ДОБЫВАЯ НЕФТЬ

Рост состоятельности предприимчивых людей Запада, от низших слоев к верхним, был тесно связан с открытием глубоко под землей нефти, явившейся своего рода золотом. Но тогда как мир скотоводов обогатил американский фольклор и народные песни, добыча нефти не увеличила существенным образом числа героев фольклора. И все же открытие нефти, изобретение новых способов подачи ее на поверхность, организация методики ее добычи, транспортировки и доставки на рынок — все это имело много общего с достижениями скотоводства.

Использование природной нефти для медицинских целей издавна практиковалось в Америке. Индейцы из племени Сенека, когда обнаруживали на глади озер и ручьев черную субстанцию, обычно извлекали ее следующим образом: клали на поверхность воды одеяло, впитывавшее нефть, а затем отжимали его в сосуд. В конце XVIII века нефть уже была предметом торговли с индейцами. Когда революционные войска генерала Бенджамина Линкольна в 1783 году шагали через Западную Пенсильванию, он позволил солдатам остановиться у ручья, где они собирали плавающую нефть и прикладывали к суставам. «Это приносило большое облегчение и немедленно снимало ревматические недомогания, которыми страдали многие из них. Солдаты без опаски пили воду прямо из открытых водоемов — и она оказывалась легким слабительным».

В те годы соль обыкновенно добывали из колодцев, содержавших соленую воду, подвергавшуюся затем выпариванию. В конце 1830х годов некоторые доходные колодцы оказались испорчены черным маслянистым веществом, обнаруживавшимся вместе с солью после выпаривания солевого раствора. Некие предприимчивые бизнесмены в Кентукки приобрели один из этих «испорченных» соляных колодцев, основали Американскую компанию по добыче медицинской нефти и стали производить в качестве почти универсального лекарства расфасованную в бутылках «американскую нефть». Когда в 1840х годах Сэмюел Кир, предприимчивый сын владельца соляной фабрики, унаследовал колодцы своего отца в Западной Пенсильвании, ему также досаждало черное маслянистое вещество, и он подумывал о том, чтобы прекратить использование колодцев. Однако после того, как его жена заболела чахоткой и доктор прописал «американскую нефть», Кир заметил, что покупаемая им в бутылках жидкость была такой же, как и та, которая портила его колодцы. Когда в 1846 году нефть в его соляные колодцы стала прибывать действительно в больших количествах, он занялся производством из нее лекарств.

Кир издавал листки, содержавшие заверенные подписями свидетельства различных людей относительно замечательных свойств «петролеума, или сырой нефти». «Естественное целебное средство! Добывается из колодца в округе Аллегейни, штат Пенсильвания. На глубине четырехсот футов под землей!» Нефть, утверждал он, обладает «замечательной целебной силой» при лечении ревматизма, хронического кашля, лихорадки, зубной боли, мозолей, невралгии, геморроя, расстройства мочеиспускания, нарушения пищеварения и заболеваний печени. Один из его листков был напечатан как государственный банкнот с цифрой 400 на видном месте, обозначавшей глубину, на которой добывали чудесное природное средство, банкнот был подписан С.Киром и сопровожден следующей датировкой: «В 1848 году после Рождества Христова обнаружена при добыче соленой воды — в 1849 году открыты замечательные целебные свойства». Кир посылал торговцев в фургонах, украшенных золочеными изображениями доброго самаритянина, помогающего под пальмовым деревом претерпевающим муки страдальцам, — и эти торговцы скрашивали монотонность сельской жизни своим «медицинским представлением». До 1858 года Кир уже продал почти четверть миллиона бутылок в полпинты с замечательной нефтью по цене доллар за бутылку. Но высокая стоимость рекламы и распространения наряду с увеличением объема добычи нефти (во много раз превосходившего любые из возможных медицинских потребностей) побудили Кира искать другие пути применения своего продукта. Какими они могли бы быть?

