АМЕРИКАНСКОЕ ПРОИЗНОШЕНИЕ

Несмотря на то что выходцы из разных концов Англии, рассредоточенные по колониям на побережье, цеплялись за привычный для них образ жизни, свойственный тем местам, из которых они приехали, они, сами того не ведая, создали культуру, которая во многих отношениях была более однородной в огромной Америке, чем в крошечной Англии. Поселенцы стремились сохранить свой родной язык, и в процессе перемещения по просторам Нового Света, а также вверх и вниз по социальной лестнице они привели его к единообразию. Вскоре один и тот же разговорный язык, как эхо, разнесся по всему континенту, преодолевая пространство так же, как печатное слово преодолевает время. В американском языке осуществилось пророчество, сделанное в елизаветинские времена Сэмюелом Дэниелом, который в 1599 году написал:

И всего лишь два века спустя, когда эта мечта стала явью, Ноа Уэбстер предсказывал, что «Северную Америку будут населять сотни миллионов людей, говорящих на одном языке». В отличие от Европы Америка подавала надежды, что наступит время, когда «люди, живущие на одной четвертой части земного шара, смогут объединиться и общаться, как дети одной семьи».

И в самом деле,американский язык пришел к удивительному единообразию. Мы можем оценить по достоинству наше преимущество, посмотрев на такие многоязычные страны, как Индия, Советский Союз и Китай, и вспомнив, что в Европе, занимающей территорию размером менее четырех миллионов квадратных миль, говорят по меньшей мере на двенадцати основных языках. Народ Соединенных Штатов, живущий на территории, превышающей три миллиона квадратных миль, говорит лишь на одном языке. Существует гораздо больше различий в языке, на котором говорят жители Неаполя и Милана, или жители Кентербери и Йоркшира, или шахтер из Уэльса и студент из Оксфорда, или провансальский крестьянин и парижский адвокат, чем в языке, на котором говорят в США в штатах Мэн и Калифорния, или в языке, на котором говорит американский промышленный рабочий и президент колледжа.

Языковое единообразие Америки имеет как географическую основу (отсутствие барьеров между местными диалектами), так и социальную (отсутствие кастовых и классовых барьеров). Эти оба момента наложили большой отпечаток нажизнь страны, явились одновременно признаком и причиной стремления к национальному единению. Когда мы обращаем внимание на то, какую роль в политической жизни Канады играет многочисленное франкоговорящее население, или на то, как многоязычие мешает федерации в Индии, мы начинаем осознавать, насколько иной могла бы быть политическая жизнь в нашей стране, если бы у нас не было единого языка. Проявление многих специфических черт современной американской культуры — включая географическую мобильность населения, систему народного образования, каталоги заказов почтой, радио и телевизионные сети, общенациональные журналы массового распространения, «национальную рекламу» (с учетом воздействия всего этого на образ жизни) — было бы затруднено в многоязычной стране. Что сталось бы с американским политическим стилем «от бревенчатой хижины до Белого дома», если бы, как это происходит в Англии, человек, не имеющий «соответствующего» происхождения, выдавал бы себя каждым словом? Наш общий, лишенный классовых особенностей язык создал основу для равноправия в Америке.

Рядом с этим великим языковым единообразием, формирование которого можно отнести ко временам первых английских поселений, другие «американские» черты нашего языка кажутся несущественными. Если бы это лингвистическое единообразие так прочно не укрепилось в колониальный период, до потока разнородной эмиграции XIX века, Соединенные Штаты не могли бы явить собой миру парадоксальный феномен нации, где множество представителей разных народов говорят на одном языке. Начиная почти с первого поселения ощущалась необходимость в единообразии языка.

Во-первых, возьмем произношение. Люди, прибывшие в такие удаленные друг от друга районы, как Массачусетский залив и Виргиния, говорили на одном и том же языке. Большинство из них были родом из одних и тех же мест—Лондона, Центральной и Южной Англии — и являлись обычно представителями одних и тех же общественных классов. Хотя и сегодня различия в речи жителей Новой Англии и Юга не так уж велики, чтобы мешали людям понимать друг друга, в Америке XVII века не наблюдалось, вероятно, даже таких небольших различий в разговорной речи жителей самых отдаленных друг от друга колоний Атлантического побережья. В те времена манера говорить жителей Новой Англии и южан была похожа на то, что мы теперь называем «южным акцентом». Таким образом, произношение современных южан является во многих отношениях наследием старых времен, а «английские» особенности речи жителей Новой Англии более позднего периода—по всей видимости, новообразованием.

