ЕСТЕСТВЕННОЕ ИЗЛЕЧЕНИЕ И ПРОСТЕЙШИЕ ПРИРОДНЫЕ СРЕДСТВА

Американский опыт не способствовал значительному прогрессу медицинской науки. Даже биологические науки в колониальный период в теоретическом плане не двигались вперед. Однако в некоторых областях науки, разбухших в Европе от объема догматических учений, простота американской жизни, американская наивность оказались в своем роде небесполезными. Одной из этих областей была медицина, включая такую ее отрасль, которая впоследствии получила название фармацевтики,или фармакологии.

Естествознание (особенно ботаника) и медицина в XVIII веке были тесно взаимосвязаны. В те времена наиболее часто употреблялись лекарства растительного происхождения, а самыми важными трактатами по ботанике стали «травники» — описания распространенных лекарственных растений, дававшие представление о том, где они произрастают и для чего предназначены. Совершенно естественно, что врачи, получившие образование в Европе, попав в новую страну с незнакомыми растениями, использовали эту возможность и делали открытия в области ботаники. Даже и неспециалисты изучали американскую флору в надежде внести вклад в медицинские знания.

В 1610 году, в несчастливый первоначальный период существования Джеймстаунской колонии, губернатор и городской совет сообщили в Лондонскую компанию о широко распространившемся заболевании («странный понос и озноб») и об оскудевших запасах лекарств. Врач компании др Лоренс Боуэн начал изучать возможность использования в медицинских целях местных растений. Среди прочего, в камеди белого тополя он обнаружил бальзам, который мог «исцелить любую свежую рану», и экспериментировал с сассафрасом, который произрастал в большом количестве в районе Джеймстауна. Табак со времени его открытия интересовал европейцев с точки зрения возможности его применения в медицине. В книге Хэрриота «Краткий и правдивый отчет о недавно открытой земле Виргиния» (1588) табак преподносился как медицинское средство, которое «снимает излишнее возбуждение и вообще улучшает настроение, открывает поры и протоки тела, по коей причине использование оного препятствует нарушениям жизнедеятельности организма, но если даже таковые произойдут, делает их не слишком длительными и за короткое время устраняет их; поэтому тело аборигенов сохраняется в отменном здравии и не подвержено многим болезням, которые часто поражают нас в Англии». Утверждалось, что курение табака способно излечить от подагры и приступов малярии, облегчить похмелье, уменьшить усталость и чувство голода. «Джеймстаунская трава» (datura stramonium ), которая, как доказано современной медициной, когда применяется в малых дозах, имеет седативное и противоспазматическое действие, а в больших дозах является наркотиком и ядом, ценилась как «успокоительное» средство.

Роберт Беверли в 1705 году отмечал, что «поселенцы испытывают отвращение к любому лечению, кроме как в крайних случаях»:

У поселенцев... есть различные коренья, характерные для данной местности, которые они в этом случае объявляют незаменимыми. Их счастье в том, что у них очень мало врачей, причем те, которые имеются, используют только простейшие лекарственные средства, в изобилии растущие в лесах. И воистину,недомогания их немногочисленны, а лекарства настолько общеизвестны, что недостает таинственности ремесла врачевания, создаваемой учеными людьми в других странах и порабощающей человечество.

Два известных английских врача убедили Марка Кейтсби осуществить в 1710 — 1719 годах путешествия, которые легли в основу его книги «Естественная история Каролины, Флориды и Багамских островов». Он открыл множество лекарственных трав, включая подофил, змеиный корень, женьшень и гамамелис. Среди наиболее полезных было так называемое «деревоот зубнойболи», «листья которого пахнут, как листья апельсинового дерева. Эти листья, а также семена и кора растения, пахучие, а на вкус очень острые и вязкие, используются людьми, населяющими морское побережье Виргинии и Каролины, для лечения зубной боли, откуда и произошло название растения». Даже др Джон Морган, который был привержен европейским методам лечения и надеялся ввести в Америке все жесткие правила европейской медицинской подготовки, не мог не увидеть особые открывшиеся там возможности:

Мы живем на широко раскинувшемся континенте, лишь небольшая часть которого, даже там, где он заселен, изучена Леса, горы, реки и недра земли предоставляют пытливому уму широкие возможности для исследований. В этом отношении американский ученый имеет некоторые существенные преимущества перед европейским, которые заключаются в следующем. Наиболее широкие возможности открываются перед нами в области дальнейшего изучения естественной истории. Европейские страны многократно подвергались исследованию многими высокообразованными и талантливыми людьми, имевшими целью тщательнейшим образом изучить все, что здесь было достойно внимания, вследствие чего для исследователей последующих поколений остается меньше надежд или возможностей сделать новые открытия. Эта часть света может рассматриваться как богатейший источник естественных знаний, еще нетронутый, достаточный для того, чтобы удовлетворить похвальную жажду славы в молодых исследователях природы. Эти открытия должны значительно обогатить медицинскую науку... Сколько существует растений, взросших на этой почве и обладающих только им присущими свойствами?

