ИСПЫТАНИЯ ВЛАСТЬЮ: ПАЦИФИЗМ

Те, кто придает чрезмерное значение догме и не склонен руководствоваться в повседневной деятельности взаимообога щающим обменом идей и практического опыта, чаще всего терпят поражение либо в первом, либо во втором. С начала квакерского движения в его идейном активе был по крайней мере еще один четко оформленный постулат—пацифизм. В 1650 году в Англии Джордж Фокс предпочел отбыть срок тюремного заключения необходимости взять в руки оружие, защищая общество против Карла Стюарта. В своем «Дневнике» за 1664 год он запечатлел классическую позицию квакеров по данному вопросу — позицию, в которую предстояло воплотиться самому важному и самому стойкому убеждению представителей этого течения:

Мы миролюбивы и ищем мира, добра и благоденствия для всех, как то подтверждает наш образ жизни и поведения... Мы — наследники мирного завета, в каковом заключена сила Господня... Ибо сказал Христос: «Не от мира сего Его царствие, за которое должно слугам Его сражаться». Потому и сказал Он Петру: «Возврати меч твой в его место, ибо все, кто поднимут меч, от меча и погибнут». Отсюда вера и долготерпение святых, исполненных решимости претерпеть все мухи, ибо ведомо им, что отмщение в руках Божьих и что воздаст Господь по делам их тем, кто угнетает народ Его и чинит зло неповинным; потому и нам должно не отмщать, но претерпевать все муки во имя Его... «Возлюбите друг друга», — учил Христос; и те, кто следует сему завету, никому зла не творят; и, веруя в Него, едины мы во Христе, каковой и есть жизнь наша.

Однако одно дело — провозгласить эту доктрину в Англии, где за приверженность ей можно было поплатиться свободой,и совсем другое — неуклонно блюдя ее, жить в Америке, где такая жизненная позиция была чревата гибелью других—тех, кто к принципам квакерства не имел ни малейшего отношения. Ведь в руках квакеров, управлявших Пенсильванией вплоть до середины XVIII столетия, были жизнь и смерть всех жителей колонии — в особенности обитавших на ее окраинах и испытывавших вечную угрозу со стороны недруговфранцузов и жадных до скальпов индейцев. Само центральное географическое положение квакерской колонии, необходимость сосуществования с местными индейскими племенами (так называемой Конфедерацией шести племен и делавэрами) и жизненно важная для американцев потребность в контроле над реками на западной границе—все это возводило выносимые квакерским руководством решения о войне и мире на уровень внешней политики Британской империи.

Квакеры осознали, что в качестве правителей колонии они еще менее свободны—скажем, в исповедании дорогого их сердцу пацифистского кредо, — нежели в прежнем своем положении преследуемого меньшинства. «Хотелось бы мне, чтобы ты проявил больше красноречия, защищая нас, поверженных и беззащитных, — взывал из Филадельфии Джеймс Логан к Уильяму Пенну, находившемуся в Англии (письмо от 2 сентября 1703 года). — Я всегда пускал в ход самый сильный из своих аргументов, говоря, что мы люди миролюбивые, что мы решительно отвергаем войну и самый дух ее и что мы готовы вверить себя одному — промыслу Божьему... Говоря все это, я выражал истинные мои убеждения; но ни убеждения эти, ни методы нашего управления не находят сочувствия в английском правительстве. Нам отвечают, что, если бы мы рисковали лишь собственными жизнями, это мало что значило бы для Королевства, полагающего это «делом нашей веры»; но рядом с нами обитают и другие, и,коль скоро враг одержит победу в данной провинции, такая победа явится слишком ощутимым ударом для Англии в прочих ее колониях».

Стоит сказать, что от этого болезненного вопроса квакерам удавалось уходить на протяжении многих лет; на пост вицегубернатора (лица, наделенного полномочиями осуществлять в Америке исполнительную власть в интересах владельцев Пенсильвании) они предусмотрительно выдвигали людей, не входивших в «Общество друзей» и, следовательно, не обремененных принципами, грозившими пойти вразрез с повседневными обязанностями управления. Лишь один квакер — Томас Ллойд — был в числе более десяти вицегубернаторов, поочередно правивших Пенсильванией с момента основания колонии до ухода «друзей» с политической сцены в 1756 году. Таким образом, на протяжении длительного времени пенсильванские квакеры могли обеспечивать правление, не входя при этом в конфликт со своими убеждениями.

