«ПРАКТИЧЕСКОЕ БЛАГОЧЕСТИЕ»: ВЕРОТЕРПИМОСТЬ БЕЗ ТЕОРИИ

Широта пространств, на которых раскинулись виргинские церковные приходы, накладывала свой отпечаток на местную религиозную жизнь. К 1740 году небольшой приход в Виргинии охватывал в среднем приблизительно двадцать миль; на этой площади проживало разбросанное население белых численностью от семисот до восьмисот человек, или около ста пятидесяти семей. Крупный приход мог простираться на шестьдесят миль и более, в особенности если его продольная ось шла в юго западном направлении к неясно очерченной границе, разделявшей Виргинию и Северную Каролину. Церкви располагались друг от друга на расстоянии десяти миль и более. «Обширность приходов, — сетовал преподобный Александр Форбс в 1734 году (его собственный приход составлял шестьдесят миль в длину и одиннадцать в ширину), — не только препятствует посещению церквей по праздникам; очень часто все мои труды в местах, избранных самой паствой, оказывались бесплодными: проделав ради молитвы в какомнибудь частном доме путь в пятьдесят миль, я обнаруживал, что погода к тому времени ухудшалась и в дом приходили лишь немногие или же вовсе никто; в иных случаях разлившиеся изза дождей реки и болота делали дороги непроходимыми, и мне приходилось возвращаться, не исполнив своего долга и даже не утолив собственной духовной потребности». Непроизвольно давая количественную оценку религиозному рвению, он добавлял, что набожности прихожан хватало, чтобы пройти до церкви пять или шесть миль; на преодоление больших расстояний — в десять или пятнадцать миль — требовалась более пылкая вера. Впрочем, тому могли быть и другие причины: на многих плантациях работало большое число новоприбывших рабов или же еще не свыкшихся с местными порядками договорных работников, и осторожные плантаторы с неохотой оставляли свои поместья без присмотра взрослого члена семьи — мужчины.

Отсутствие в колонии центральной церковной власти, которая бы следила за единообразием отправления обрядов, а также недостаток церковной утвари приводили к небрежению столь важными для англиканской церкви формальностями. «После того как священник, окончив проповедь, умолк, — отмечал в 1715 году посетитель воскресной службы в одной из церквей на виргинском побережье, — все мужчины вынули трубки и закурили». Нельзя с полной достоверностью сказать, действительно ли многие прихожане поступали, как те, кто позже в соседней Каролине, сильно расстраивая преподобного Чарлза Вудмейсо на, приходил в церковь со своей трубкой. В то же время точно известно: в одних приходах не было купелей для крещения, в других — стихарей для священников, а гдето еще прихожане причащались, сидя на местах, а не преклонив колени перед алтарем. «Каждый священник здесь, — писал преподобный Хью Джоунс, — совершенно независим в том, что касается какихто частностей обстановки и обрядности богослужения». Многие церковные обряды совершались дома, а не в храме.

Поскольку приходы здесь очень обширны... иногда доставлять покойников в церковь и хоронить их в церковной ограде невозможно. Потому появился обычай хоронить в садах и парках, в местах красивых и уединенных, обсаженных вечнозелеными деревьями и хорошо ухоженных, где лежат нередко целые семейства. Довольно часто покойников здесь отпевают прямо в домах, где собираются многочисленные группы из соседей и друзей усопшего. Когда вы начинаете настаивать на чтении заупокойной проповеди и церемонии в церкви, вам отвечают, что в таком случае могут обойтись и без них. В домах также — иногда из прихоти, чаще по обычаю и в большинстве случаев по необходимости — крестят детей и творят очистительную молитву для рожениц. Бели запрещаешь им это делать, вам отвечают, что могут обойтись и без этого. В домах чаще всего они и венчаются, не обращая внимания на время суток и года.

Обширность пространства совершила в Виргинии то, на что в Англии потребовались десятилетия теологических споров. Избрав свой собственный, отличный от других путь развития, виргинцы неосознанно «очищали» англиканскую церковь от присущих ей иерархичности и чрезмерного внимания к обрядам. Примечательно, что как раз эти недостатки подвергались самым ожесточенным и яростным нападкам со стороны массачусетских пуритан.

Но пространство не только «очищало» религию, оно во многом охлаждало ее пыл. Чем больше мы проникаем в суть виргинского религиозного духа, тем лучше понимаем, почему именно Виргиния стала настоящим оплотом веротерпимости XVIII века и в числе первых из колоний, имевших государственную церковь, отделила ее от государства. В самом деле, в Виргинии начало этому процессу было положено в 1776 году, в то время как в Коннектикуте государственный характер церкви сохранялся до 1818, а в Массачусетсе — до 1833 года. Умеренность была занесена в Виргинию отнюдь не яростными ветрами доктрин, дувшими изза рубежа.

