ЛИЧНЫЕ ВОЙНЫ ЗА ОБЩЕСТВЕННУЮ СОБСТВЕННОСТЬ

Хотя «закон открытого пастбища» — периодичность загонов скота и учение о клеймах — был ясным и понятным, ответы на некоторые важнейшие вопросы были крайне неопределенными. Поскольку корм скоту давала земля, она и была основным источником благосостояния ковбоя. Но у кого были права на эту землю? Права пасти на ней скот? Эти вопросы, которые в Старом Свете регулировались многовековыми обычаями, древними свидетельствами и длительным молчаливым согласием общественности, на американском Западе были поставлены вновь. Причиной непорядков, свойственных скотоводческому Западу, вовсе не был отказ людей соблюдать десять заповедей или подчиняться простым принципам справедливости. Здесь дело было не в нечестности, а в нечеткости.

Заинтересованные и несведущие наблюдатели, принадлежавшие к более устоявшимся сообществам, попросту считали, что наивные американцы поделили весь мир на «хороших малых» и «скверных малых». Провинциальные американцы с восточного побережья были готовы признать эту шутку за истину. Но нет ничего менее похожего на правду. Особенность этики предприимчивых людей заключалась совсем не в том, чтобы проводить черту между «хорошими» и «скверными». Совсем наоборот. Этим как раз занималась традиционная этика, а над этикой предприимчивых людей довлела неопределенность в жизни Нового Света.

Эта неопределенность будто вредными испарениями отравляла моральные принципы и правовые нормы скотоводческого Запада. В ней корень непрекращающихся этических и юридических проблем американцев. А возникла она из самих возможностей, открывшихся на Западе, из ранее не существовавших материальных ресурсов и не имевших аналогов форм собственности. Многие из тогдашних яростных битв, которые вдали от места действия считались столкновениями между «законом» и «беззаконием», на самом деле имели совершенно другой характер. Если смотреть изнутри, и среди правых, и среди виноватых существовал раскол. Из этой неопределенности и родился новейший, западный тип гражданской войны.

Запутанность ситуации нигде не проявилась так ярко, как в 1892 году в так называемой «войне в округе Джонсон» в Вайоминге. Нашумевшая вражда между скотоводами Запада и пришедшими позднее овцеводами родилась в основном из столкновений между различными нуждами разных пород скота. Подобное этому происходило и в Западной Европе в период «огораживания», но «война в округе Джонсон» была новым явлением. В нем полностью видна вся нечеткость этики Запада, смешение законных и незаконных действий, честности и воровства в какойто невиданный винегрет. Причины этой войны корнями уходят во времена скотоводческого бума на Великой равнине, который особенно ощущался около 1883 года. Книга Брисбина «Мясное благоденствие, или Как стать богатым в прериях» вместе с другими книгами и бесчисленными рассказами и легендами привлекли на Запад миллионы фунтов стерлингов из Англии и Шотландии и тысячи переселенцев из восточных штатов. «Переселенцу на Запад совершенно неважно, где осесть, главное туда попасть, и вскоре он уже будет гораздо богаче, чем был бы на Востоке», — убеждал Брисбин. Через несколько лет пастбища были переполнены скотом и туда устремилось множество людей. Британские скотовладельческие корпорации сообщали о стремительно растущих прибылях, составлявших чуть ли не треть их капиталовложений. Иностранные дельцы думали, что свободные пастбища Запада могут принять сколько угодно скота. Но местные скотоводы лучше знали, как обстоят дела.

Боясь вытаптывания пастбищ и истощения земли и не доверяя сотням мелких дельцов, у которых не было собственных зарегистрированных клейм и которые посему были вряд ли расположены уважать чужие клейма, коренные скотоводы объединялись. Задачей их ассоциаций, конечно, была защита скота, носившего их клейма. Но защищали они также и широкие права скотоводов на участки принадлежавших государству открытых пастбищ, которые, без всяких юридических оснований, считали своими. К лету 1885 года стали падать цены на скот. Растущие расходы на огораживание и крупные взносы в фонды ассоциаций усугубляли проблемы открытых пастбищ, переполненных скотом изза безрассудства зарубежных инвеститоров. К тому же землю захватывали овцеводы, чьи овцы выщипывали траву с корнем, и фермеры, которым домашний скот был жизненно необходим.