В какойто момент на берегах Америки под влиянием как колониальной специфики, так и сугубо американских условий в английской речи начали проявляться тенденции к еще большему единообразию. В своем словаре американизмов (1816) Джон Пикеринг отметил «большее в отличие от Англии единообразие диалектов повсеместно в США... как результат частых перемещений людей из одного конца страны в другой». Этот факт был отмечен еще в конце XVIII века таким знатоком языка, как преподобный Джон Уизерспун, который прибыл из Шотландии, чтобы стать президентом Принстона. «Простолюдин в Америке говорит лучше, чем простолюдин в Великобритании, — заметил он в своем сочинении «Друид» (1781), — по той простой причине, что, не имея более или менее постоянного места жительства и часто переезжая с места на место, он не так подвержен восприятию местных особенностей ни в произношении, ни во фразеологии. В Британии существует гораздо большая разница в диалектах графств, чем в Америке в диалектах штатов». Когдато оторванные друг от друга местные диалекты Англии встретились, и перед говорящими на них встала необходимость общения. Современные ученыелингвисты пришли к выводу, что в отличие от метрополии тенденция к единообразию языка является общей характерной чертой для всех колоний.

В XVIII веке Америка, следовательно, уже была плавильным котлом, хотя на начальных этапах бурлящая в нем масса была относительно однородной. Только в XIX и XX веках пошла пестрая смесь из ирландцев, немцев, поляков, евреев, итальянцев, мексиканцев и китайцев; но в XVII и XVIII веках иммигранты приезжали из Йоркшира, Норфолка, Суффолка, Эссекса, Лондона, Кента, Гэмпшира и других английских графств. Всякий, кто посмотрит на карту Англии, где помечены места происхождения лиц, иммигрировавших в XVII веке в Новую Англию и Виргинию, обязательно поразится рассредоточению этих мест по всей территории родной для иммигрантов страны. Как мы уже говорили, несмотря на то что существовала тенденция к оседанию иммигрантов в определенных местах (выходцы из Центральной Англии концентрировались в Виргинии, из Лондона и Восточной Англии — в Новой Англии) и что иммиграция пока еще мало затронула крестьянство, тем не менее в первых американских колониях были представители разных социальных слоев из различных частей их родной страны.

Американские условия жизни стимулировали единообразие даже в более мелких масштабах, как, например, на территории Новой Англии. Около 70 процентов поселенцев Плимута, Уотертауна, Дедэма и Гротона в Массачусетсе XVII века, о которых имеются сведения, по всей видимости, прибыли из Лондона и графств Восточной Англии; остальные были из других мест. Наиболее важно то, что представители властей не говорили все на одном диалекте и, таким образом, не могли навязать тот или иной диалект в качестве языка общины. Произношение, которое можно определить по текстам полуграмотных писцов городов Новой Англии, прибывших из разных частей Англии, дает основание предполагать, что тогдашняя речь отличалась удивительным единообразием и была очень близка к общепринятой английской речи.

Путешествовавшие в XVIII веке по Америке отмечали не только отсутствие диалектов, но и поражались тому, что американцы из всех слоев общества говорили на правильном, грамотном английском языке. Преподобный Хью Джоунс, находясь в Виргинии, отмечал в 1724 году, что «плантаторы и даже местные негры, как правило, говорят на хорошем английском языке без специфического говора и могут мило вести беседу на многие распространенные темы». Член Губернаторского совета Роберт

Картер предпочитал нанимать для своих детей домашнего учителя не из шотландцев и англичан, а из образованных американцев «по соображениям английского произношения». В XVIII веке преподаватели колледжа УильямэндМэри уделяли особое внимание тому, чтобы студенты осваивали правильное произношение. Путешествуя по колониям в 1764 — 1765 годах и оказавшись в Филадельфии, шотландец лорд Адам Гордон писал: «Здесь меня больше всего удивила правильность языка; английский, на котором говорят все слои общества, по своей чистоте и совершенству превосходит все, что можно услышать в любом районе Лондона, кроме изысканных».

