«ПРАКТИЧЕСКОЕ БЛАГОЧЕСТИЕ»: ЕПИСКОПАЛЬНАЯ ЦЕРКОВЬ БЕЗ ЕПИСКОПОВ

Виргиния не была основана преследуемыми за веру беженцами, и ее религия с раннего периода не носила ни утопического, ни пуристского характера. Неотъемлемой частью жизни английского джентльмена в Америке должен был стать господствовавший в Англии того времени церковнорелигиозный уклад. Именно этот фактор, как никакой другой, в решающей степени повлиял на всю последующую историю Виргинии, а через виргинцев — и на становление самого американского характера. В 1724 году преподобный Хью Джоунс, лично знакомый с жизнью в колонии, отмечал:

Если Новую Англию можно назвать прибежищем диссидентов и Амстердамом религии, Пенсивальнию — питомником квакеров, Мэриленд — убежищем католиков, Северную Каролину — приютом беглых, а Южную Каролину — раем для морских разбойников и пиратов, то Виргинию можно справедливо считать счастливой обителью настоящих британцев и истинных христиан; эта колония не ставит перед собой чрезмерно возвышенных целей и не опускается до слишком низких, потому она заслуживает более высокой оценки и всяческого поощрения.

Сектанты Новой Англин, Пенсильвании и Мэриленда верили, что чистота истинной религии требует от них непримиримой борьбы с институтами прежней родины. Однако виргинцы начали пересаживать английскую религию на берега Америки еще задолго до возникновения здесь первых протестантских общин. Хотя незначительные движения раскола беспокоили Англию с времен средневековья, единственную влиятельную группу христиан из всех существовавших за рамками англиканской церкви составляли там к 1607 году, основанию Виргинии, католики. Поэтому, не являясь всего лишь одной из многочисленных сект, англиканская церковь считалась в Виргинии единственно возможной и истинной и практически распространялась на все колониальное общество. И хотя со времени основания и до конца XVIII века в колонии изменилось многое, виргинской религии както удалось сохранить свое безраздельное господство.Вир гинцев не одолевали яростные страсти,побуждавшие многих возводить заново Храм Сионский или же строить Град Братской Любви, им было свойственно спокойное и глубокое религиозное чувство,создававшее вокруг всех их институтов некую мягкую ауру божественного благоволения. Ткань виргинского общества скреплялась старыми и прочными нитями веры.

«Другие вольны выбирать какие угодно методы воспитания детей, — писал (14 июля 1720 года) Роберт Картер в Лондон из Раппаханнока своему доверенному лицу, руководившему образованием его сыновей, — я хочу, чтобы принципы нашей священной религии своевременно укрепились в их сердцах, и если я верен нашей англиканской церкви, то ей же должны принадлежать и мои дети. Единственное, чего я не понимаю, так это чрезмерно возвышенных идей и выходящего за рамки приличий и догматов увлечения обрядовостью. Практическое благочестие — вот зерно истинной веры, все остальное — шелуха. В Виргинии середины XVIII века дух умеренности выражался в теплой и спокойной верности установлениям англиканской церкви и в отторжении более драматического и обольстительного религиозного экстремизма. Сектантов разного рода в колонии было мало.

Как можно объяснить появление в Виргинии этого духа умеренности? Прежде всего корни его нужно искать в истории. Англиканская церковь возникла, как известно, в результате компромисса; она и впоследствии продолжала занимать, по словам лорда Маколея, «некое срединное положение между церквами Рима и Женевы». Дух компромисса обеспечивал ей положение государственной и как нельзя лучше отвечающей нуждам либерального общества, и он же во многом обусловил ее необычайную жизнеспособность. В описываемую эпоху даже в метрополии англиканская церковь более полагалась на институты, чем на доктрины. Господствующее положение ее в Виргинии просто усиливало эту тенденцию.

На берегах Массачусетского залива пуританизм приобрел более практический характер и меньше интересовался догмой, чем дома в Англии. Пуритане в Англии находились, образно говоря, «на осадном положении»; в Новой Англии они могли жить, как хотели. Не сталкиваясь с многочисленными идейными оппонентами, пуритане несколько утратили интерес к постоянному оттачиванию своих теологических рапир. Заботы по управлению колонией притупляли также оружие догматов: к концу XVII века новоанглийские пуритане все чаще шли на разумный компромисс, что породило в конечном счете конгрегационализм XVIII и унитарианство XIX века.