Ключ к пониманию виргинской веротерпимости нужно искать в правильной оценке духа практического компромисса, обусловившего возникновение англиканской церкви на ее родине и давшего ей новый жизненный стимул на американской земле. В бурные годы Революции не кто иной, как Эдмунд Пендлтон и другие, не менее, чем он, преданные сторонники англиканской церкви, организовали управление Виргинией и предотвратили ее распад. Пендлтон в те дни, как отмечал путешественникфлорентиец Филип Маццеи, даже получил в народе прозвище Умеренный. Отсутствие у виргинцев ревностного отношения к религиозной догме объясняется довольно просто: зачастую они о догме ничего не знали. Так, например, Джордж Вашингтон, весьма деятельно принимавший участие в работе своего приходского совета, наверное, не смог бы отличить англиканского вероисповедания от любого другого христианского, хотя был твердо убежден, что англиканская церковь выступает за умеренность во всем и служит оплотом приличий в обществе, в котором он жил.

Основателей виргинского общества привели в Виргинию не гонения за веру, их не объединял общий фанатизм; они были горячими сторонниками традиционного английского уклада жизни и стремились сохранить его достоинства по другую сторону океана. Не проявляя никакого интереса к теологии, они хотели увеличить население колонии и потому не особенно ревностно следили за соблюдением законов, направленных против диссидентов, и терпимо относились даже к папистам и квакерам, пока те вели себя смирно. Уильям Фитцью, верный прихожанин англиканской церкви, легко уживался со своим соседом Джорджем Брентом, католиком; более того, он даже разработал план переселения католиков в колонию, где они могли бы жить своей собственной общиной. И тот же Уильям Фитцью изыскивал способы, которые помогли бы привлечь в Виргинию французских гугенотов. Многие другие влиятельные виргинцы англиканского вероисповедания также стремились превратить Виргинию в дом всех честных христиан. Джон Плезанте, квакер, в противоречии с буквой закона избранный в палату граждан, освободил свое место в ней только потому, что отказался принять присягу .Эдикт короля Якова II от 1687 года, приостанавливающий действие законов, направленных против нонконформистов (как протестантов, так и католиков), был встречен в Виргинии со всеобщим энтузиазмом: получив известие о нем, виргинцы били в барабаны и стреляли из пушек! Совет тут же подготовил королю благодарственный адрес. Палата граждан одобрила избрание членом палаты от округа Стаффорд католика Тем не менее против квакеров виргинцы попрежнему готовы были применить силу: квакеры, как обычно, обнаруживали явное нежелание содействовать военной защите общества, а их кочевой образ жизни, как и прежде, представлял собой источник потенциальной опасности, поскольку мог быть использован для получения разведывательной информации врагами колонии — французами и индейцами. В то же время даже к квакерам виргинцы относились дифференцированно: когда Томас Стори в начале XVIII века завоевал их доверие, ему позволяли свободно странствовать по колонии,проповедуя ересь.

Люди, желавшие укрепить колонию, поселив в ней просто граждан — неважно, будь то англичаненонконформисты, шотландцы, ирландцы, гугеноты, немцы или голландцы, — не спорили изза теологических мелочей. «В отношении дела мра Дейвиса, пресвитерианина, — мудро наставляла в 1750 году Совет Виргинии английская Торговая палата, — мы считаем веротерпимость и вольное отправление религий столь неотъемлемыми элементами истинной свободы и столь важными условиями для совершенствования и обогащения любой торговой нации, что они в любом случае и всегда должны оберегаться в колониях Его Величества как святыня». Бесспорно, время от времени им приходилось прибегать к мерам по сдерживанию религиозных смутьянов, угрожавших спокойствию или безопасности колонии. Виргинцы, например, запретили въезд в колонию пуританам в 1640 году и Ассамблею квакеров в 1662 году; столетием позже (1770) они посадили в тюрьму отличавшихся особым фанатизмом баптистских проповедников. Все эти меры,однако,носили чрезвычайный характер и свидетельствуют скорее об отсутствии, чем о наличии,в колонии религиозных гонений.