Рост американских городов, появление сотен новых фабрик, распространение железных дорог задолго до 1850 года, разумеется, увеличили потребность в лучшем освещении. Однако в американских домах оно претерпело очень мало изменений к лучшему по сравнению с прежними временами. На протяжении колониального периода дома освещались сальными свечами или лампадой, подобной тем, что использовались в Древнем Риме, и представлявшей собой миску с рыбьим жиром или маслом — животным или растительным, — где фитильком служил кусок ветоши. Некоторые использовали топленый свиной жир, но чтобы он оставался мягким и мог гореть, под ним приходилось жечь древесный уголь. Превосходное горючее получали при переработке жира кашалотов, место обитания которых не могли обнаружить до 1712 года, из их спермацета выходили отменные свечи, которые, однако, были дорогостоящими. В 1830 году Исайя Дженнингс из Нью-Йорка получил патент на новое вещество под названием «камфин» — дважды очищенный скипидарный спирт, который оказался отличным лампадным горючим. Но хотя камфин горел ярким пламенем, он тоже стоил дорого, имел неприятный запах и, кроме того, был взрывоопасен.

В 1830 —1850 годы казалось, что единственной надеждой на удешевление освещения в Соединенных Штатах является более широкое использование газа. В 1840х годах американские производители газа стали применять усовершенствованную британскую технологию производства светильного газа из угля. Но затраты на подачу газа по трубам к потребителю оставались столь высоки, что до середины столетия газовое освещение представлялось возможным только в городах и только в общественных местах или в домах богатых людей.

В 1854 году канадский врач Эйбрехем Геснер запатентовал процесс переработки смолистого минерала, месторождение которого находилось в НьюБрансуике и Новой Шотландии; из этого минерала получался светильный газ и маслянистое вещество, которое Геснер назвал «керосином» (от греческого слова «keros», обозначавшего воск, и с окончанием «ин» — поскольку вещество напоминало камфин). Хотя по сравнению с камфином керосин и был дешевле, но обладал неприятным запахом, и Гес неру так и не удалось сделать на нем состояние. Однако он вновь пробудил надежду найти светильный газ из добываемых в Америке полезных ископаемых.

Между тем в Бостоне в 1852 году некоторые предприниматели в области фармацевтики в поисках лучших смазывающих веществ стали производить «угольную нефть», перерабатываемую из битумного угля. Они обнаружили, что новое вещество является не только хорошей смазкой, но может еще и хорошо гореть в лампе и при этом не дает неприятного запаха. К 1859 году сырая нефть из битумного угля под коммерческим названием «керосин» начала использоваться в домах американцев. Свиное сало, китовый жир и жир кашалотов росли в цене, камфин из-за своей взрывоопасности приобрел плохую редутацию. Было известно, что при производстве угольной нефти уголь можно заменить петролеумом. До конца 1859 года были проданы почти два миллиона ламп на угольной нефти, однако до того идеала, когда американцы могли бы иметь «лампу в каждой комнате», оставалось еще далеко. Сырья для производства нефти из битумного угля попрежнему не хватало, а стоимость производства светильного масла из животного и растительного жиров была слишком высока.

В середине лета 1854 года Джордж Бисселл, выпускник Дартмутского университета (1845), во время посещения кампуса, где когдато провел студенческие годы, случайно заметил бутылку с нефтью, оставленную для одного из работавших там преподавателей врачом, который привез ее из нефтяного месторождения в Тайтесвилле, Западная Пенсильвания. Содержимое бутылки возбудило его любопытство, усиленное, возможно, чтением брошюр Кира, прославлявших лечебные свойства природной нефти. Еще не зная, что делать с этим веществом, Бисселл решил заняться разработкой тех самых источников, откуда была взята содержавшаяся в бутылке нефть. Совместно с партнером они основали Пенсильванскую нефтяную компанию Нью-Йорка (первую в Америке корпорацию по добыче нефти изпод земли), действуя с оптимизмом, довели ее капитал до полумиллиона долларов, купили за 5 тысяч долларов 100 акров казавшейся им перспективной с точки зрения получения нефти земли и приобрели права на ее добычу еще на 12 тысячах акров. Нефть предполагалось добывать только известными тогда методами: из естественно бьющих нефтяных источников, собирая ее с поверхности речек или же делая ямы или углубления в земле, чтобы увеличить приток нефти там, где ее уже обнаружили ранее.