В силу подобных же причин англиканскому вероисповеданию в Виргинии суждено было стать даже более практическим и склонным к компромиссу, чем на его родине в Англии. Виргиния создала еще меньше теологических трактатов, чем Новая Англия, всю свою энергию ее жители вкладывали в церковные институты: в проблемы прихода, приходского совета, церковных старост, содействия правительственным органам, исправления нравов и призрения бедных. И если к практицизму пуритане Новой Англии пришли парадоксальным путем — преследуя чисто доктринерские цели, то англиканская Виргиния благодаря своей приверженности светским и духовным традициям лишь сохранила и усилила его.

Примером практицизма, которым была проникнута религиозная жизнь Виргинии, могут служить библиотеки плантаторов, содержавшие немало религиозных книг. Так, в библиотеке Эдмунда Беркли, типичного плантаторааристократа (умер в 1718 году) из 113 названий книг наибольшую группу (32) составляли имеющие отношение к религиозной тематике. То же можно сказать и о библиотеках многих других плантаторов: среди них, упомянув лишь немногие, можно назвать книжные собрания Уильяма Фитцью, Ральфа Уормливторого, Ричарда Ливторо го, Роберта Картера и Уильяма Бердавторого. В этих собраниях полемические теологические труды встречаются крайне редко, большая часть входящих в них религиозных книг — это англиканские наставления типа «Долга христианина» Ричарда Эйлст ри или «Благородного грешника, или Храброго джентльмена Англии» Клемента Эллиса.Немногие случайные религиознополемические работы также, как правило, посвящены не вопросам теологии, а скорее религиозным институтам — проблемам организации церкви и ее управления.

Укоренившись в Виргинии, англиканская церковь не изменила своего вероучения ни на йоту, чего нельзя сказать о ее институтах, которые подвергались самым радикальным,поистине «заокеанским» изменениям. И если океан благополучно изолировал виргинских англикан от теологической борьбы в метрополии, то обширные пространства необжитой земли совершенно преобразили их церковные институты. Англиканскую церковь принято также называть епископальной церковью, что точно отражает ее характер, поскольку она — церковь, управляющаяся епископами. Однако, как ни странно, именно епископов церковь в Виргинии не знала. Без следа исчезла в Виргинии и присущая англиканской церкви в отличие от многочисленных сектантских церквей иерархичность: виргинские конгрегации верующих отличались подчеркнутой независимостью и сильно выраженными началами самоуправления. В этом, как ни в чем другом, особенно проявился талант виргинцев успешно приспосабливать к новым условиям старые английские институты: изменяя их внешние формы, колонисты не трогали их содержания. Преобразование церкви осуществлялось двумя путями: Во-первых, сведением власти английских епископов в колонии на нет и, во вторых, распределением власти епископа по местным приходским советам. Виргинская церковь так и не стала истинно «епископальной» — то есть в ней так и не появился епископ — по крайней мере до 1783 года, до отделения от Англии.

В течение всего колониального периода вопрос о том, должна ли Виргиния иметь собственного епископа, не переставал волновать умы людей по обе стороны океана. Подразумевалось, хотя и непонятно, какие тому были юридические основания, что бразды правления колониальной церковью должны находиться в руках епископа Лондонского. Однако достаточно разумные епископы отказывались брать на себя полномочия, которые, как они чувствовали, им было бы трудно осуществлять. «Когда епископ живет в одной части света, а его церковь находится в другой, — писал епископ Томас Шерлок (епископ Лондонский в 1748 — 1761 годы), — исполнение пастырских обязанностей очень обременительно для епископа и в значительной мере бесполезно для народа». Изза двусмысленности юридического положения, сложной борьбы политических амбиций и разного рода опасений колониальная Виргиния так и не получила своего епископа, а в 1771 году палата граждан епископальной Виргинии заняла по отношению к епископству такую же негативную позицию, что и прежде до нее пуритане Массачусетса. Таким образом, единственная связь между колонией и церковью в Англии в течение всего колониального периода осуществлялась лицом, наделенным весьма неопределенными правами и называемым официально уполномоченным.