Беды скотоводов достигли своего предела после двух гибельных зим. Убийственные морозы 1885 — 1886 и невиданные снежные бураны 1886 — 1887 годов явились стрщнным бедствием. Самые глубокие в истории Запада сугробы покрыли пастбища, а жестокие ветры сгоняли умирающих с голоду животных в кучи около изгородей или сталкивали их в овраги. И без того тяжелое положение стало совсем ужасным после заявления президента Гровера Кливленда, сделанного в соответствии с решением конгресса, которым президент был уполномочен уничтожать незаконно построенные на государственной земле изгороди. Распорядившись вывести скот из резерваций, президент послал федеральные войска под командованием генерала Шеридана для контроля за исполнением своего приказа. Когда в начале тяжелой зимы центральные власти ликвидировали частные изгороди на государственных землях в районе Шайенн — Арапахо, на переполненном пастбище прибавилось еще двести тысяч голов скота. «Улучшение» породы исконных техасских лонгхорнов путем скрещивания их с совсем одомашненными породами восточного скота сделало животных мясистее, но лишило их выносливости, силы и инстинкта самосохранения, свойственных чистокровным лонгхорнам. Снег превратил пастбища в бойню. Весной они были завалены скелетами. Еще долгие годы обглоданные ивовые ветви и стволы будут свидетельствовать об отчаянных усилиях животных спастись зимой от голодной смерти.

Опытные скотоводы Вайоминга, задавленные грузом падающих цен и растущей враждебности со стороны новых поселенцев на земле, которую они считали только своей, не знали, куда обратиться за помощью. Раньше их оплотом была Ассоциация животноводов Вайоминга. Ассоциация, еще один образец американского догосударственного сообщества, при ее основании в 1873 году насчитывала всего десять членов, владеющих вместе почти двадцатью тысячами голов скота. Но за последующие двенадцать лет в ассоциацию вошли скотоводы штатов Колорадо и Небраска и территорий Монтана и Дакота, и она стала насчитывать четыреста членов, владеющих примерно двумя миллионами голов скота. На всем огромном пространстве Запада, почти равном по территории Западной Европе, ассоциация создавала и вводила в силу свои собственные законы — правила клеймения, загонов и прогонов скота, — и больше здесь не было никакой реальной власти. «Мейврики» должны были клеймиться клеймом ассоциации и продаваться, чтобы вырученные средства шли на возмещение ее расходов. Запрещалось клеймить неопознанный скот в период между 15 февраля и весенним загоном. На крупных рынках и грузовых железнодорожных станциях присутствовали инспекторы ассоциации, чьей обязанностью было обнаруживать краденый скот, носящий зарегистрированные клейма членов ассоциации. Такие животные возвращались своим законным владельцам, а если это оказывалось слишком далеко, представители ассоциации продавали скот и возвращали владельцам выручку. Законы ассоциации и создали право открытых пастбищ.

В соответствии с общим правом Англии, собственность на землю четко отличалась от любой другой собственности: «недвижимость» (земля и другое имущество, связанное с землей или носящее подобный характер) отличалась от «движимости» (личного имущества). Это различие было необходимым в перенаселенной доброй старой Англии, где владение землей являлось основой основ и любое землевладение было точно установлено с древних времен. Средневековый феодализм, когда создавалось английское общее право, был одновременно и основой государства, и основой земельной собственности. Обладать участком земли означало располагать частицей государственной власти. Но большая часть земель на великом американском Западе на практике не имела ни владельцев, ни государственных управляющих. Нельзя было определить, чья это корова, даже зная, на чьей земле она пасется. Ведь земля принадлежала всем. Нельзя было определить, чья это корова, даже зная, под чьей опекой она находится, поскольку на бездорожных пастбищах животные тысячами бродили без присмотра.

Старые приметы не подходили для американского Запада. Было совершенно недостаточно, использовав терминологию общего права, назвать скот «движимостью». Скот на пастбищах был передвижным имуществом, самодвижущимся имуществом, которое могло само о себе позаботиться и не затеряться в бездорожном пространстве. Такая форма собственности весьма подходила подвижным американцам. Скот кормился в движении, отыскивая скудные былинки бутелоуа; в движении же животные приносили барыши своим владельцам, сами передвигаясь по ничейной земле в сторону рынков и железных дорог.

