ЕСТЕСТВЕННОЕ ПРАВО ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКИХ ОБЩИН: ЗАЯВОЧНЫЕ КЛУБЫ И ЗАКОН ПРИОРИТЕТА

Еще задолго до «золотой лихорадки» имела место «лихорадка земельная». О ней мы слышим меньше, ибо это всего лишь иное название для большого периода американской истории. Местом действия служил полупустой континент. Люди, которым в Старом Свете приходилось из поколения в поколение мечтать о наделе в 10 — 20 акров, начинали лишь несколько недель или месяцев спустя после переезда в Новый Свет думать о наделах в 160 или 320 акров.

Но как защитить такие наделы? Ведь ими владели общины, еще не успевшие обзавестись эффективной формой правления. Они, в общемто, и становились так быстро достоянием новых поселенцев, потому что находились за пределами правительственной власти. Ждать защиты закона с обжитого, но далекого Востока грозило потерей преимущества, полученного вследствии того, что человек добрался до Запада в числе первых. Первопроходцам надлежало создавать и вводить в силу свои собственные законы и делать это посвоему. Подобно тому, как пЬрядки, установленные обществами виджилантов , определили уголовные законы для приискового края, фермерам и землеторговцам Запада предстояло установить также свои собственные законы о собственности. Ими и стали правила заявочных клубов.

Многие проблемы переселенцев возникали из-за того, что общественные земли Запада, предоставленные для заселения, формально оставались в ведении федерального правительства новых Соединенных Штатов, находившегося далеко на северо востоке. Федеральное законодательство, хотя и претерпевавшее постоянные изменения, предлагало процедуры, обладавшие, по меньшей мере на взгляд со стороны, достоинствами порядка и скрупулезности.

В образе мышления людей Восточного побережья первоочередное значение приобретало землеустройство. Нельзя же распоряжаться землей на расстоянии, говорили они, не зная точно, чем распоряжаешься. Еще в 1785 году федеральный закон определил нарезку прямоугольных наделов для «городской застройки» (каждый надел представлял собой шестимильный квадрат из тридцати шести секторов) и участков (каждый в квадратную милю, то есть 640 акров). Подобный подход остался характерным и для нашего Запада. Простейшим, наиболее управляемым и наиболее быстро окупаемым способом оказалась продажа этих гигантских наделов людям из восточных штатов, имеющим солидную финансовую базу. Те, кто шел на Запад и оседал там, не имея соответствующих документов, лишь вносили элемент беспорядка. И федеральное правительство (начиная с принятия в 1803 году в Союз штата Огайо, первого штата с общественной собственностью на землю) придерживалось политики сохранения за собой права владения всеми не закрепленными ни за кем землями (за исключением участка, отводимого в каждом городе под строительство школ). Таким образом федеральное правительство сохраняло контроль над той частью земельного закона, который больше всего затрагивал интересы поселенцев.

Но поселенцы крупными программами не интересовались. Они оседали то здесь, то там в зависимости от выпавшего фургону маршрута, притягательности слухов или приглянувшейся земли. Они не ждали, пока эту землю обмерит землемер или пока их опередит правительство. Они не могли документально оформить себе право на владение землей перед тем, как отправиться в путь, ибо далеко не всегда знали, куда именно он лежал. Да и на месте не сидели — ведь они пускались в дорогу, надеясь на лучшее, и эти надежды вели их с места на место. Как бы упорядоченно и аккуратно ни выглядели федеральные планы и законы, реальное расселение шло отнюдь не упорядоченным образом, поскольку движение американцев на Запад в XIX веке почти целиком обратилось в «земельную лихорадку». И если сумятице «золотой лихорадки» предстояло охватить лишь отдельные районы, то сумятица «земельной лихорадки» охватила весь континент. Поселенцев куда больше волновало качество земли, нежели формальности закона. Они ставили дома и распахивали землю, не дожидаясь совета законников.

Таким образом, в этот критический ранний период заселения Запада большинство, если не все поселенцы, оказывались скваттерами . Являлись ли они «владельцами» земли в строго юридическом смысле слова? Ответ зависел от быстро меняющихся формальных положений, о которых первопоселенцы мало беспокоились и еще меньше знали. Освоение Запада, как и многие иные ключевые моменты американской истории, проходило в атмосфере, чреватой юридической неопределенностью.