Поскольку епископ в Виргинии отсутствовал, для посвящения в сан каждый кандидат в англиканские священники должен был отправляться в Англию. «Люди в этой стране, — сетовал епископ Шерлок в 1751 году, — не хотят готовить своих детей к священничеству. Их устрашают превратности пути и большие затраты, которыми чревато отправление детей в Англию, где они часто заболевают оспой — болезнью смертельной для жителей тех мест». Английские священнослужители, ратовавшие за назначение в колонию епископа, следующим образом живописали несчастный удел молодых виргинцев, пожелавших стать священниками: «Даже если им посчастливится благополучно добраться сюда, то, оказавшись здесь без друзей и знакомых, придется пройти через весьма трудное испытание — никому здесь не известные, без всяких рекомендаций и поручительств, располагая лишь коекакими бумагами, они вынуждены будут сами представлять себя незнакомым лицам. Разве уже этих обстоятельств недостаточно, чтобы обескуражить самый смелый и предприимчивый дух?» Как отмечал в 1767 году один американский литератор, поездка из Виргинии в Англию обходилась не менее чем в сто фунтов, а из пятидесяти двух кандидатов в священники, недавно отправившихся в Англию с целью посвящения в сан? домой в целости и сохранности вернулись лишь сорок два.

Все эти трудности и дороговизна тогдашних путей сообщения лишь помогли виргинцам основать свою, американскую церковь, сильно отличавшуюся от английской, которую она должна была имитировать. Новые церковные институты появились совершенно естественно: выстраивая их, виргинцы не издавали манифестов, не писали трактатов с обоснованием нового вероучения или догматов, укреплявших его основы, они не трубили изо всех сил в теологические трубы — все совершилось как бы само собой, под чинной англиканской мантией. Задолго до Революции в Виргинии уже существовал свой собственный конгрегационализм. От конгрегационализма Новой Англии он отличался лишь тем, что не обладал ясно выраженным теологическим обоснованием. Свои скромные самоуправляющиеся структуры виргинцы строили за защитным фасадом древнего иерархически выстроенного здания англиканской церкви. Они работали незаметно и так успешно, что полное значение содеянного долгое время оставалось невыявленным. И если им удалось создать «епископальную» церковь без епископов, они действительно могли творить любые чудеса!

К середине XVIII века виргинская церковь сформировалась окончательно: она представляла собой группу самостоятельных приходов, земные дела которых управлялись палатой граждан; в вопросах вероучения приходы вообще не имели над собой никакой центральной власти. Насколько известно, регулярные собрания виргинского духовенства не проводились,и поэтому церковь не знала авторитета догмы. В таких условиях наблюдение за деятельностью священников и определение порядка отправления религиозных обрядов стало обязанностью наиболее влиятельных в приходе мирян, несомненно считавших свое руководство самым надежным.

В Англии священник назначался на свою должность епископом; будучи «введен в должность», он получал приход как бы в собственность, которой он владел независимо от воли (а иногда и против воли) прихожан. Снять священника можно было только решением суда самого епископа. Следствием такой практики явились две неразлучные беды английской епархиальной жизни XVIII века: «плюрализм», или обслуживание большого числа приходов одним священником, и «абсентеизм», или обслуживание прихода священником, в нем не проживавшим, а иногда и вовсе его не посещавшим. Несчастный английский прихожанин был, таким образом, совершенно бесправен.

Виргинцы справились с этой болезнью на удивление простым способом: действуя от имени прихожан, члены приходского совета сами избирали своего священника и держали его на службе до тех пор, пока он их устраивал. Виргинские миряне ввели у себя этот порядок, не прибегая к законодательству, они использовали юридическую процедурную уловку, которую затем превратили в один из едва ли не главнейших институтов своей религиозной жизни. Чисто юридически священник в Виргинии вступал в свою должность и в права владения «церковной землей» (то есть участком, который приход выделял для содержания своего священника) только после того, как был «представлен» приходским советом губернатору и Совету и официально «введен в должность». С «введением в должность» он получал своего рода право собственности на данный приход, а до этого момента исполнял должность лишь с согласия прихожан. Практичные виргинцы, всегда желавшие сполна получать за свои деньги, прибегли к простой практике «непредставления» (или же «невведения в должность») своих священников. Их содержали на основе ежегодно возобновляемых договоров, «которые называют достаточно грубо, — с отвращением докладывали в «Нынешнем состоянии Виргинии» (1697) Хартвелл, Блэр и Чилтон, — наймом священников; потому ихредко представляют 1убернатору, чтобы тем самым держать в большем подчинении и зависимости». Тридцатью годами позже преподобного Хью Джоунса так же беспокоили «те из членов приходских советов, кто ошибочно принимают себя за хозяев своего проповедника и считают, что, заключая с ним ежегодно договор, подобно тому как это делалось в прошлом, вольны выбросить своего случу на улицу, когда им угодно».