К середине XVIII века религиозные секты — пресвитериане, баптисты и даже квакеры — добились определенного общественного признания. «Если среди вас есть люди чистой совести, не разделяющие веру нашей церкви, — объявил в своей инаугурационной речи генералгубернатор Гуч, назначенный на должность в 1728 году, — то я буду относиться к ним, исходя из того, что доброе отношение к таким людям столь верно отвечает истинному духу христианской веры, что не может не отвечать и интересам нашей англиканской церкви». Законы против квакеров применялись, повидимому, не для защиты религиозной ортодоксии, а для того, чтобы предотвращать насилие и возможность пособничества врагам колонии под прикрытием странствующего проповедничества. В 1721 году суд округа Короля Георга отклонил обвинения, предъявленные нескольким лицам за их отказ посещать приходскую англиканскую церковь, аргументируя свое решение тем, что обвиняемые назвались пресвитерианами. В 1724 году, вместо того чтобы потребовать от группы сектантов посещения местной приходской церкви,приход Ганновер того же округа пошел на то, что построил для них отдельный молитвенный дом и выплачивал содержание их священнику. В 1744 году колония отразила свое отношение к религиозной свободе в законодательстве: принятый тогда акт, попрежнему требуя от каждого виргинца регулярного посещения церкви, позволял посещение церкви по выбору.

Когда в 1740-х годах Виргинию наводнила воинствующая секта пресвитериан, иногда называемых «новоозаренными», преподобный Патрик Генри (дядя знаменитого Патрика, англиканского священника церкви Св. Павла прихода Ганновер) следующим образом описывал их службу:

Прибегая к самым ужасным выражениям и ими же составленным изречениям, они громогласно возглашают с кафедры то, что называют ужасом поклонения букве закона; они проклинают всех и бранят, называя пожилых людей седыми чертями и всех, живущих во грехе плоти, — проклятыми из проклятых, чьи души горят в аду, хотя сами они живут на земле, и еще исчадием ада, воплощениями дьявола, в тысячу раз худшими, чем сами черти, и так далее и так далее; и все это время проповедник повышает голос, доводя себя до яростного исступления,стучит ногами и безжалостно бьет кафедру, пока самые слабые из слушателей, испуганные, не закричат, не повалятся вниз и не забьются,к изумлению зрителей,в конвульсиях, как в припадке падучей; если же таким образом падут лишь немногие, проповедник снова впадает в ярость, взывая: «Никто из вас более не припадет к Христу?» — и продолжает греметь дальше, как прежде, пока не приведет quantum safficit своей конгрегации в такое же состояние; и все это провозглашается проповедниками как проявление в их сердцах могущественной силы Божьей милости, и... тех, кто не согласен с ними, они тут же огульно проклинают ках закоренелых негодяев.

Такие священники, предупреждает Патрик Генри, не остановятся ни перед чем. «Одержимые», утверждающие, что они «так же определенно попадут в рай,как будто бы уже находятся в нем», они способны внушить преступникам уверенность, что никакое преступление не может воспрепятствовать спасению избранного. Тем не менее, несмотря на явную угрозу общественному порядку со стороны «новоозаренных», преподобный Генри не оставлял надежды приручить их. Он даже разрешил одному из их лидеров, Джорджу Уайтфилду, проповедовать со своей кафедры при условии, что до проповеди им будет прочитана одна из молитв «Общего молитвенника».

Следует ли порицать виргинцев за трепет перед старьем, возрождаемым активизацией религиозных движений? И тиранией ли с их стороны было требовать от бродячих священников регистрации мест, где те собирались служить? Многие отказывались выполнить даже это простое условие. Cause celebre яростной евангелической кампании явилось «дело» преподобного Сэмюела Дейвиса, которому власти в 1748 году благожелательно выдали лицензию на отправление службы в семи молельных домах пяти различных округов. В то же время ему было отказано в лицензии на службу во всех прочих приходах. Не собирается ли он, спрашивали его, завести в колонии новую разновидность странствующего абсентеизма или же внедрить в Виргинии сеть религиозных агитаторов под началом некоего главного пастора, который бы постоянно поддерживал в них пыл?

Так называемые «отколовшиеся баптисты» попали в Виргинию приблизительно в 1767 году. К тому времени общинные баптисты мирно жили там уже несколько десятилетий и не испытывали со стороны закона никаких притеснений; действительно, нет никаких документальных свидетельств, подтверждающих, что хотя бы один баптист пострадал в колонии за свою веру до нашествия бродячих баптистов. Многие из новоприбывших были проповедникамимирянами, и выдача лицензий им не полагалась; другие же, будучи профессиональными священниками, отказывались выполнить столь простое условие, как то, что они зарегистрируются на право получения лицензии, перечислят темы своих проповедей и те молельные дома, где собираются служить. Почти пятьдесят «отколовшихся баптистов», отправленных в тюрьму в 1768 — 1776 годах, были осуждены не по религиозным обвинениям, но за «нарушение спокойствия» или же за отказ дать обязательство не нарушать общественный порядок в будущем.