Землемеры обычно не поспевали за поселенцами, а тем самым и за новыми общинами. Переселенцы проявляли не меньше нетерпения по отношению к бюрократии, не способной нарезать им землю, чем впоследствии проявят золотоискатели по отношению к правительству, не способному обуздать преступность. В Иллинойсе, например, к концу 1828 года почти две трети населения составляли скваттеры — поселенцы на земле, формально все еще принадлежавшей правительству Соединенных Штатов. Само слово «скваттер» в Англии и в густозаселенных восточных штатах звучало не без отрицательного оттенка. Там скваттером именовался человек, поселившийся на земле, уже комуто законно принадлежавшей, чтобы либо претендовать на владение в силу факта занятия земли, либо воспользоваться возможными изъянами в юридическом оформлении на владение первоначальным хозяином. Но не на Западе, где скваттер обычно являл собою первопроходца, первопоселенца — в общем, того, кто пришел сюда первым.

Очень нескоро федеральное законодательство стало принимать в расчет и эти факты жизни, и нужды поселенцев. Их интересы на протяжении своей тридцатилетней (1821 — 1851) карьеры сенатора от нового штата Миссури отстаивал Томас Харт Бентон. Возглавив своих коллег из западных штатов, он вел успешную кампанию против твердой минимальной цены на все земельные участки на Западе и настаивал на введении системы оценки в зависимости от их фактического качества. Что еще более важно, Бентон обеспечил внесение изменений в законы, защищавшие поселенцев, возделывавших наделы на общественных землях без выполнения предварительных формальностей. Законодательство медленно трансформировалось в пользу первопоселенцев.

С их точки зрения — неоправданно медленно из-за хитросплетений и сложностей самих законов и многочисленных положений и оговорок. Впервые поселенец в известной мере получил требуемую защиту от не проживающих на земле покупателей ее благодаря временному положению 1830 года (улучшенному и получившему постоянный статус закона в 1841 году). Отныне поселенец получал право первой руки по минимальной цене на надел площадью до 160 акров, площадь же за пределами подобного надела обычно шла уже с аукциона. Федеральное законодательство так и не сумело угнаться за нуждами поселенцев на местах даже с принятием Закона о гомстедах 1862 года, наделявшего поселенца правом бесплатно получить надел федеральной земли в 160 акров (после пяти лет постоянного проживания на нем и выплаты номинального регистрационного взноса). К тому времени основная часть лучших земель уже оказалась занятой и сложился западный образ жизни.

Вполне закономерно, что первопоселенцы организовались для защиты своих земель так же, как это сделали позднее золотоискатели, создавшие комитеты бдительности для борьбы с убийцами и разбойниками с большой дороги.

За отсутствием судов они основали заявочные клубы (иногда именуемые «ассоциациями» или «союзами»). Десятки подобных организаций возникали в быстро заселяемых районах Запада. Например, близ ЭльхорнКрик, штат Висконсин, сорок семейств заселили рощу, окруженную землей, уже отведенной под город, но еще не разбитой на участки и, таким образом, формально на рынке еще не предложенной. Путешествующий методистпроповедник отмечал, проезжая это место в 1835 году:

Поскольку не было соответствующего закона, они собрались и установили себе закон сами. Разбив территорию города, они установили, что участок номер 16, отведенный под школу, находился в роще. Они огородили его и назначили уполномоченных следить за его целостностью и сохранностью и беречь лес, чтобы сделать участок максимально ценным к тому времени, как город начнет регулярно заселяться согласно закону. Затем они нарезали каждому по сорок акров леса и столько акров в прерии, сколько ему хотелось взять. Лес же, главный предмет вожделений в том краю, они никому не позволили монополизировать... Кроме того, между поселенцами существовала договоренность, имевшая силу закона, согласно которой поселенцы должны были поддерживать друг друга против действий спекулянтов и не посягать на чужую землю.