Однако опасения за судьбу духовенства Виргинии в основе своей оказались беспочвенными. В 1724 году было установлено, что каждый виргинский священник служил в одном и том же приходе в среднем по двадцать лет. Одновременно выяснилось, что из двадцати восьми священниковреспондентов, отвечавших на анкету, составленную епископом Лондонским, двадцать три не были «введены в должность» и, таким образом, юридически служили в своих приходах на основе ежегодно возобновляемых договоров.

В Англии с викарием, замещавшим на кафедре не проживавшего в приходе богатого священника — последний мог наслаждаться богатством и роскошью своего отдаленного имения, — обращались соответственно его нищете и убожеству: он обедал на кухне вместе с дворецким и горничной. В Виргинии даже церковные служители низших рангов пользовались всеми привилегиями джентльмена. «Любой молодой священник, собирающийся жениться, — с удовлетворением докладывал уполномоченный Блэр, — после небольшой проверки, доказывающей, что он относится к благонравному и воздержанному типу людей, может не опасаться, что не найдет себе выгодной партии среди дочерей местных джентльменов». Было бы приятно также сообщить, что англиканское духовенство Виргинии все сплошь состояло из просвещенных и высоконравственных людей; сделать подобный вывод мешает лишь то, что о личностях тех священников нам мало что известно. В то же время нет никаких причин сомневаться, что англиканские священники в Виргинии были,как правило,честными и трудолюбивыми. В 1759 году преподобный Эндрю Бэрнэби отмечал, что все шестьдесят с небольшим виргинских пасторов — «это люди, в общем, воздержанного и примерного нрава». В любом случае они не были много хуже священников других времен и определенно превосходили моральным обликом своих английских собратьев.

В то же время вся жизнь виргинского пастора была пропитана особым, специфическим запахом колонии — запахом табака. И если в утверждении, что вся Виргиния «основана на дыме», есть определенная доля преувеличения, то она гораздо меньше в заключении, что в Виргинии «церковь — это табак». По крайней мере в своем прямом смысле поговорка эта верна: почти с самого начала жалованье виргинским священникам исчислялось и выплачивалось в фунтах табака. С 1695 года годовое содержание священника было установлено законом и равнялось 16 ООО фунтов табака. А поскольку табак, которым выплачивалось жалованье священника, принадлежал приходу, где тот служил, денежный эквивалент заработка во многом зависел от качества выращиваемой в данной местности продукции. «В некоторых приходах, — сетовал преподобный Хью Джоунс, — вакансии пасторов подолгу не закрываются по причине плохого качества их табака». Священник, служивший в приходе, где культивировался грубый сорт «Ороноко», считал свое положение невыгодным по сравнению со своим коллегой, проповедовавшим слово Божье прихожанам, производившим более мягкий широколистный (и более дорогой) сорт, получивший название «Ароматный». Когда уполномоченный Блэр в 1724 году в ответном письме епископу Лондонскому запрашивал для Виргинии еще больше священников, он аргументировал это тем, что,кроме незанятых вакансий в пяти «ароматных приходах»,есть еще «вдвое большее число вакансий в приходах, где возделывается "Ороноко"». До сих пор имеет хождение старая виргинская поговорка о честолюбивом священнике: «К благословию хорошо идет ароматный табачок».

