассоциировалось с британской экспансией, политическим курсом Виргинии и Мэриленда и безоглядным захватом земель компанией Огайо и ей подобными, сколь бы мало ни импонировало это самим жителям Пенсильвании. Да и сама по себе политика той или иной колонии по отношению к индейцам была делом отнюдь не простым: нередко проявление дружества к одному племени воспринималось соперничавшими племенами как объявление им войны. Например, заключая в 1742 году союз с ирокезами, Пенсильвания волейневолей вовлекла себя в орбиту взаимной вражды, издавна существовавшей между ирокезами и делавэрами, и так посеяла семена смуты, которую предстояло пожать тринадцать лет спустя. Когда в 1756 году квакеры присутствовали при переговорах с вождем племени делавэров Та дескунгом, они настаивали на том, чтобы 1убернатор провинции, неквакер, увенчал их мирным договором. Однако губернатору Моррису хватило здравого смысла осознать, что сепаратный мир может крайне неблагоприятно сказаться на поведении могущественных ирокезов. Такого рода политика являла собой дело тонкое и щекотливое, и проводить ее, исходя из моральных догм и абстрактных принципов, было самоубийственно.

Квакеры понимали, что, не прояви они в это отмеченное нарастающим страхом перед индейцами и постоянной опасностью насилия время какойлибо инициативы, им была бы гарантирована полная утрата поддержки со стороны населения провинции. Предпринимая такую инициативу, они предпочли, однако, действовать не через правительственные каналы, но параллельно или даже вступив в своего рода конкуренцию с правительством. Итогом явилась образованная в июле 1756 года «Дружеская ассоциация по восстановлению и сохранению мира с индейцами мирными средствами». Вступив через посредство этой неправительственной организации в контакт с индейцами, квакеры рассчитывали умиротворить их, не поступаясь собственными религиозными убеждениями. Однако, сколь бы благородны ни были их устремления, деятельность квакеров в индейской среде в этот требовавший ответственных решений момент вряд ли можно определить иначе, как назойливое вмешательство. Правители Пенсильвании, при всей резкости или неэффективности предпринимавшихся ими мер, по крайней мере точно представляли себе существо индейской проблемы. А «Дружеская ассоциация» со своей стороны преуспела лишь в одном: в том, что клубок существовавших противоречий запутался еще больше, побуждая индейцев с недоверием взирать на тех правителей Пенсильвании, с которыми им предстояло в дальнейшем вести переговоры, и тем самым отдаляя возможность заключения каких бы то ни было выгодных для новых поселенцев провинции соглашений.

В ходе зиждившихся на этом непрочном фундаменте переговоров 1756 года квакерам удалось убедить индейцев племени делавэров назначить своим полномочным представителем квакерского лидера Израеля Пембертона; с ним губернатору Пенсильвании и предстояло вести дело по всем вопросам, касающимся индейцев. Это сомнительное доверие льстило самолюбию квакеров, но не поправило дела в главном: они крайне смутно отдавали себе отчет в том, кого и что представляют. По существу, в данном качестве от них не было ни малейшего прока ни индейскому населению, ни жителям Пенсильвании. Все это лишь еще больше осложнило позицию губернатора, в конце концов вынужденного пригрозить, что, если они не прекратят свое вмешательство в ход переговоров, он будет рассматривать это как происки врагов Английского королевства.

Озабоченность чистотой своих принципов приводила квакеров к тому, что они ухитрялись не видеть самого очевидного. Так, в апреле 1751 года квакерская Ассамблея с обычным для нее самодовольством отказала владельцам колонии в желании помочь соорудить форт. «Ибо, неизменно полагая, что честное, прямодушное обращение с индейцами, дружественная к ним позиция по любым поводам и, в частности, насущное желание облегчить их удел, своевременно делая им соответствующие подарки, были лучшим способом снискать их расположение, мы можем лишь высказать пожелание, чтобы наши собственники сочли целесообразным разделить с нами бремя расходов на эти подарки, действие каковых во все времена столь же благотворно сказывалось на их интересах, сколь и на безопасности наших приграничных поселений». И даже после того, как на границе разразилась буря и жителям Западной Пенсильвании не осталось ничего другого, как пожинать горькие плоды четвертьвекового квакерского великодушия и непротивления индейцам, практические выводы, каких нельзя было не сделать из создавшегося положения, остались для многих из «друзей» тайной за семью печатями. Одним из самых невероятных примеров подобной слепоты является дневник Дэниела Стэнтона — обычного странствующего подвижника квакерского вероучения, распространявшего по разным уголкам Америки послания филадельфийского Ежегодного собрания. С его точки зрения, сравнительно небольшое число квакеров, павших в ходе приграничных нападений индейцев в 1755—1756 го дах,было не чем иным, как свидетельством Господнего одобрения проводимой квакерами политики. Он не отрицал, что индейцы оказались «тяжким орудием искупления, ниспосланным на эту землю;и все же достойно изумления, что с помощью Всевышнего, каковая была так же спасительна, как тень огромной скалы, павшая на иссушенную зноем землю, лишь немногие из нашего «Общества» претерпели разор, поношение и гибель в ходе всего этого ужаса». Более достоверное (хотя и менее импонировавшее обычному для квакеров ощущению собственной непогрешимости) объяснение выпавшей на их долю «удачи» заключалось в том, что почти все они обитали в восточной части провинции, отделенной «от жестокого и бесчеловечного врага» двумя сотнями миль пересеченной горами и испещренной реками местности.

Впрочем, то обстоятельство, что квакеры восточного побережья милостью ли Божьей, волею ли благоприятного случая или по какойто другой причине избегли яростной индейской агрессии, мало подействовало на Франклина. В августе 1756 года его больше волновало то, что «на жителей наших приграничных селений непрерывно и безнаказанно нападают», и он сокрушался о том, что ответные меры заставляют себя ждать. «Короче говоря, — заключал Франклин со свойственной ему прямотой,—я не верю, что у нас установится прочный мир с индейцами, пока мы их хорошенько не проучим».

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.


2006-2013 "История США в документах"