Некоторые дошли до того, что утверждали, будто колонисты «вообще говорят поанглийски лучше, чем англичане». И даже критически настроенные люди соглашались с этим. Преподобный Джонатан Бучер (1737 — 1804), который около пятнадцати лет прожил на Юге, учил пасынка Вашингтона Джона Парка Ка стиса, а во времена Революции был одним из ведущих лояли стов, провел много лет над составлением «Глоссария архаичных и местных слов». Он понимал, что на самомто деле отсутствие диалектов в Америке обедняет язык, и тем не менее считал «замечательным явлением то, что Северная Америка отличается не только широко распространенным чистейшим произношением английского языка, с которым сталкиваешься повсюду, но и его полным единообразием».

Характеристика американской речи в период,непосредственно предшествующий Революции,в сжатом виде была дана Уильямом Эддисом в его письме из Америки от 8 июня 1770 года:

В Англии почти каждое графство отличается своеобразным диалектом; жителей не столь уж отдаленных друг от друга мест различают даже несходные привычки и взгляды; а вот в Мэриленде и соседних с ним провинциях, следует заметить, повсеместно существует поразительное сходство в речи, и истинная правда, что произношение большинства людей — правильное и изысканное на самый взыскательный вкус.

Колонистами становились искатели приключений, прибывшие не только из самых различных уголков Великобритании и Ирландии, но также почти из каждой европейской страны, где принципы свободы и коммерции давно уже эффективно действуют. Поэтому разве не разумно предположить, что английский язык должен быть сильно исковеркан в результате этого странного смешения представителей разных национальностей? Однако на деле получилось обратное. Язык прямых потомков столь разношерстных предков совершенно одинаков и ничем не испорчен; в нем нет ни местных слов, ни акцента, заимствованных от британских или иностранных родичей.

Что касается меня, то я признаюсь, что абсолютно не в состоянии объяснить очевидную разницу между колонистами и живущими на родной земле людьми, имеющими тот же уровень образования и достатка Это единообразие языка существует не только на побережье, где значительно число людей из Европы, но также и во внутренних районах страны, где население хотя и медленно, но увеличивается и где редко предоставляется возможность извлечь пользу от общения с образованными приезжими.

В колониальный период сопротивляемость американского языка заимствованным и новообразованным словам свидетельствовала о силе стремления к единой английской речи. Бездумная ассимиляция иностранных слов могла бы привести к возникновению полуанглийского наречия, англокитайского гибрида языка или papiamento по типу тех языков, на которых говорят в Карибском бассейне или в некоторых частях ЮгоВосточной Азии. Но этого не случилось. У английских колонистов была масса возможностей включить в свой язык французские и немецкие слова, и то, что они этого не сделали, удивительно вдвойне. До Революции из немецкого языка было заимствовано совсем немного слов, и это несмотря на то, что в Пенсильвании, Виргинской долине, Джорджии и других местах жило несколько общин, говорящих на немецком языке. И только лишь после покупки Луизианы (1803), после колонизации бассейна Миссисипи и особенно во время и после войны США с Мексикой (1846—1848) было взято много слов из испанского языка. До Революции, до покупки Луизианы и до усиления контактов с французами в северозападных пограничных районах не было значительного заимствования и из французского языка, хотя несколько важных слов, таких,как portage (переноска, перевозка), chowder (похлебка), cache' (запас провианта), были заимствованы намного раньше, bureau (контора, отдел) и prairie (прерия, степь) — непосредственно перед Революцией. Некоторые из самых ранних заимствований были из голландского языка, например «босс» и «янки», но в целом заимствований из голландского языка было немного.