Однако раньше ли, позже ли им предстояло пойти на одну из определенных и в равной мере не улыбавшихся им — альтернатив. В теории, правда — но лишь в теории,— существовал и третий вариант: окажись они в силах окончательно отмежеваться от Англии, а также остановить возрастающий приток в колонию неквакерского населения, «эксперимент праведной жизни», очевидно, мог бы быть продолжен в лабораторном виде. Но об этом можно было лишь мечтать. К середине XVIII века история выдвинула перед пенсильванскими квакерами две возможности: либо сохранить власть, пожертвовав своей догмой, либо выйти из правительства.

Во всей истории Америки трудно найти более сложное сплетение обстоятельств, нежели то, разрешением которого явился сделанный квакерами в 1756 году выбор. В проблему оказались вовлечены десятки конфликтующих групп и противоречивых устремлений. Вопрос о пацифизме предстал в нерасторжимой связи с вопросом о налогообложении, а, как известно, ничто так не стимулирует моральный пыл, как изобретение поводов уклониться от уплаты налогов. В политических антагонизмах в Пенсильвании сыграли свою роль противодействие владельцам колонии, неприятие колонистов английского происхождения выходцами из Ирландии и Германии, денежная реформа, а также соперничество с квакерами со стороны пресвитериан и анг ликан.

И всетаки, если посмотреть на эту конфронтацию с точки зрения квакеров, суть ее была как нельзя более проста. Она сводилась к одному — пацифизму. Пожалуй, даже если бы квакеры задумали создать особую экспериментальную среду, целью которой было бы опробовать их непреоборимую тягу к пацифизму, им и тогда вряд ли удалось бы спроектировать нечто более подходящее, нежели условия провинциальной Пенсильвании. Европа XVII — начала XVIII столетия (периода, когда всеобщая воинская повинность еще не стала реальностью) не могла послужить настоящим опытным полем для испытания квакерского неприятия войн. В любой из стран Западной Европы они составляли незначительное меньшинство населения, так что речь могла идти лишь о единичных causes celbres вроде подвижничества Джорджа Фокса во времена Республики. Мировоззренческие проблемы квакеров стали серьезным общественным фактором лишь после того, как последние встали у руля власти. Тогдато и возник перед ними во всей своей решительности и неотступности вопрос войны и мира: и в плане борьбы Британии за имперское господство — борьбы, где им отведена была роль и боевого отряда, и ценного владения, и в плане самозащиты от набегов кровожадных аборигенов.

Итак, от каких бы зол, связанных с существованием в Европе, ни удалось избавиться эмигрировавшим в Пенсильванию квакерам, война к ним определенно не относилась. Даже простое перечисление имперских конфликтов на американской территории, то и дело выталкивавших колонистов на линию огня, способно привести в уныние людей с куда меньшей неприязнью к войне, нежели та, какую испытывали «друзья». Ибо на долю последних то и дело выпадала роль безгласных исполнителей труднопостижимых замыслов пребывавшего за три тысячи миль британского правительства. Колонии не исполнилось еще и десятка лет, когда в апреле 1689 года в Пенсильванию пришла весть о том, что англичане объявили войну французам; так началась «война короля Вильгельма». На требование метрополии организовать вооруженную оборону и учредить милицию один из членов Губернаторского совета отвечал, что единственная видимая колонистам угроза исходит «от волков и медведей». И квакеры, верные своим представлениям о моральнорелигиозном долге, наотрез отказались тогда предпринять что бы то ни было. Однако уже в ходе следующего десятилетия Англия вновь оказалась вовлечена в конфликт с Францией, теперь вместе с Испанией; на повестке дня была война за Испанское наследство (в Америке более известная как «война королевы Анны»). И хотя данная война надлежащим образом была «объявлена» и на территории Пенсильвании, квакерская Ассамблея, отвечая на неоднократные требования метрополии, раз за разом отказывалась ввести законы военного времени в действие, мотивируя это уже известным рядом соображений: «Коль скоро речь идет о деньгах, предназначенных для найма людей, каковым надлежит сражаться или убивать друг друга, этот вопрос, становясь делом нашей совести, входит в противоречие с принципами нашей веры; ибо не подобает нам в той мере, в каковой это от наших скромных возможностей зависит, споспешествовать подобным начинаниям». В 1713 году «война королевы Анны» завершилась, и на протяжении счастливых двадцати пяти лет внешняя политика Британской империи не ввергала колонию в горнила вооруженных конфликтов. Однако этот мирный период оказался всегонавсего передышкой. Пора самых суровых испытаний была еще впереди; и в ходе этих испытаний имперские войны подступят вплотную к границам колонии.