Вскоре расходы на сбор свободно плавающей нефти превысили доходы компании от ее продажи для медицинских целей. Тогда компания обратилась за помощью к экспертам. Профессору из Йельского университета Бенджамину Силлимэнумлад шему была поручена целая серия экспериментов с нефтью, добываемой Пенсильванской нефтяной компанией, чтобы определить, для чего она может быть пригодна. Доклад Силлимэна заказчикам, составленный в 1855 году (один из первых в Америке примеров заказного исследования в области промышленности — за него заплатили 526,08 доллара), был исполнен оптимизма. В нем сообщалось, что нефть обладает прекрасными смазывающими свойствами и «по химическому составу идентична светильному газу в жидком виде». «Лампа, в которой используется эта полученная из нефти жидкость, давала не меньше света, чем любая известная ранее... нефть расходовалась более экономно, а свет был ровнее, чем при сгорании кам фина, и горел в течение двенадцати часов без заметного угасания и без дыма».

Многообещающие выводы Силлимэна, однако, попрежнему относились только к одному извлекаемому в скудных количествах продукту—природной нефти, просачивающейся естественным путем на поверхность земли. Идея бурить глубокие скважины в земле специально с целью добычи нефти, а затем выкачивать ее на поверхность если кому ранее и приходила в голову, то, повидимому, казалась недостаточно реальной, чтобы оправдать какиелибо капиталовложения. Мы не знаем, кому первому пришла мысль «бурить» землю, чтобы получить нефть. Это мог быть Бисселл, прочитавший брошюру Кира, где панацеей от всех хворей была названа нефть, обнаруженная на глубине 400 футов ниже поверхности земли «в 1848 году после Рождества Христова., при добыче соленой воды». Или, может быть, это был банкир из НьюХейвена Джеймс Таунсенд, ставший преемником Силлимэна на посту президента Пенсильванской нефтяной компании. «Чтобы нефть появлялась из земли?! Чтобы выкачивать нефть из земли, как воду?! — воскликнул, обращаясь к нему, его друг. — Чепуха! Ты сумасшедший». В 1858 году реакция большинства американцев была бы именно такой.

Каковы бы ни были их соображения по поводу того, как использовать нефть, вкладчики Пенсильванской нефтяной компании решили в любом случае предпринять шаги с целью подтвердить свое юридическое право собственности на землю в Тайтесвилле, где сырая нефть пузырями всплывала на поверхность ручья, а также изучить вопрос, каким еще образом можно использовать это вещество. В 1857 году по до сих пор непонятным причинам они наняли человека, который был не юристом и не преуспевающим бизнесменом, а скитающимся странником, прежде железнодорожным проводником, остановившимся тогда в ныохейвенском отеле. Эдвин Дрейк работал когдато и продавцом на пароходе, совершавшем рейсы между Буффало и Детройтом, и в гостинице города Текумсе, штат Мичиган, и в магазинах тканей в Нью-Хейвене и Нью-Йорке, но, закончив только обычную школу, он не получил специального технического образования и не имел навыков по части бурения. Казалось, основным доводом в пользу кандидатуры Дрейка на работу было его железнодорожное удостоверение, которое он сохранил как бывший служащий и которое давало ему возможность бесплатно добраться до Тайтесвилла.

Когда в декабре 1857 года Дрейк прибыл туда, то обнаружил (согласно его собственному описанию) «население в количестве 125 человек, отсутствие церквей, две гостиницы». Урегулировав юридические дела компании с местным населением, он посетил место, где на поверхность пруда просачивалась знаменитая медицинская нефть, известная в этих краях как «мазь мустанга». Он наблюдал трудоемкий процесс сбора нефти при помощи одеяла, которое расстилали на поверхности пруда и затем отжимали в специальную емкость. Именно тогда и на том самом месте, как впоследствии рассказывал Дрейк, его осенило. «Ему пришла мысль, что внизу в земле или в скалах есть бассейн или источник нефти и... он принял тогда решение выкопать колодец». «Через десять минут после моего прихода на место с дром Брюером я сделал вывод, что ее можно получать в больших количествах путем бурения, как и соленую воду. Я также решил, что именно мне следует сделать это». Широко распространенным в этих краях и даже среди ученых, к которым обращался за консультацией Дрейк, было мнение, что «нефть является жидкостью, вытекающей каплями из угля, залегающего в ближних холмах, что для ее добычи бесполезно бурить землю и что единственный способ ее собрать — это отрыть траншеи, где она бы скапливалась». Но Дрейк не мог взять в толк, почему нефть оказывается под ручьем, «если стекает с горы, ведь она настолько легче воды, что просто невероятно ее самопроизвольное погружение».