Ассоциация животноводов Вайоминга сама была совершенным олицетворением свойственной Америке двусмысленности. Ведь она придавала не предусмотренному законом присвоению пастбищ крупными скотовладельцами характер закона, а вполне законному присвоению земли мелкими скотовладельцами и первыми фермерами — характер противозаконных действий. Члены ассоциации первыми пришли на Запад, и они смотрели на других пришельцев как на врагов, вытеснявших их с земель, как на разносчиков беззакония и беспорядков. Если строго следовать букве закона, первые поселенцы не обладали никакими особыми правами на пастбища по сравнению со всеми остальными, но они применяли созданную ими норму, которая давала больше прав тем, кто пришел раньше. Одно лишь увеличение количества владельцев и то затрудняло определение принадлежности каждого клейма и возможность отличить одно клеймо от другого. К концу 1891 года только в Вайоминге было уже пять тысяч различных клейм, и их количество постоянно росло. А число клейм, зарегистрированных в 1889 году в Монтане, — шесть тысяч — к 1892 году почти удвоилось.

Если чьето маленькое стадо очень быстро увеличивалось, чтото было нечисто. Каждый знал, что незаконное использование инструмента для клеймения было скорейшим способом получить собственное стадо. Как гласила поговорка, «кто скор на руку, у того и стадо больше». Некоторые из крупных скотовладельцев или их наемных работников именно таким путем приобрели свои огромные стада. Зная все хитрости ремесла и помня прошлые годы, они были не оченьто доверчивы. Их ассоциация, самостоятельно присвоив себе функции законной власти, не собиралась вникать в такие тонкости, как отличие честного скотовода, имеющего небольшое стадо, от вора, которому пока удалось украсть только несколько коров. Было всегда спокойнее подозревать незнакомых людей, скот которых носил неузнаваемые клейма. Для чего же существовали реестры клейм и ассоциации скотоводов, как не для того, чтобы оказывать честным людям помощь в защите их собственности и не допускать мошенничества и обмана? В 1888 году ослабленная катастрофическими снежными буранами 1886 — 1887 годов ассоциация передала большую часть своих полномочий новому Совету животноводческих представителей, созданному законодательными органами Вайоминга. Но совет оказался неспособным к деятельности, которую и ассоциация больше не в состоянии была вести.

К весне 1891 года на пастбищах Вайоминга царила анархия. Ассоциация стала слишком слабой, а органы управления нового штата Вайоминг (принятого в состав Соединенных Штатов 10 июля 1890 года) были еще недостаточно сильны, чтобы управлять. Похитители скота и фабрики «мейвриков» были повсюду, а большие стада старых, коренных скотовладельцев теперь стали мишенью нового залпа популистской пропаганды. «Люди, которые до сего года сохраняли заслуженное ими доброе имя, — писала шайеннская газета «Дейли лидер» 25 июля 1891 года, — открыто занялись грабежом на государственных пастбищах... Все их соседи и знакомые прекрасно осведомлены об этом факте и часто не только закрывают глаза на подобные занятия, но и приветствуют их... Некоторые крупные скотовладельческие компании попытались привлечь преступников к ответу. В некоторых случаях большое жюри отказывалось предъявлять обвинение; в других признавало подсудимого невиновным при наличии самых неопровержимых и убедительных доказательств, какие когдалибо представлялись суду». Если похитители скота воровали, то фермеры убивали. Тогдашние законы предписывали фермерам обносить свою землю изгородью, чтобы преградить путь чужому скоту, но немало фермеров предпочитало экономить на стоимости изгороди, впускать животных на свою землю и однимдвумя выстрелами обеспечивать себя на зиму мясом. Хотя крупные скотовладельцы настаивали, что Бог и Природа повелели их земле не быть «землей бедняков», федеральные земельные законы все еще ограничивали владения новых поселенцев 160 акрами, слишком маленькой территорией, чтобы ее обработка и орошение могли приносить прибыль.

Оказавшись в обороне, ассоциация, ее основной состав, перешла в контрнаступление. Осенью 1891 года она подготовила список клейм, принадлежавших похитителям скота, и приняла все меры, чтобы прекратить продажу на рынке животных, носящих эти клейма. Она конфисковала и продала весь этот скот, а выручку употребила на общие нужды. В ноябре 1891 года в округе Джонсон на севере Центрального Вайоминга были застрелены из засады два человека, подозреваемых в краже скота. Местное общественное мнение приписало преступление двум крупным скотовладельческим компаниям, и так было положено начало «войне в округе Джонсон».