«Я считаю, что Евангелие Господа нашего Иисуса Христа признает лишь мягкие и сдержанные слова убеждения,—писал 7 февраля 1767 года полковник Уильям Грин, мировой судья и член приходского совета, баптистскому священнику, служившему в его приходе. — И любой человек, заходящий в этом направлении далее, как бы ни дорожил он своим мнением и кем бы ни был, англиканцем или анабаптистом, и какой бы титул или имя ни носил, не причастен, по моему скромному разумению, духу истинного христианства». Объяснение полковника могло бы служить настоящим манифестом виргинского «практического благочестия»:

Что касается меня, я мог бы жить в мире и любви с любым добрым человеком любой из христианских сект; не нахожу я причин для ссоры или розни и с тем, кто мыслит не так, как я; с таким же успехом я мог бы ссориться с ним потому, что он отличается от меня весом или ростом. Не должно осуждать за отличный от других образ мысли... Бог — нелицеприятен. Потому было бы высшей самонадеянностью и своенравием связывать милость Божью с какимто одним народом или сектой.

Буквально через несколько месяцев после того, как были написаны эти строки, полковник Джон Блэр из Уильямсбурга, член Губернаторского совета, призывал сторонников англиканской церкви, своих единоверцев, к терпимости, поскольку, как он заявлял, те же баптисты творят добрые дела: они обратили на путь истинный нескольких грешников, привели некоторых к раскаянию и, порицая бездельников, заставили их заботиться о своих семьях.

В квакерской Пенсильвании Франклин тоже горячо одобрял разнообразие доктрин, позволявших единому, но разноликому Boiy различными способами направлять людей на путь истинный. Конечно, виргинцы привыкли мыслить иначе. Они бы прежде всего присоединили к своей церкви всех верующих, преобразовав, таким образом, церковь англичан в церковь виргинцев. По их представлениям, церковь не была ни братством святых во плоти, ни сообществом совестливых, ни даже общиной счастливых обладателей Истинной Догмы; она являлась прежде всего вольной ассоциацией практичных людей, стремившихся, каждый посвоему, пусть безотчетно, через веру в Христа стать добрыми англичанами и достойными виргинцами. Иными словами, церковь Виргинии была удобным зонтиком, собиравшим под собой всех людей доброй воли.

Драма преподобного Патрика Генри, одолжившего свою англиканскую кафедру еретику Джорджу Уайтфилду, повторялась тысячи раз в самых разнообразных вариантах. Первая же встреча виргинцев с глашатаями и инициаторами так называемого «великого пробуждения» почти автоматически вызвала у них желание немедленно вовлечь сектантов в лоно своей церкви, перенять из их вероучения все наиболее в нем ценное и привить сектантам заманчивый дух соблюдения респектабельности и внешней благопристойности. Как сообщал в 1741 году из соседнего Мэриленда преподобный Хью Джоунс, в церкви этой колонии, в сущности почти неотличимой от виргинской, царили «энтузиазм, деизм и вольнодумство».

В самом деле, кто должен был охранять строгую церковную ортодоксию в стране без епископа и даже без единого церковного собрания? Религиозные убеждения многих выдающихся виргинцев, включая Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Патрика Генри и Джеймса Мэдисона, не отличались особой четкостью. Что вовсе не означало расхождения с догмой англиканской церкви: просто никто из этих людей не знал наверняка, во что именно следовало верить, чтобы оставаться добрым верующим. Все эти люди были сторонниками единственно истинной церкви — «единственно истинной» не в том смысле, что она обладала единственно верной для всех людей догмой (поскольку сама догма англиканского вероучения была чемто весьма неопределенным и расплывчатым), но в том, что все люди, за исключением разве что фанатиков или смутьянов, могли спокойно жить в ее лоне, придерживаясь своих убеждений. Такой порядок предвосхищал,по существу,появление интерденоминационализма в американской религиозной жизни XX века.