В течение колониального периода наибольшее, по всей вероятности, пополнение английского языка в Америке шло по двум узким направлениям: заимствование индейских слов и образование новых сочетаний английских. Индейские слова в большинстве были географическими названиями, особенно названиями природных образований, как,например, Массачусетский залив; или это были слова, относящиеся к индейским социальным структурам, жизни индейцев, предметам обихода, выращиваемым ими зерновым культурам: hominy (дробленая кукуруза), toboggan (тобогган, сани), pemmican (пеммикан, высушенное мясо), mackinaw (шерстяное одеяло), moccasin (мокасин), papoose (ребенок), sachem (вождь), powwow (жрец, церемония заклинания), tomahawk (томагавк), wigwam (вигвам), succotash (блюдо из зеленой кукурузы, бобов и соленой свинины), squaw (индианка, женщина, жена). Все эти слова вошли в употребление еще до середины XVIII века. Незнакомые переселенцам растения и животные Америки стимулировали появление новых сочетаний из привычных английских слов: bullfrog (лягушкабык, ляхушкавол), mudhen (американская лысуха), catbird (американский дрозд), catfish (полосатая зубатка), muskrat (мускусная крыса, ондатра), razorback (китполосатик), gartersnake (неядовитая змея), groundhog (лесной сурок); условия американской жизни породили такие слова, как backwoods (лесная глушь), backstreet, backlane (улица или переулок на задворках), backlog (большое полено), backcountry (захолустье), а часть старых английских слов приобрела новое значение, соответствующее американскому ландшафту: bluff (обрыв, отвесный берег), cliff (отвесная скала, утес), neck (коса, перешеек, узкий пролив), bottoms (низменность, долина), pond (пруд), creek (рукав реки, приток, ручей). От некоторых из этих новообразований уже исходил слабый аромат той обильной и острой приправы к языку, которая неминуемо должна была сдобрить его в начале XIX века. Но до Революции единственной поразительной новой чертой, которую английский язык приобрел в Америке, было его единообразие.

Само понятие «американизм», означающее выражение, появившееся в Америке или преимущественно там используемое, не было известно до 1781 года, когда Уизерспун впервые его употребил. До этого момента в нем практически не было большой нужды. Порывистость и чрезмерность, буйство (этим определением мы обязаны Дейви Крокетту) жаргона приграничья и Дикого Запада, цветистая урапатриотическая напыщенность речи ораторов 4 июля — все это, кажущееся столь американским, пришло не из XVIII века, а из XIX. Заимствования из французского, испанского, итальянского, немецкого и идиша, а также слова, произвольно созданные коммерческой фантазией, такие, как Kodak («Кодак») и Sanforized (декатировано), были тоже порождены американскими условиями жизни XIX и XX веков: широким притоком иммигрантов, индустриализацией, массовым производством товаров, смешением национальностей в больших городах, расширением рекламного дела и выпуском национальных журналов, развитием радио и телевидения. Словарный состав

Пометка на ярлыке изделия, означающая специальную обработку языка стал явно американским по крайней мере полвека спустя после провозглашения Декларации независимости. Экспансивный, бодрый, разноликий и авантюрный дух Англии елизаветинских времен должен был обрести свое более позднее подобие в Америке XIX века; дух отважных поисков, свойственный этим двум эпохам, выражался в жизнеутверждающем, изобретательном и экспериментальном характере языка «Черты елизаветинской эпохи в американском английском языке, — заметил Крэпп, — являются не наследственными, а приобретенными на американской почве».

В течение всего колониального периода американская речь оставалась консервативной, все более тяготея к единообразию. Люди, не говорившие поанглийски, были склонны к быстрой ассимиляции. Например, весьма быстро ассимилировались французские гугеноты, искавшие убежища в Америке после отмены в 1685 году Нантского эдикта. Многочисленные немцы, прибывавшие в Америку в XVII веке, временами даже целыми общинами, и расселявшиеся в Пенсильвании и Виргинской долине, иногда сохраняли видоизмененный немецкий диалект для общения между собой, но их язык оказал ничтожное влияние на американский английский. Новые иммигранты надеялись попасть в высшие социальные слои, где уже говорили на американском английском, и это побуждало их учить язык, на котором общались окружающие. Говоря на «ломаном английском», родители сами стремились к общепринятому языку и надеялись, что их дети смогут преуспеть в этом мире.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.