Весной 1892 года мелкие животноводы, бросая вызов ассоциации и Животноводческому совету, который являлся ее представителем, объявили, что проведут загон скота на месяц раньше установленного срока. По местному обычаю это было действием, из ряда вон выходящим, поскольку свидетельствовало о намерении ставить свои клейма по собственному усмотрению на любых животных. Крупные скотовладельцы решили, что час настал. Если они не смогут возродить уважение к созданным ими законам открытых пастбищ, они потеряют все. Они решили в назидание другим наказать жителей округа Джонсон, которые, по их словам, были двух сортов: «скотоводы, которые попутно воровали скот, и воры, которые попутно занимались скотоводством». Одним запоминающимся событием они хотели заставить смириться непокорных и восстановить закон открытых пастбищ. Штабквартира ассоциации в шай еннском клубе была любимым местом времяпрепровождения крупных дельцов — английских баронетов, приехавших за романтикой и высокими прибылями, искателей приключений с Востока, из лучших семей Бостона, Филадельфии и НьюЙорка, выбившихся из низов будущих скотоводческих королей и даже некоторых литераторов. Оуэн Уистер, который закончил Гарвардский университет в 1882 году, приезжал сюда собирать материал для своих книг «Лин Маклин» и «Виргинец» и других историй о земле скотоводов.

Ассоциация создала военный фонд, по слухам, составивший 100 ООО долларов, из единичных пожертвований в тысячу долларов. Члены ассоциации тайно организовали вооруженный отряд, объединивший около пятидесяти человек. Двадцать шесть из них были завербованы Томом Смитом, бывшим скотоводческим сыскным агентом, которого судили за убийство, когда он работал в Вайоминге, и который был шерифом в Техасе. Тем, кто присоединился к отряду из техасских округов Парис и Ламар, ой обещал платить ежедневно по 5 долларов, не считая расходов, к тому же 3000 долларов страховки при несчастных случаях и 50 долларов премии за каждого убитого. Несколько членов отряда были ранее помощниками начальников полиции и уж должны были коечто знать о деятельности правоохранительных органов в Соединенных Штатах. Всем им было сказано, что они будут сражаться с бандитами в округе Джонсон в Вайоминге. Одним из самых любопытных людей в отряде был Д.Брукс, известный под прозвищем Крошка из Техаса, единственный из всех, кому участие в «войне в округе Джонсон» стоило жизни. Через год Крошка из Техаса был повешен в форте Смит в Арканзасе, и не за преступления в Вайоминге, а за убийство своей жены, которая пилила его за участие в нападении. Перед виселицей он объявил, что никогда бы не отправился в Вайоминг, если бы знал, что за люди живут в округе Джонсон.

Участники операции сели в Денвере на специальный поезд, куда были также погружены оседланные лошади, фургоны и походное снаряжение. Когда поезд прибыл в Шайенн, шторы на окнах пассажирского вагона были плотно задвинуты, и тайна операции не была раскрыта. В расположенном по соседству федеральном форте отряд получил одеяла и другое снаряжение. 6 апреля 1892 года поезд прибыл в Каспер, на конечную станцию железной дороги. После выгрузки к отряду присоеди

нились члены ассоциации из Вайоминга и завербованные ими люди. С ними были также корреспондент чикагской газеты «Геральд» и врач, чтобы лечить их раны, а скорее раны противника. Они сели на коней и отправились в центр округа Джонсон, маленькое местечко Буффало, известное как оплот похитителей скота. Сговор с губернатором Вайоминга гарантировал невмешательство Национальной гвардии штата. Перед выходом из Каспера отряд принял меры предосторожности, перерезав телеграфные провода, чтобы там, на Севере, зря не беспокоились.

По пути в Буффало они приняли за похитителей скота и убили двух человек, ютившихся в глухой хижине. Одного застрелили из засады, когда он шел по воду, потом сожгли его хижину и застрелили второго, когда тот пытался бежать. Задержка отряда в пути изза этого небольшого дельца позволила жителям округа Джонсон вовремя узнать о готовящемся нападении. 10 апреля на подступах к местечку Буффало отряд неожиданно для себя столкнулся с вооруженными жителями округа Джонсон. Вместо того чтобы напасть на местечко и уничтожить рассадник воровства, отряд быстро повернул назад и укрылся в двенадцати милях от Буффало за крепкими стенами ранчо «ТА», принадлежавшего доктору Харрису. Там они и провели следующую ночь.