Не располагая достаточно весомыми доводами специалистов, чтобы убедиться в невозможности бурения колодца для добычи нефти, Дрейк в своих действиях руководствовался интуицией. Новая идея «бурения» для добычи нефти теперь полностью захватила его. Он не знал, действительно ли сырая нефть, даже если ее можно получать в больших количествах, превосходит другие вещества в качестве смазки или средства для освещения. Он не имел представления относительно того, каким образом и кому можно продавать нефть. Но его воображение было глубоко взволновано этим новым веществом, которое вдруг да могло бы принести комунибудь состояние. Так почему бы не попробовать добывать его? Дрейк стал президентом собственной Сенекской нефтяной компании, арендовав землю у Пенсильванской. Он намеревался получать двенадцать центов с каждого добытого им галлона нефти. Поскольку в договоре об аренде не было ни слова о «бурении», похоже, Дрейк тогда держал свои сокровенные планы про себя.

Между тем он посетил соляные колодцы, чтобы посмотреть, как их пробурили, и найти опытного бурового мастера, который на деле продемонстрировал свое умение успешно бурить соляные колодцы. Поскольку бурение для добычи нефти считалось сумасшествием, ему было сложно договориться с компетентным бурильщиком. Первый бурильщик, с которым он заключил контракт, попросту не пришел и впоследствии объяснял, что принял Дрейка за сумасшедшего, «считал, что легче всего избавиться от него, заключив с ним договор и сделав вид, что действительно собираешься прийти».

В конце концов Дрейк нашел Уильяма Смита (Дядю Билли), которой был не только опытным бурильщиком соляных колодцев (добывавшим соль для отца Сэмюела Кира), но и умелым кузнецом, знавшим, как делаются орудия для бурения. Дядя Билли начал бурить со своими двумя сыновьями в июне 1859 года При соледобыче в те времена было принято вырывать яму до скального основания, обносить ее внутреннюю поверхность ряжем, а затем вставлять туда железную трубку для бурения. Но когда Дядя Билли попробовал сделать то же самое с колодцем Дрейка, вода заполнила отрытую им яму задолго до того, как он достиг скального основания. В результате был испытал новаторский метод, заключавшийся в том, чтобы пропускать трубку на всю глубину. Пройдя скальное основание на глубине 32 фута, он продолжал бурение, продвигаясь только на 3 фута в день. К субботе 27 августа 1859 года проделанная Дядей Билли скважина достигла глубины 69,5 фута, и (как всегда предписывал Дрейк) бурение было приостановлено на выходной. Через день Дядя Билли Смит пошел посмотреть на колодец и, к своему удивлению, обнаружил его наполненным маслянистым веществом. «Что это такое?» — спросил Дрейк. И Дядя Билли Смит ответил: «Это твое состояние!»

При всем том, что маслянистое вещество в скважине быстро развеяло мнение о Дрейке как о сумасшедшем, делать деньги при помощи колодца оказалось далеко не так легко. Нефть в колодце не прибывала, и ее надо было выкачивать насосом, но, поскольку Дрейк не предусмотрел заранее, куда ее разливать, пришлось использовать бочки изпод виски, корыта и все, что попадалось под руку. Однажды в октябре Дядя Билли взял лампу, чтобы посмотреть вниз в скважину, — и все сооружение воспламенилось. Но Дрейк отстроил заново буровую вышку и насос, и вскоре охотники за состоянием стали,съезжаться к нему со всех сторон. Он покинул нефтяные края и обосновался на Уоллстрит, где стал маклером по продаже нефтяных акций и разорился. Чтобы спасти «изобретателя» нефтяной скважины от нищеты, законодательные органы Пенсильвании все же дали ему пенсию в размере 1500 долларов в год, но в 1880 году, когда уже были известны многие составившие состояние на торговле нефтью, Дрейк умер в безвестности.

Нефтяная лихорадка, порожденная Дрейком и другими предприимчивыми дельцами, привела к возникновению еще одного типа новых городов. Карта крайнего северозападного района Пенсильвании вскоре оказалась испещрена их названиями — Ойл-Сити, Олеополис и ПетролеумСентр. Эти города, как и многие другие, были построены на нефти или на надежде найти ее, а в ряде случаев — на понастоящему богатых месторождениях. Нефтяные города процветали за счет вспомогательных промыслов, таких, как производство нефтяных коллекторов, вышек, насосов, сдача нефтяных участков в аренду, обеспечение питанием, жильем, одеждой и развлечениями тысяч нефтедобытчиков.