Церковь колониальной Виргинии не занималась политикой. По существу,единственным исключением из этого правила было так называемое «дело проповедника» (1763), когда Патрик Генри в возрасте 27 лет впервые привлек к себе внимание, начав общественную деятельность. Дело это никак не касалось ни вопросов теологии, ни даже проблем управления церковью: речь шла о том, позволительно ли церковным приходам при высокой конъюнктуре цен на табак оплачивать услуги своих священников по ценам времен дешевого двухпенсового табака.

«Общественное или политическое лицо виргинцев, — резко отзывался о них преподобный Эндрю Бэрнэби в 1759 году, — отвечает их характеру: они гордятся своими свободами и ревниво оберегают их, не терпят никаких стеснений и не выносят даже мысли о подчинении какойто более высокой власти». Порядок избрания священников приходскими советами, действующими от имени своих прихожан, установился еще в конце XVII века. В пользу него высказался в 1703 году сам генеральный прокурор Англии сэр Эдвард Норти, тем не менее выборность так и не получила в то время ясного юридического подтверждения. В 1719 году уполномоченный Блэр смело отстаивал ее принцип от нападок 1убернатора Спотсвуда; после этого в колониальной Виргинии он более никем серьезно не оспаривался, и приходы продолжали избирать своих священников, нанимая их на основе ежегодно возобновляемых контрактов. Таким образом, битвы Американской революции, как заметил епископ Мид, разворачивались в виргинских приходах задолго до ее начала, в течение всех ста пятидесяти предшествовавших лет. «Налоги только при условии представительства — всего лишь перефразировка лозунга: содержание священников только при условии их избрания. Смысл тот же».

«Самоуправление» в Виргинии XVIII века — в области как религиозной, так и гражданской — было,по существу,правлением влиятельных плантаторов, осуществлявшимся от лица их работников и соседей. Начальной школой, где правящая элита постигала свою политическую науку, был приход. Согласно закону, приходский совет, насчитывающий не более двенадцати членов, избирался прихожанами. Поскольку периодичность выборов законом не оговаривалась, правящая элита прибегала к удобной для нее практике неопределенно долгого срока пребывания в совете, заканчивавшегося либо смертью, либо добровольной отставкой. Когда возникали вакансии, совет сам избирал новых членов. Этот самовоспроизводящийся источник власти играл в жизни колонистов немаловажную роль, и влиятельные плантаторы обнаруживали явное нежелание выпускать его изпод своего контроля. «Мятежная» сессия виргинской Ассамблеи, созванная в 1676 году, во время восстания Натаниела Бэкона, провела принятыми ею актами многочисленные «реформы», многие из которых впоследствии доказали свою жизнеспособность; тем не менее все последующие Ассамблеи отказывались подтвердить закон, устанавливавший переизбрание приходских советов через каждые три года. В течение всего XVIII века самовоспроизводящийся механизм приходских сове: тов оставался неизменным. Вплоть до 1784 года, когда англиканская церковь Виргинии потеряла свой статус государственной, регулярные выборы в приходские советы не проводились. И в течение всего этого долгого периода опротестовать их решения можно было только в Генеральном суде или же в Ассамблее колонии.

В целом,однако,самоизбранные представители прихода справлялись со своими обязанностями неплохо. Они заседали по крайней мере два раза в год, собираясь обычно в доме одного из членов совета, и решали вопросы избрания священника, продления срока его найма или же прекращения. Как правило, члены совета, образованные, честные и состоятельные граждане, пользовались властью мудро и сдержанно. И если Виргинии удалось избежать таких проклятий английской епархиальной жизни, как абсентеизм, плюрализм, угодничество и коррупция, если виргинские приходы отказывались от услуг тех священников, прибывших из Англии, что «рычали в таверне и заикались на кафедре», то заслуга в этом принадлежит приходским советам.

Через свой совет и с помощью уполномоченных им церковных старост приход осуществлял некоторые из функций современного шерифа, окружного прокурора и большого жюри. В число обязанностей членов совета входило привлечение к судебной ответственности лиц, обвинявшихся в нарушении морали: пьянстве, богохульстве, клятвопреступлении, клевете, несоблюдении правила воскресенья, непосещении церковной службы, разврате и супружеской неверности. Совет собирал церковные налоги, оценивал собственность, определяя ее размер, и уточнял границы земельных владений. Раз в четыре года под общим руководством суда округа члены приходского совета назначали двух лиц, которые «обмеряли» землю, то есть обследовали и обновляли межевые знаки и заносили результаты такого обследования в приходские книги.