Генеральная репетиция решающей проверки принципов квакерства на прочность началась в 1739 году вспышкой войны с Испанией (так называемой «войной изза уха Дженкинса», позже переросшей в войну за Австрийское наследство, снискавшую в колониях прозвание «войны короля Георга»). Если «участие» колонии в прежних вооруженных конфликтах метрополии могло показаться чисто номинальным, то теперь принадлежность к Британской империи обернулась для пенсильванцев гораздо более непосредственными и острыми коллизиями. В войну с Англией — а следовательно, и с Пенсильванией, независимо от того, входило это в планы квакеров или нет, — вступили Франция и Испания, каждая из которых связывала далеко идущие намерения с территориями в Америке. Колониальные войны стали составной частью политики европейских держав. Понадобилось не слишком много времени Для того, чтобы на реке Делавэр появились испанские каперы.

Как могли отреагировать на это квакеры, составлявшие большинство э пенсильванской Ассамблее?

Последовала уже знакомая борьба между губернаторомне квакером, пытавшимся увязать интересы колонии с интересами Британской империи, и квакерамидогматиками, радевшими превыше всего о том, чтобы не поступиться своим пацифистским кредо. На протяжении некоторого времени в 1741 году в этом плане квакеры преуспевают, парализуя действия правительства, не выплачивая жалованье губернатору и баллотируя любые законодательные акции. В проведении данного курса им оказали поддержку многие поселенцы немецкого происхождения, ввергнутые в панику слухами, которые посеяли те же квакеры. Губернаторский план учреждения милиции, внушали им «друзья»,обречет поселенцев на столь же откр^епно рабское положение у королевских губернаторов, в ковром «они были некогда у своих германских князей... военные расходы приведут их к обнищанию, и тогда... достаточно будет представителям любой иной группы занять квакерские места в Ассамблее, чтобы несчастных колонистов, насильно отторгнув от собственных ферм, заставили строить форты в знак благодарности за то, что им позволено было поселиться в провинции». Эта кампания нашептывания породила в колонии страх перед грабежами и насилием.

Лишь к 1745 году смог губернатор Томас обеспечить ассигнования на военные нужды: гарнизону в Луисбурге, к тому времени перешедшем в руки англичан, было выделено четыре тысячи фунтов стерлингов на приобретение «хлеба, говядины, свинины, муки, ячменя или другого зерна». Под «другим зерном» подразумевался, очевидно, порох. По сути дела, квакеры и раньше содействовали обороноспособности колонии, но только под благовидными предлогами либо не конкретизируя назначения выделяемых сумм. Так, в 1693 году средства ассигновались на то, чтобы предположительно «накормить голодных и одеть нагих» индейцев; в 1701 году финансировалось — но лишь «в тех пределах, в каких это допускают их религиозные убеждения», — сооружение форта; в 1709 году квакеры субсидировали военную экспедицию в Новую Шотландию, ибо «хоть и не в их принципах было брать в руки оружие, долгом их оставалось финансово поддерживать правительство Ее Величества»; в 1740 году была собрана сумма «для использования Его Величеством королем по его усмотрению» и так далее. В трудностях, которые возникли позже, иные винили недипломатичного губернатора; однако, думается, достовернее другое — в появлении их сыграло свою роль то обстоятельство, что в глазах квакеров «мерилом достоинств служила мера страданий, перенесенных за веру».

Возможно, наиболее значимым итогом конфронтации 1745 года явилось возникновение сильной партии компромисса, во главе которой стал Бенджамин Франклин. Этой партии, имевшей широкую опору в низах, в равной мере противостоявшей и своекорыстию владельцев колонии, и фанатичной ортодоксальности квакерских экстремистов, со временем суждено было заместить у руля власти догматичное квакерское меньшинство. В 1747 году, в самый разгар ожесточенных дебатов об обороне, Франклин выпустил один из самых острых своих политических памфлетов «Чистая правда». В этом памфлете, не содержавшем ни оправдания, ни обличения квакеров, была нарисована полная, объективная, в чемто даже пророческая картина существования колонии и всесторонне обоснована необходимость ее обороны. Спокойствие обитателей, писал Франклин, объясняется удачным «центральным» географическим положением Пенсильвании: «И хотя наша страна вовлечена в кровопролитную войну с двумя великими и имущественными королевствами, народ наш, защищенный, с одной стороны, северными провинциями от французов, а с другой — южными от испанцев, благодаря немалым усилиям вышеназванных северных и южных провинций до недавнего времени мог спать спокойно в своих обиталищах». Пенсильвания — единственная из британских колоний, не озаботившаяся своей обороной, — полагалась на мелководье своей гавани и труднодоступность речного устья, служивших естественной защитой от любого противника.