Вооруженные жители в количестве двухсот человек атаковали отряд на ранчо «ТА» и тем подтвердили самые худшие опасения его членов, что Вайоминг полностью погряз в беззаконии. Теперь они, стоявшие на страже закона, оказались в осаде. Но дом владельца ранчо стал надежным временным убежищем, если учесть, что у нападавших жителей округа не было пушки, а командующий соседним фортом Маккинни отказался предоставить ее им в распоряжение. Используя захваченные фургоны, граждане округа соорудили движущийся бруствер, названный «скребком», чтобы подойти к укрепленному ранчо достаточно близко и использовать свой мощный запас динамита. Скребок уже двигался к цели, но в самый последний момент появились три федеральные кавалерийские роты. Исполняющий обязанности губернатора Вайоминга, большой друг ассоциации, добился, чтобы президент Бенджамин Гаррисон послал эти войска из форта Маккинни «для восстановления законности и порядка в округе Джонсон». Попросту говоря, это означало, что главным скотовладельцам Вайоминга необходимо было вмешательство регулярных войск Соединенных Штатов, чтобы избежать расправы со стороны разгневанных жителей. Осажденные «стражи порядка» благополучно сдались командующему федеральными войсками, который доставил их в Шайенн, где они были размещены в форте Рассел под надзором федерального прокурора округа.

Сорок шесть человек сложили оружие. Из них половину составляли наемные убийцы из Техаса, остальные были уважаемыми гражданами Вайоминга, в их числе бывший президент Ассоциации животноводов, представитель Животноводческого совета, помощник начальника полиции, по крайней мере один выпускник Гарварда и другие не менее почтенные люди. Президент Соединенных Штатов послал федеральные войска с миссией милосердия, чтобы спасти самых значительных людей Запада от местных правоохранительных органов.

Участников нападения даже не судили. В конечном счете их передали властям округа Джонсон, но было ясно, что судить их там не будут. Тем временем президент Гаррисон выступил со специальной декларацией, требующей, чтобы все граждане Вайоминга прекратили препятствовать осуществлению законов Соединенных Штатов. Свидетели убийства двух человек, совершенного отрядом на пути в Буффало, были арестованы за продажу виски индейцам, и их никто уже больше не видел. Когда выяснилось, что округ Джонсон не располагает средствами для ведения длительного процесса против сорока с липшим человек, окружной суд в Шайенне выпустил заключенных под их собственное поручительство. Стрельбы было много, но «война в округе Джонсон» принесла только три жертвы: двух человек убили нападавшие, еще не достигнув места своего назначения, и Крошка из Техаса был казнен за убийство, лишь косвенно связанное с этой войной.

Это была одна из многих войн, в которых обе стороны потерпели поражение. Крупным скотовладельцам не удалось ни вновь утвердить свои законы и порядки на открытых пастбищах, ни прогнать мелких скотоводов и селян. С другой стороны, жители округа Джонсон — и мелкие скотоводы, и мелкие фермеры — не одержали настоящей победы. Республиканский партийный аппарат, тесно связанный с теми, кто совершил нападение, и с интересами крупных скотовладельцев вообще, после двухлетнего перерыва вновь пришел к власти. Более того, были пресечены всякие попытки сделать достоянием гласности истинную историю нападения, явно не делавшую чести крупным скотовладельцам. Когда Эйса Шинн Мерсер (предприимчивый основатель «НордВест лайвсток джорнэл») в 1894 году написал и опубликовал документальный очерк о событиях под названием «Шайка из прерий, или Нападение скотоводов на Вайоминг в 1892 году: позор всех времен и народов», его запретили судебным предписанием, и все экземпляры номера были конфискованы и сожжены. Несколько газет какимто чудом избежали огня, но печатные формы были уничтожены. Мерсера обвинили в рассылке непристойностей по почте, и ему пришлось закрыть типографию. Сотрудникам ассоциации даже удалось изъять авторские экземпляры из Библиотеки конгресса. Давать правдивую информацию о нападении скотоводов на округ Джонсон долгое время оставалось делом рискованным. Только через полвека Джек Шефер осмелился рассказать обо всем в своем романе «Шейн» (1949) и в его экранизации. Ни до, ни после силы закона не были настолько перемешаны с силами беззакония. Даже сейчас, оглядываясь назад, непросто определить, кто за кого выступал.

Америкацы: Демократический опыт: Пер. с англ. /Под общ, ред. и с коммент. В.Т. Олейника. — М.: Изд. группа «Прогресс» — «Литера», 1993. — 832 с.