Действуя через свой совет, приход являлся в то время основным органом социального обеспечения. Приходский совет привлекал внимание общества к случаям крайней бедности и, при отсутствии богадельни, обеспечивал «бедствующих и немощных» за счет общественных средств пропитанием и кровом в домах граждан, соглашавшихся их принять. Приходский совет стремился также избавить приход от содержания незаконнорожденных детей, заставляя мать заботиться о них,и принуждал отца подписывать соответствующие денежные обязательства; в некоторых случаях он отдавал таких детей в услужение, срок которого заканчивался, когда им исполнялось тридцать лет. В западных округах приходские советы брали на себя заботу о детях, оставшихся сиротами после грабительских набегов индейцев. С 1748 по 1752 год приход в округе Августа, где угроза нападения индейцев была особенно велика, смог обеспечить домашним кровом сорок семь сирот, поместив их в новые семьи. Участь жителей Норфолка—городка, сгоревшего на глазах его жителей в первый день Нового 1776 года, — была в значительной степени облегчена благодаря действиям его приходского совета. В конце XVII века взимаемые по местному церковному налогу суммы нередко в три или четыре раза превышали размер всех других налогов. Незадолго до Революции бюджет каждого из приходов Труро и Фэрфекс превышал бюджет всего округа Фэрфекс, из этих двух приходов состоявшего.

Никто из влиятельных виргинских граждан не мог, не потеряв уважения, уклониться от участия в местной религиозной жизни: церковные обязанности были неотделимы от гражданских. Мировые судьи округов обычно являлись также и членами приходских советов: Джордж Вашингтон, Джордж Мейсон и Джордж Уильям Фэрфекс, все судьи округа Фэрфекс, входили в местный приходский совет Труро; четверо из девяти членов приходского совета Викомико, заседавшие 10 ноября 1757 года, были одновременно мировыми судьями — этот ряд можно продолжить. Лица, назначавшиеся офицерами милиции, и судьи округов, рекомендовавшие их губернатору, как правило, оказывались одними и теми же людьми. В 1785 году, после отделения церкви от государства, многие полномочия приходских советов перешли к судам округов, что тем не менее ничего не изменило по существу: влиятельные плантаторы попрежнему управляли делами церковных приходов — уже в качестве судей.

В таких условиях было бы крайне странно, если бы ведущие политические и общественные деятели Виргинии не являлись бы одновременно и наиболее влиятельными прихожанами англиканской церкви. Из более чем ста членов виргинского конституционного конвента 1776 года только трое не были членами приходских советов. Две трети лиц, подписавших Декларацию независимости, являлись прихожанами англиканской церкви, и шестеро из них — сыновьями или внуками англиканских священников. В годы Революции приходские советы в Виргинии служили очагами сопротивления английским властям и движения за независимость. Когда после роспуска законодательных органов колонии и упразднения окружных судов в каждом округе потребовалось избрать небольшой комитет безопасности, де факто действовавший как правительственный орган, в трети округов Виргинии одним из членов таких комитетов — а зачастую и председателем — стал англиканский священник. Трудно назвать хотя бы одного вождя Революции, кто не был бы, подобно Джорджу Вашингтону, Джеймсу Мэдисону, Эдмунду

Пендлтону и Патрику Генри, истинным сыном англиканской церкви. Тот факт, что к числу истых прихожан принадлежали и такие ревностные лоялисты, как Джонатан Бучер, не меняет существа дела. В Виргинии преданность англиканской церкви — и как оплоту старины и всего английского, и как местному выражению стремления к независимости — питала то самое уважение к британской конституции и традиционным свободам англичанина, что вдохновляло идею Революции.

Потому нет ничего парадоксального в том, что лидеры Виргинии, почти все как один добрые прихожане англиканской церкви, в то же время были вождями Революции. Считать, что «английская» церковь Виргинии, так же как и британское управление колониями, была потрясена катаклизмом рационализма, антиклерикализма и антитрадиционализма с эпицентром гдето далеко в Европе, — значит искать излишне легкое решение вопроса. Эта точка зрения просто не подтверждается фактами.

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.