Если на ферму поселенца станет претендовать спекулянт, его могут избить и вышвырнуть из земельного управления. А если того, кто его вышвырнул, судят и приговаривают к штрафу, поселенцы с общего согласия выплачивают сумму штрафа сообща. Но, прежде чем наложить штраф и определить его сумму, дело рассматривается присяжными, которых, естественно, из самих поселенцев и отбирают. Можно понять, что никакие присяжные в подобном случае не признают поселенца виновным, поскольку сочтут его действия самозащитой.

...Зная все это, ни один спекулянт не осмелится претендовать на фермы поселенцев, как никто из поселенцев не осмелится посягать на ферму соседа. Каждый получает землю по установленной конгрессом цене 1,25 доллара за акр.

Но если комитеты бдительности создавались лишь на время вспышек преступности, необходимость в заявочных клубах возникнув с самого начала, сохранялась постоянно. Без этих клубов фермеры, только что осевшие на земле, еще официально не обмеренной и не разбитой на участки, не могли бы иметь никаких гарантий, что земля останется за ними, что плоды их трудов пойдут им на благо и что они вообще сумеют собрать посеянный ими урожай. Подобные клубы росли, «как подсолнухи» (по свидетельству, дошедшему до нас), «везде, где поднимали целину прерий», — в Иллинойсе, Висконсине, Айове, Миннесоте, Небраске — везде, где оседали поселенцы. Организация их часто начиналась с общего собрания местных поселенцев, которые основывали комитет по составлению конституции и устава, а затем избирали должностных лиц. Каждый клуб учреждал собственный порядок избрания состава суда присяжных для разбора и улаживания конфликтов, обычно устанавливая жалованье их председателю и судебному исполнителю на период избрания. Они вели также регистр застолбленных участков и во многом осуществляли функции обычного представительства земельного ведомства правительства Соединенных Штатов. В ряде мест клубы целиком и полностью превратились в правительство, наказывая все преступления против личности и собственности. Строго говоря, их деятельность лежала «за пределами закона», но лишь только одни эти клубы и способствовали внедрению зачатков закона и порядка.

Членство в клубах, как и в прочих преходящих сообществах, давалось легко и свободно. На общем собрании поселенцев президент мог наделить правом голоса и статусом законного жителя каждого, кто мог указать на дым из трубы своего дома. Типичная конституция клуба оговаривала, что «все люди, прожившие на территории округа два месяца, признаются и считаются его гражданами». Несмотря на неопределенность границ, доставлявшую немалые хлопоты, неопытность землемеров и текучесть населения, правила устанавливались простые, всем понятные и неукоснительно выполнялись. Каждый член клуба имел право на защиту со стороны других, но юридических формальностей в клубах не терпели. «Мы считаем законы, — гласило решение заявочного клуба округа Грин штата Висконсин (1845), — неизбежно несовершенными, как и любой другой учреждаемый людьми институт, но несовершенство законов отнюдь не извиняет того, кто решил воспользоваться им для унижения и угнетения своих собратьев».

При всех недостатках законы заявочных клубов обычно быстро и эффективно выполнялись. Так, например, исследователь истории заявочной ассоциации округа Джонсон, штат Айова, обнаружил всего лишь две попытки «перебить заявку» в нарушение установленных ассоциацией правил. В одном случае признать эти правила главным законом жизни общины нарушителя быстро заставила порка. Второй случай, имевший место в ноябре 1839 года, касался человека по имени Кроуфорд, «перебившего» заявку в миле к северу от АйоваСити. По правилам ассоциации надел законным образом принадлежал Уильяму Стерджису (члену юридического комитета ассоциации). Кроуфорд, захвативший заявку, не желал отказаться от претензий на нее даже после просьбы об этом со стороны ассоциации. Тогда судебный исполнитель ассоциации уведомил всех членов о собрании, назначенном в таверне Асафа Аллена в АйоваСити ровно на 10 утра 7 ноября. В указанный час явились шестьдесят крепких мужчин. Они отправились к хижине Кроуфорда, которую тот как раз отделывал изнутри. Они еще раз попросили Кроуфорда снять свою заявку. Стерджис даже посулил возместить ему все затраты, вложенные в участок. И снова Кроуфорд отказался. «В ту же минуту, — пишет один из членов ассоциации, — собравшиеся разошлись по углам дома, и четверть часа спустя от него и следа не осталось. Мистер Кроуфорд так и застыл с топором в руке посреди ровного места, ранее занимаемого его домом. Коекто из присутствующих напомнил, что река Айова совсем рядом, но возобладали настроения более мирные, поэтому ограничились сделанным». Стерджис опять переговорил с Кроуфордом и затем объявил, что конфликт исчерпан, к полному его удовлетворению, после чего вся компания разошлась. Позже Кроуфорд пытался добиться судебного наказания для некоторых членов заявочной ассоциации. Но, поскольку в Айове практически не нашлось бы судьи, адвоката либо присяжного, который сам не имел бы заявки на надел, Кроуфорд в своих деяниях так и не преуспел, и членов ассоциации по подобным поводам собирать больше не пришлось.