В Англии в высших кругах духовенства XVIII века создавались книги высокого интеллектуального достоинства. Одна из беднейших эпох в духовной жизни церкви отличалась в то же время богатой философской литературой, написанной священниками; епископы Беркли, Батлер и Хоудли модернизировали теологию, подготовив ее к битвам нового века. Однако, точно формулируя свои религиозные идеи, проводя четкие категориальные различия между ними, каждый из философов все более отдалялся от остальных. Виргиния не породила ни одного подобного труда, и не только потому, что на виргинской земле не было епископа: просто категориальные отличия совсем не интересовали ее вождей. Именно неразвитость интел лектуальной жизни Виргинии спасла ее от теологической распри.

Колледж УильямэндМэри был основан,согласно указу, в 1693 году «в целях воспитания добрых священников»; первым президентом его стал уполномоченный Джеймс Блэр, формальный глава вирпшской церкви. Ортодоксальное англиканское духовенство хотело бы видеть в колледже «полезнейший и достохвальный питомник истинного христианства и крепкий оплот против заразы диссидентства в Виргинии»; колледж, однако,так никогда и не обрел клерикальной и теологической ориентации и не оправдал, таким образом, надежд, какие возлагали на него некоторые из основателей. Напротив, он стал оплотом традиционнохристианской, мирской, умеренной культуры, точно соответствовавшей укладу жизни в Виргинии в XVIII веке. Спустя тридцать лет после основания колледжа преподобный Хью Джоунс следующим образом описывал качества преуспевающего виргинского священнослужителя:

Эти люди должны также повидать мир и прочитать о нем больше, чем то требуется от английского священника в его приходе; им следует не только знать философию и умозрительные положения этики и уметь рассуждать о них, но также изучить людей и дело не меньше, чем книги; они должны, кроме того, вести себя как подобает джентльменам и быть вежливыми и добродушными, не позволяя себе чрезмерной свободы и распущенности; им пристала ученость, не превращающаяся в цинизм, и искренняя религиозность, не переходящая в стоицизм. И они должны уметь поступаться мелочами,чтобы не вызывать волнений или беды...

Виргинцы не хотели отравлять свою жизнь желчностью религиозных споров, что, однако, отнюдь не свидетельствует об отсутствии у них религиозного чувства. Именно религия воспитывала у виргинских лидеров терпимость и нежелание спорить изза точек над теологическими «i». Превалировавший в виргинской церкви дух истины и компромисса способствовал распространению веротерпимости еще задолго до принятия Акта о религиозной свободе. К счастью, общественные институты Виргинии, которую совершенно справедливо называли также «старым доминионом», сформировались еще до отделения от англиканской церкви ста с липшим оппозиционных сект, то есть до XVII века, когда Англия превратилась в страну чудовищных религиозных джунглей. Дух религиозного энтузиазма головоре зовфанатиков эпохи пуританизма не затронул Виргинию даже в XVII веке, она осталась в стороне. Таким образом, колония выиграла время, в течение которого церковь успела упрочить свое положение на основе того мирского духа, который был свойствен государственной англиканской церкви.

«Гонения, религиозная гордыня и страсть к противоречию, — отмечал Кревкер в Америке конца XVIII века, — вот источники того, что люди обычно называют религией. Все это в Америке отсутствует; пыл в Европе стеснен; здесь он, преодолевая просторы, рассеивается; то, что в Европе — стесненная со всех сторон крупица пороха, здесь, не производя особого воздействия, свободно сгорает на открытом воздухе». Умеренность слишком часто путают с равнодушием. А поскольку odium theologicum измерить легче,чем любовь к Богу, то эпохи и народы, более склонные убивать во имя религии, зачастую несправедливо приобретают репутацию наиболее религиозных.

Тот дух либерализма в религии, которому мы справедливо воздаем честь и чьими американскими святымипокровителями были великие виргинцы, не следует объяснять какимто стремлением подменить традицию чемто новейшим и «просвещенным». Без клерикализма не может быть и антиклерикализма. Сблизить деяния и мысли великих виргинцев с французскими «атеизмом» и «рационализмом» взялись задним числом энтузиастытеологи типа Тимоти Дуайта, игнорировавшие факты и неспособные представить себе, что общество достойных людей может благополучно пережить эпоху разнообразия доктрин. Сама жизнь Виргинии опровергала умозаключения, почерпнутые из книг. Подобно тому как вера многих виргинцев в преимущество республиканской формы правления естественным образом родилась из удачного опыта их общения с джентльменамифригольдерами из плантаторской аристократии, точно так же их, людей, воспитанных под широкой крышей виргинской церкви, нисколько не страшило разнообразие религиозных верований. Они привыкли наблюдать разнообразие в самой повседневной жизни своего хорошо упорядоченного колониального общества.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.


2006-2013 "История США в документах"