Мы можем составить представление об их вспыхивавшей, подобно метеориту, фортуне на примере городка Питхоул. Весной 1864 года удачливый «нефтеискатель» с помощью волшебной палочки в виде орехового прута обнаружил на территории фермы, занимавшей участок по обе стороны речки Питхоул, огромное по стоимости месторождение нефти. К 7 января 1865 года первый из пробуренных там колодцев давал ежедневно 250 баррелей нефти. Тысячи исполненных надежд людей — демобилизованных солдат, недавно участвовавших в Гражданской войне, вкладчиков, желавших потратить обесцененные инфляцией банкноты, бродяг, скитальцев и искателей приключений—нагрянули в Питхоул. Когда из второго колодца фонтаном забила нефть, нефтяная лихорадка превратилась в маниакальную страсть. К концу июня четыре нефтеносных колодца в Питхоуле давали более 2000 баррелей в день, что составляло третью часть всей добываемой в Пенсильвании нефти. Место, которое за шесть месяцев до этого было всего лишь удаленной фермой, стало оживленным центром торговли. Три тысячи погонщиков гоняли свои упряжки, нагруженные бочонками с нефтью, туда и обратно от колодцев к речным судам и к другим точкам отправки грузов. Стандартной единицей измерения участия в эксплуатации скважины была одна шестнадцатая доля, которая продавалась обычно за несколько тысяч долларов. Нефтяная ассоциация рабочих реки Питхоул покупала долю в эксплуатации скважин и продавала десятидолларовые акции тем, у кого на большее не хватало средств. Переняв уловки мошенников Запада, «соливших» свои алмазные копи привезенными откуданибудь алмазными осколками, чтобы поймать на удочку не подозревавших подвоха простаков, некоторые бурильщики в стремлении избежать опасности пустой скважины «подправляли» свои колодцы очень просто: наливали ночью в скважину ведра нефти, чтобы на следующее утро привлечь покупателей.

Множество открытых нефтяных колодцев, рассредоточенных по Северо-Западной Пенсильвании, ежедневно давали сотни галлонов нефти. Где можно было хранить такое большое количество? Как перевезти к рынку сбыта? Чтобы найти сырую нефть и добыть ее, понадобилось несколько предприимчивых рисковых людей, не жалеющих ни времени, ни денег и не боящихся насмешек соседей. Но чтобы перевозить нефть через широкие просторы Америки, необходимы были совместные усилия целых сообществ людей. Нефтяной промысел, как и разведение скота, посвоему заставлял людей сплачиваться.

Одним из наиболее показательных таких дел был «наплыв воды». Задача заключалась в том, чтобы всей общиной сделать судоходными небольшие мелкие речки, протекавшие через богатую нефтью местность. Многие нефтеносные скважины в те ранние годы были сосредоточены около реки Ойл-Крик, но на протяжении большей части года в ней было недостаточно воды, чтобы пройти баржам, груженным бочками с предназначенной на продажу нефтью. Нефтедобытчики вынуждены были везти свои бочки на повозках на большие расстояния до железной дороги. Водный транспорт сокращал путь и был значительно дешевле, поэтому работавшие в этом районе нефтедобытчики изобрели свой собственный способ совместными усилиями сделать свои речки судоходными.

Наплыв воды требовал долгой подготовки, тесного взаимодействия, точного расчета по времени и умелого управления судами. Вот как он был описан руководителем этого мероприятия на Ойл-Крике 24 января 1863 года:

Наплыв воды — это временный подъем ее уровня в реке, чтобы пропустить суда, плоты, бревна и т.п. Вода поднимается достаточно высоко, и это позволяет пройти судам, груженным пятьюстами, а в ряде случаев семьюстами бочками с нефтью. Обычно в каждый наплыв воды попадают от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти судов. Он длится от одного до двух часов при спуске воды с семи — семнадцати плотин на основных притоках Ойл Крика таким образом, что эти воды встречаются в образуют большой поток, который несет на себе до большой реки от семи до тридцати тысяч бочонков нефти.

В ходе подготовки требовалось, чтобы нефтедобытчики вверх по течению договорились и совместными усилиями построили многочисленные плотины для накопления воды в преддверии запланированного ответственного момента. На это могли уходить недели. Плотины специально строились так, чтобы их заградительные дамбы могли быть быстро сняты.