К тому времени, когда, согласно Закону о преимущественном праве на землю от 4 сентября 1841 года, открылись наконец федеральные земельные бюро, предприимчивые переселенцы и спекулянты научились дьявольски изворотливо соблюдать букву закона. Переселенцы процветали под сенью закона собственных клубов, спонтанно порожденного их общинами, отрицавшего формальность в пользу реальной справедливости. Переселенцы всячески издевались над формализмом, практикуемым в тех земельных бюро, где форма уважалась больше, нежели содержание.

Случалось, разные люди использовали по очереди одну и ту же хижину, перетаскивая ее с места на место, пока добрый десяток претендентов не оформлял с ее помощью право на свой надел. Один репортер описал, как в 1850 году в Небраске с этой целью построили маленький щитовой домик на колесах, который и перевозили упряжкой быков. Арендуемый за пять долларов в день, он давал возможность поселенцу претендовать на землю. Утверждали, что с его помощью удалось получить несколько десятков наделов.

Согласно закону, женщина могла иметь преимущественное право на землю, только будучи вдовой либо «главою семейства». Целеустремленные и независимые девыпионерки не могли соблюсти дух закона, но дотошно блюли его букву, выцарапывая свои 160 акров. Ходили рассказы о младенцах, сдаваемых напрокат для дампретенденток, подобно тому как мужчины использовали уже известную хижину. Юная дама одалживала ребенка, оформляла усыновление, присягала в том, что является главою семьи, и получала надел. После чего аннулировала усыновление и возвращала младенца родителям с подобающим подношением.

На протяжении большей части раннего периода заселения Запада — по меньшей мере с первых десятилетий XIX века до начала Гражданской войны — законом переселенческому Западу служил «клубный закон». Он имел свои недостатки, но не страдал пороками бюрократизма, формализма или крючкотворства. Как и «закон виджилантов», «клубный закон» олицетворял народную юриспруденцию, быстрые решения, непрофессионализм и эмпирический поиск справедливости. Закон типа «сделай сам» — виджилантизм1 новых землевладельцев, действующий за пределами сферы влияния государственной юрисдикции.

Заявочные клубы отнюдь не всегда олицетворяли собою дух демократии. И отнюдь не всегда защищали честного поселенца» от махинатораспекулянта. Хотя «клубное право» часто служило щитом честному гомстедеру2, пока в его край не приходил федеральный закон, оно могло также служить и орудием местного спекулянта. Заявочные клубы действовали не только в защиту права скваттера на землю, которую он обрабатывал и обживал, но и помогали защищать его необрабатываемые второй и третий наделы от наплыва новых пришельцев.

Заявочные клубы (иногда именуемые «ассоциациями поселенцев» или «клубами скваттеров») было бы точнее назвать «клубами первопоселенцев». С их помощью первопоселенцы отстаивали не только право возделывания земли, но и право перепродажи своих наделов. Как писал мэдисонский «Аргус» (22 октября 1850 года), человек, наживший деньги продажей земли на Западе, сам там не проживая, казался «редкой птицей, куда более редкой, чем удачливый золотоискатель». Залежные земли, принадлежавшие далеким владельцам, эксплуатировались и открыто, и тайком. Подчас их просто захватывали, и заявочный клуб брал право владения на себя. Иногда местные жители принимали дорогостоящие программы развития — строительства дорог и школ, например, — и изыскивали требуемые немалые средства для них, облагая налогом земли не проживавших на местах хозяев. Коегде подобный подход открыто практиковался с целью вынудить издалека спекулировавших своими наделами далеких владельцев продать землю местным жителям (либо хотя бы местным спекулянтам). Спекулянтов землей на Западе всегда хватало в избытке, но поддержкой заявочных клубов пользовались лишь те из них, кто проживал непосредственно на Западе.