Будь даже подобное ощущение собственной безопасности оправданно в прошлом, развивал свою мысль Франклин, в 1747 году оно несостоятельно, ибо колония накопила достаточное богатство, чтобы возместить затраты на вторжение возможного интервента. На долю пенсильванцев выпало два мирных десятилетия, но это «пошлине долгий мир, равно как и длинная тропа, окончание которой скрыто от глаз», так что теперь колонистам следует ожидать, что французы проявят удвоенное коварство и, провоцируя индейцев на набеги, добьются успеха. «Как скоро может обрушиться беда на наши приграничные селения? И каких можем мы ожидать последствий, как не опустошения плантаций, разрухи, кровопролития и смуты?» Обитателям побережья приходится ожидать худших напастей, нежели те, какие пришлось им вкусить летом минувшего года, когда каперы вторглись в бухту реки Делавэр и опустошили плантации близ Ньюкасла. Единственным ответом могла быть готовность к грядущим испытаниям: Bpaiy, без сомнения, ведомо, что жители Пенсильвании — квакеры и по соображениям веры отрицают всякую оборону; эту правду в отношении части, и притом небольшой лишь части,населения обычно утверждают, говоря о населении в целом; и убедительность такому утверждению в глазах иностранцев придает то, что фактически ни одна из частей населения не делает ничего, дабы обеспечить свою защиту. Но отказываться защищать себя самих или свою страну есть обыкновение, столь не свойственное человечеству, что, возможно, они этому не поверят, пока на опыте не убедятся, что могут беспрепятственно восходить выше и выше по течению нашей реки, захватывать наши суда, грабить и опустошать наши плантации и селения и безнаказанно уносить с собой награбленное. Означать, что утверждаемое их лазутчиками — правда, и не поощрит их нанести один дерзкий удар по нашему городу и подвергнуть разграблению все побережье реки?

В защите населения — прямой долг правительства; и никакие личные препоны религиозного свойства не освобождают законодателя от этой обязанности. Далее Франклин напоминал законодателямквакерам, что «коль скоро они в силу своих религиозных принципов не могут действовать в нашу защиту, то перед ними открыта возможность уйти в отставку: расстаться на время с кормилом власти, доверив его в годину нынешней бури рукам более свободным». Квакеры сочли возможным расходовать общественные средства, сложившиеся из взносов всего населения, на нужды собственной религии, на то, чтобы нейтрализовать деятельность антиквакерских групп, и на то, чтобы обеспечить себе благосклонное отношение английского двора. Чем же в таком случае могут они обосновать свой отказ употребить эти средства на благо и защиту всех?

Выход из положения, заключал Франклин, прост: квакерам следует уйти с политической сцены, предоставив другим управлять колонией и обеспечить ее обороноспособность. Если, принося в жертву собственным религиозным принципам благосостояние всей общины, квакеры превышают свои права, то и со стороны неквакеров просто неразумно пренебрегать обороноспособностью колонии на том лишь основании, что, спасая себя, они одновременно спасают и квакеров. Франклин выдвинул идею создания ассоциации для сбора добровольных пожертвований на оборону колонии, и в скором времени в Пенсильвании появилась милиция численностью до десяти тысяч человек.

Но «война короля Георга» была всего лишь репетицией. Подлинному испытанию на прочность пацифистский дух квакеров подвергнется позже: когда учиненная индейцами резня охватит всю западную приграничную зону колонии. Это случится во второй половине 1755 года — после того как французы, воодушевленные поражением британского генерала Брэддока, начнут использовать форт Дюкейн как боевой лагерь всякого рода интервентов. Хуже того, французы примутся подстрекать делавэров, чтобы те своими внезапными и кровавыми набегами свели к нулю факт приобретения владельцами колонии у Конфедерации шести племен земель на западе Пенсильвании. Тогда первой реакцией квакеров, населяющих восточную часть провинции, станет недоумение: в самом деле, ведь не старые же их союзники делавэры творят эти кровавые бесчинства? Приверженные характерному для них нежеланию дурно мыслить о ближних, квакеры будут попрежнему настаивать на том, что в неудовлетворенности индейцев текущим положением дел повинны сами англичане, в недавнем прошлом несправедливо обходившиеся с ними.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.