Пик работы наступал, когда приходила пора спускать воду. Тогда, в точно выверенный момент, плотины, начиная с участка вверх по течению, последовательно открывались, высвобождая такой неожиданно мощный единый поток, что он мог на несколько минут поднять уровень реки на всем ее протяжении. На судах задолго готовились к этому моменту. Загрузившись бочками с нефтью, судоводители с нетерпением ожидали потока, который погонит их к столь желанной гавани в устье реки. В ожидаемое время наплыва воды судоводители стоят наготове, чтобы вовремя отдать швартовы. Прохладный порывистый ветер является первым признаком, а вскоре вслед за ним накатывает вихрящийся поток». Необходимо было точно определить нужный момент, чтобы не отчалить слишком быстро и не подвергнуться риску оказаться впереди потока, но требовалось и умелое управление судном, чтобы следовать носом вперед, пройти узкие места и миновать быки мостов. Удачливый судоводитель быстро довозил свой груз до верфи в Ойл-Сити, где, не теряя времени, готовился к более легкому плаванию по реке Аллегейни до Питтсбурга и до рынка сбыта.

Нефтяной город своим видом напоминал город скотоводов после прибытия большого стада, перегонявшегося из Техаса. Руководитель наплыва воды рассказывал:

Вечером после наплыва воды наш город весьма оживлен. Грузоотправители заняты тем, что расплачиваются с судоводителями, жители прибрежных поселков запасаются всем необходимым для жизни, и всё в движении и в деловой суматохе. Повсюду видны люди, сплошь заляпанные маслянистым веществом. Наши гостиницы забиты до отказа этими грязными людьми, обеспечивающими светом мир. Нефть является единственным предметом разговоров, и воздух наполнен ее специфическим сладковатым ароматом.

Нефть открывала фантастические новые возможности, и человек, воспользовавшийся ими, был предпринимателем грандиозного масштаба. Его звали Джон Рокфеллер. Поскольку он стал частью легенды об урбанизированной автомобильной Америке, мы иногда забываем, что Рокфеллер схватил за хвост птицу славы, богатства и власти еще в далекие дни керосиновой лампы, когда даже сам керосин был новшеством. Так же как предприимчивые животноводы и отважные перегонщики скота вроде Айлиффа, Гуднайта и Маккоя, Рокфеллер нашел способ получать свой товар, перевозить его на дальние расстояния и поставлять миру.

Когда Дрейк сделал свое удачное открытие в Тайтесвилле, в глуши Западной Пенсильвании, Джон Рокфеллер был молодым человеком двадцати лет в Кливленде, штат Огайо, всего лишь примерно в сотне миль оттуда. Он уже чрезвычайно преуспел для своего возраста, поскольку в тот год ему вместе с его партнером предстояло получить почти полмиллиона долларов на сделках по зерну, мясу и другим поставляемым Западом продуктам. Они были на подъеме деловой активности, пик которой пришелся на Гражданскую войну.

Осенью 1859 года в Кливленд дошли слухи, что некто в Западной Пенсильвании пробурил скважину нового типа, которая дает ежедневно более чем 300 галлонов нефти, продающейся по пятидесяти центов за галлон. Это известие вызвало нечто вроде золотой лихорадки в миниатюре, бросившей в нефтеносные районы Пенсильвании толпы людей, и среди них — некоторых знакомых Рокфеллеру кливлендских бизнесменов. Оттуда доходили фантастические рассказы о людях, делавших состояние в мгновение ока: фермерах, на участках которых оказалось много нефти, удачливых дельцах, сдающих в аренду скважины, деревенском кузнеце, который «пробил» скважину в высохшем соляном колодце и стал получать по 25 бочек нефти (31 — 42 галлона в каждой) в день и превратил свою деревню в процветающий город. Страшные истории о необъяснимых взрывах нитроглицерина, применявшегося для «торпедирования» иссякающих колодцев, и о непрекращающихся пожарах на нефтяных скважинах подхлестывали всеобщее возбуждение. Однако к ноябрю 1860 года новое черное полезное ископаемое уже не было ходовым товаром на рынке. Нефть продолжала хлестать из скважин, и, поскольку для ее хранения не было места, река Аллегейни потемнела от переполнявшихся колодцев. Цена на нефть упала.