Заявочные клубы и установленные ими правовые нормы служили отражением отчетливо определившихся настроений, прочно укрепившихся в характере новой нации. Они отстаивали принцип приоритета — предпочтения тому, кто, попросту говоря, пришел первым, — а также первенство норм и правил, сложившихся в общине еще до учреждения формального правительства. Принцип приоритета сам по себе побуждал людей поспешать, настаивая на том, что факт прибытия первым является не просто фактом истории или биографии, но деянием, за которое даже богатство не представлялось достаточно высоким вознаграждением. Опоздавший, медлительный, ленивый, тяжелый на подъем — это все слабаки, которым только остатками и довольствоваться. Разумеется, принцип приоритета отражал необжитость и новизну Америки. Примененный первоначально к земельному праву, он применялся поочередно к каждому последующему витку гонки за богатствами континента: золотом, водой, пастбищами и нефтью.

Искателям золота предстояло впоследствии испытать многие из тех проблем, что выпали на долю искателей земли. Ибо золотые прииски тоже находились далеко за пределами влияния федерального правительства. Сходство законов заявочных клубов и более позднего заявочного права золотых приисков проистекало, видимо, как из сходства проблем, так и в память о решениях, принимавшихся в прошлом. Подобно пионерамфермерам, пионерызолотоискатели не ждали, пока им спустят образ правления из федеральной столицы или из столицы штата. Самостоятельно основав приисковую общину задолго до того, как принималось эффективное федеральное, территориальное, либо штатное законодательство о приисках, они простонапросто устанавливали свои собственные законы:

Поскольку на нашей территории не имеется ясных законов и положений о приисках, то мы, старатели такогото района, собравшись вместе, настоящим торжественно обязуемся руководствоваться следующими правилами.

Еще в 1851 году законодательное собрание Калифорнии объявило, что порядок заявок на прииски «будет регулироваться местными обычаями, правилами и установлениями, не противоречащими конституции и законам штата». К 1866 году сложилось более пятисот самодеятельных приисковых районов в Калифорнии, двести в Неваде, по сто в Аризоне, Айдахо и Орегоне и примерно по пятьдесят в Монтане, НьюМексико и Колорадо. Всего больше тысячи ста. Эти самоуправляемые, законотворческие общины вырабатывали нормы, разнообразные в деталях, но основывающиеся на общем убеждении в том, что сообщество людей на местах может и должно устанавливать свои собственные законы. Комитет сената Соединенных Штатов, изучавший эти законы, сделал в 1866 году свои выводы с присущей сенаторам элегантностью:

В этой велеколепной системе, установленной самими людьми благодаря их прирожденным способностям и свидетельствующей о таланте американского народа в создании государства и порядка, проявляется один из важнейших аспектов народного суверенитета, что побуждает нас не разрушать ее, а, напротив, придать ей силу государственной власти и сделать ее авторитет непререкаемым.

Таким образом, конгресс, приняв 26 июля 1866 года свой первый существенный акт о приисках, простонапросто признал «силу местных приисковых обычаев, установленных старателями правил, не противоречащих законам Соединенных Штатов».

Все местные структуры заявочных клубов сходились на принятии принципа приоритета. «Правила и установления, введенные старателями, — отмечалось в докладе сенатской комиссии по разработке нового федерального закона, — формируют основу достойной восхищения и ныне действующей системы, возникшей из практической необходимости; они превратились в средства, принятые всеми и обеспечивающие защиту справедливости для каждого... Отныне правила, покоящиеся на основной идее приоритета владения, признаются судами повсеместно, начиная с Калифорнии».

Это означало, что факт открытия и приоритетного освоения собственности в виде полезных ископаемых повсеместно считался законной мотивацией права на владение. Золотые призы, как и призы земельные, доставались тому, кто приходил первым.

Разумеется, приисковая практика применения настоящего принципа породила и свою специфику.

Постоянное пользование застолбленным участком рассматривалось — во всяком случае, на раннем этапе — непременным условием на право постоянного законного владения. Генри Джордж (наряду с другими) охотно окрасил этот закон приисков в романтические тона. «Никому не разрешалось брать больше, чем он мог разумно использовать, либо удерживать участок дольше, чем он мог разрабатывать... Никому не позволялось скупать и держать под спудом полезные ископаемые». На деле же просто не имелось возможности обеспечить права собственности старателя на участок, который он не разрабатывал. Но стоило лишь возникнуть аппарату подобного обеспечения, как заявки на полезные ископаемые тут же превратились в еще одну форму собственности и предмет куплипродажи.

Принцип приоритета осуществлялся и применительно к воде. За сотым меридианом, где свободных земель лежало в изобилии, воды не хватало. Однако без воды земля не годилась ни под пашню, ни под пастбище, да и золота из руды без нее не намоешь. И здесь снова американский принцип приоритета трансформировал закон. В Англии, стране с влажным климатом и обильными осадками, с многочисленными речушками, общее право издавна установило принцип «прибрежного права» (то есть равных прав на владение водой всех собственников прибрежной полосы водоемов). Каждый владелец наделялся равными правами на пользование проточной водой независимо от того, вверх или вниз по течению располагался его участок, и от срока приобретения его. Определенные формальные нюансы между «естественным» и «чрезвычайным» водопользованием обычно применялись в Англии с целью воспрепятствовать владельцу истоков ручья или реки блокировать течение, тем самым охраняя права владельцев, чьи земли лежали ниже. Таким образом, права на повседневное и привычное водопользование получали все, и вопрос приоритета не возникал.

Иная картина сложилась на американском Западе. При всех разнообразных вариациях на местах (наиболее радикальные изменения в общее право вносились обычна там, где испытывался наиболее острый недостаток воды: от Айдахо и Монтаны до Аризоны и НьюМексико) английское законодательство претерпело коренную модификацию почти на всех территориях, охваченных земельной лихорадкой. Люди Запада заменили доктрину равных прав водопользования владельцев прибрежной полосы принципом приоритета. В самой радикальной своей форме принцип приоритета гласил, что человек, первым достигший источника и застолбивший его, получал право использовать столько воды, сколько мог.

Ему разрешалось отводить воду каналами, лотками и водоводами для работы в копях или для ирригации земель, лежащих на значительном удалении от источника, даже если источник осушался при этом до дна. Здесь принцип приоритета совершенно явственно вытеснил принцип равенства. Новый порядок, повсеместно вошедший в традицию, возвели в ранг федерального закона Актом от 1866 года. Некоторые историки (Уолтер Прескотт Уэбб, например) полагали, что подобные изменения в законодательстве о водопользовании проистекли прежде всего из специфической потребности в ирригации для возделывания засушливых земель. Однако этим все же нельзя объяснить, почему право водопользования обрело столь новаторские формы на Западе. Понять данную проблему можно, лишь рассмотрев ее в общеамериканской перспективе, где все обстоятельства складывались в пользу принципа приоритета. !

Принцип права первого — права на вознаграждение первопришельца — сохранялся по меньшей мере до конца столетия. Ярчайшим символом всей системы распределения, определившей образ жизни кочевого Запада, стал апрельский день 1889 года, когда почти сто тысяч мужчин и женщин — пеших, конных, в фургонах или с ручными тележками — выстроились в ряд на границе территории, принадлежавшей индейцам, ожидая сигнального залпа армейских офицеров. 1 920 ООО акров земли Оклахомы обрели новых хозяев всего лишь за несколько часов. Мало кто понимал толком, почему он ухватил именно тот участок или этот. И никто не мог знать, что он выиграл или потерял, поселившись здесь или там. Никому и в голову не приходило, что в тысячах футов под ногами скрывается черное золото. Люди просто ринулись ухватить участок по вкусу... либо тот, что остался от сограждан попроворнее.

Американцы: Национальный опыт: Пер. с англ. Авт. послеслов. Шестаков В.П.; Коммент. Балдицына П.В. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. — 624 с.


2006-2013 "История США в документах"