Рокфеллер, быть может, и сам ездил к нефтяным месторождениям, чтобы увидеть, что происходит. Но даже и из Кливленда ему было видно, что на нефти не только делают состояние, но столь же часто и разоряются. Сотни баррелей нефти доставлялись в города. И однако никто не мог придумать, как заставить ее служить людям, надеющимся цолучить «лампу в каждую комнату». Как превратить сырую нефть в стабильный предмет торговли?

Рокфеллер увидел в хаосе конкурентной борьбы развивавшегося Запада свой шанс. Города соперничали в области коммерции, строительства железных дорог и в привлечении новых жителей. Вновь построенные железные дороги — в обеспечении транспортных потребностей городов и с готовностью хватались за любой новый товар, который нужно было перевозить. Сам Кливленд, который впервые появился на карте в качестве поселка только в 1814 году, процветал за счет судоходства, начавшегося после завершения в 1827 году строительства первого участка канала Огайо — Эри. Ставший городом в 1836 году, Кливленд в 1854м присоединил к себе соперничавший с ним город ОгайоСити. В период Гражданской войны новая Атлантическая и великозападная железная дорога, связанная с железнодорожной магистралью Эри, соединяла Кливленд с нефтеносными районами и стала крупнейшей в стране магистралью по транспортировке нефти. Вдоль путей следования в Кливленд создавались нефтеперерабатывающие заводы, где сырую нефть превращали в шедшие на продажу машинное масло и керосин для ламп. К 1863 году Рокфеллер стал совладельцем нефтеперерабатывающего завода, а в 1865м (в возрасте двадцати шести лет) вык}шил долю одного из своих партнеров за 75 200 долларов. К концу года его нефтеперерабатывающий завод давал продукции на 1 200 ООО долларов (при производственной мощности 505 баррелей в день) — вдвое больше любого другого в регионе.

Перепроизводство и депрессия 1867 — 1868 годов привели к снижению цен и ликвидации многих меньших по размеру нефтеперерабатывающих заводов, однако предприятие Рокфеллера выжило. Железные дороги в тот период вели более интенсивную, чем когдалибо прежде, конкурентную борьбу за перевозку товаров уцелевших компаний. Транспортные тарифы не публиковались, и железные дороги предоставляли «особые» тарифы всем своим клиентам. Рокфеллер прекрасно умел играть на соперничестве железных дорог, добиваясь при этом преимуществ для своего предприятия. Он основал собственные бондарные фабрики для производства бочек, приобрел в собственность леса, обеспечивавшие их деревом, производил собственные химикаты для очистки нефти, приобрел суда и железнодорожные вагоны для перевозки своей продукции и в то же самое время следил за каждым центом, который тратил. Он отыскал новые рынки для сопутствующей продукции и воспользовался большим объемом своих перевозок (обещая перевозить ежедневно шестьдесят вагонов очищенной нефти по железнодорожной сети Нью-Йорк — Сентрал — Лейк-Шор), чтобы добиться наименьших тарифов.

Но колебания цен на нефть изза неожиданного открытия новых месторождений привели, по словам Рокфеллера, к «разрушительной конкуренции». Чтобы получить контроль над рынком, он создал большую корпорацию и назвал ее «Стандард ойл оф Огайо». К 1872 году его компания производила по 10 000 баррелей керосина в день — больше, чем где бы то ни было еще в данной отрасли. И тогда он занялся трубопроводным делом, что в перспективе было чрезвычайно важно для укрепления его монополии. По его настоянию один из работающих на него химиков разработал процесс очистки дешевой сернистой нефти из Огайо и, таким образом, открыл совершенно новый источник получения товарной продукции. К 1890 году он расширил свою систему сбыта и использовал парк вагоновцистерн для доставки керосина компании «Стандард» прямо к потребителю. По мере того как диапазон деятельности компании расширялся, их пустые пятигаллонные банки стали служить домохозяйкам в незатейливых домишках и лачугах на всех континентах. «Нефть для ламп из Китая» производилась фирмой «Стандард».

В вопросах общественного мнения Рокфеллер разбирался хуже, чем в переговорах о тарифах и в условиях конкурентной борьбы. Он выражал удивление по поводу нападок на себя, когда основанием для них служили документально подтвержденные факты, как это было в случае со статьей Генри Демареста Ллойда «История великой монополии», опубликованной в «Ат лантик мансли» в 1881 году. Он также высказывал недоумение в связи с проходившими в законодательных органах слушаниями по вопросу о трестах. Однако последние легли в основу антитрестовского закона Шермана 1890 года. Когда компания «Стандард ойл траст» в 1892 году была по указанию верховного суда Огайо распущена, адвокаты Рокфеллера сумели победить в схватке, и вновь развернутая ими «кампания поддержки» дала возможность Рокфеллеру остаться на коне.

Объединение «Стандард ойл» было одним из достижений века в области организации. Цена на нефть даже уменьшилась в период расцвета монополии «Стандард ойл». Но возможно, она бы еще больше уменьшилась без «Стандард ойл»? Безжалостная тактика Рокфеллера по отношению к конкурентам — угрозы, запугивание, готовность применить силу, использовать шпионов (и даже, как поговаривали, убийц)— стала типичным образчиком изменившихся нравов века.

Рокфеллер был истинным американцем, поскольку делал бизнес на таинственном новом природном ископаемом, о происхождении которого и запасах ничего не было известно. Он построил свое состояние в характерных для Запада условиях неопределенности. Наиболее примечательной и наиболее соответствующей духу Нового Света чертой Рокфеллера была не дерзость, с которой он преступал дозволенныеграницы обычной порядочности или общепринятой деловой этики. Его методы несли на себе отчетливый отпечаток представлявшейся соблазном для других моральнополитической двойственности, беспрецедентно расцветшей в Америке. Лучшие адвокаты его времени, люди высочайшей юридической этики, были наняты Рокфеллером с целью разработки его в высшей степени сомнительных методов. Доверительная форма собственности, называемая «трест», ставшая печально известным инструментом его безжалостной политики, была одним из старейших достижений английского права, изобретенным много веков назад в кулуарах нравственного суда лордканцлера и для «судов справедливости», которым всегда была свойственна озабоченность вопросами совести. Когда трестом воспользовались в определенных целях, что вызвало негодование в общественном сознании, то это только еще раз подчеркнуло двусмысленность, освящавшую и омрачавшую бурное развитие Запада, объединившую его худшие и лучшие стороны.

Джон Рокфеллер был американским Сесилом Родсом, но в случае с Соединенными Штатами имперское мышление было направлено против своих же людей. Безжалостное равнодушие Родса к жителям африканских колоний питалось благочестивой верой в «англосаксонскую» расу. Равнодушие Рокфеллера к его конкурентамамериканцам питалось баптистским благочестием. Между тем в Англии викторианские моральные устои остались незамутненными. Разве Африка не была землей «туземцев»? И как насчет «бремени белого человека»?

Поскольку американская империя создавалась внутри расширяющейся национальной территории, американцы какимто образом интегрировали колониальную двойственность взглядов в систему широко распространенных убеждений. Мораль предприимчивых людей — мораль нарушающих закон шерифов и честных головорезов — привлекала свежим взглядом на вещи и заряжала энергией. Она легко распространялась с Запада на Восток, подобно другим новым тенденциям Америки. Историки слишком долго были в плену разговоров о «движении на Запад». Американская цивилизация была в равной мере продуктом «движения на Восток»: от крайностей Запада в направлении респектабельного восточного истеблишмента—к взглядам и критериям неопределенности, чем обусловливалось многое из того, что Америка имела предложить миру.

Безжалостный филантроп, не дававший и двадцати-центовой монеты более слабому конкуренту, Рокфеллер какимто образом считал себя попечителем бедных повсюду. Во времена, породившие Бешеного Билла Хикока и Крошку Билли, он являлся колоссом моральноюридической двойственности. Самый богатый человек эпохи, он был одновременно одним из наиболее заметных аскетов того времени. Отойдя от дел в «Стандард ойл», Рокфеллер (за десять лет до того сделавший пожертвование в фонд нового Чикагского университета) основал Рокфеллеровский институт медицинских исследований (1901 ); Комитет по всеобщему образованию (1902), который победил на Юге нематоду и помог осуществить реформу медицинского образования в Америке; Фонд Рокфеллера (1913), призванный «содействовать благосостоянию человечества во всем мире»; предпринял наступление на желтую лихорадку в Латинской Америке и создал систему медицинского образования в Китае. К концу жизни Рокфеллера его благотворительные пожертвования превысили полмиллиарда долларов.

Америкацы: Демократический опыт: Пер. с англ. /Под общ, ред. и с коммент. В.Т. Олейника. — М.: Изд. группа «Прогресс» — «Литера», 1993. — 832 с.