Повышенному вниманию к естественной истории среди американских врачей способствовали не только особые возможности Нового Света, но также одна из древних догм европейской медицины, воплощенная в концепции «соответствий». Эта догма, выраженная девизом similia similibus («подобное подобным» — теория, которая впоследствии причудливым образом была подтверждена использованием прививок), предполагала, что Провидению угодно обязательное совпадение того места, где возникла болезнь, с местом, где будет найдено средство ее исцеления. К концу XVIII века некоторые ученые начали сомневаться в справедливости этого тезиса, но данное убеждение было так распространено, что Бенджамин Смит Бартон в своих «Коллекциях для эссе по лекарственным препаратам» (1801 — 1804) назвал «общеизвестной» теорию, что «каждая местность обладает целебными средствами, пригодными для лечения именно здесь встречающихся заболеваний... что основную часть исконных целебных средств следует искать среди растений тех краев, где преобладает данное заболевание». Так, широко распространенным было убеждение, что средство против укуса гремучей змеи будет, вероятно, найдено в той же местности Америки, где обитают гремучие змеи. И что же?! Polygala senega (корень гремучей змеи,или змеиный корень) оказался именно тем, что надо! Разве не прав был глава шведских церквей в Пенсильвании преподобный Николас Коллин, тоже в некотором роде изобретатель и натуралист, когда воскликнул: «Щедрый Творец открывает свои замечательные дары соразмерно нашим потребностям... Каждый край располагает местными целебными средствами против своих природных изъянов». Даже когда эта древняя догма превратилась не более чем в гипотезу или предположение, она все равно побуждала тех, кто исследовал распространенные в Америке болезни, с особым интересом заниматься растениями, которые, волей Создателя, произрастают именно здесь.

В Америке получившие специальное медицинское образование врачи много и плодотворно занимались изучением американского ландшафта, климата, встречающихся здесь растений и животных. Отчасти, конечно, это явилось результатом исторически сложившейся тесной связи между ботаникой и медициной как отраслями европейской академической науки (которая не принесла большой пользы ни той, ни другой). Однако в те дни многие ученые, за исключением математиков и астрономов, обычно сперва обучались медицине. Великий шведский ботаник Карл Линней получил медицинское образование, а директор ботанического сада Германн Бургаве занимал доминирующие позиции в европейской медицине начала XVIII века, будучи профессором ботаники и медицины в Лейденском университете. Для его учеников ботанический сад был обычной принадлежностью медицинского учреждения. Даже в начале XIX века в Колледже врачей и хирургов в Нью-йорке для целей обучения все еще содержали ботанический сад.

Многие из ведущих американских натуралистов колониального периода имели медицинскую подготовку. Некоторые, как Джон Бартрам и Джон Клейтон, были самоучками, однако, например, Кэдуоледер Колден получил медицинское образование в Лондоне, а Бенджамин Смит Бартон, автор первой значительной американской публикации по ботанике («Элементы ботаники», 1803), профессор медицины в Пенсильванском университете, пришел к ботанике, занимаясь фармакологией.

Врачи — зачастую единственные люди с научным образованием на мили вокруг, особенно на Юге, где книг и обученных специалистов любого рода было мало, — делали основную часть открытий в области ботаники. Карьера дра Александра Гардена, от имени которого идет название «гардения», воплотила в себе возможности, соблазны и ограничения американской жизни. За тридцать лет работы в качестве врача в Чарлстоне, штат Южная Каролина, он открыл много новых видов и семейств растений и достиг, пожалуй, наибольших результатов среди американских ботаников той эпохи, но даже он так и не написал значимого систематизированного научного труда. Самое существенное из того, что он сделал в науке, было отражено в его письмах. Вскоре после того, как он приехал в Чарлстон, получив до этого ученую степень в области медицины в Эдинбурге, где его интересу к ботанике способствовали занятия в ботаническом саду, он начал переписываться с европейскими натуралистами, включая Линнея, и познакомился с американскими учеными, такими,как Колден, Клейтон и Джон Бартрам, с которыми обменивался мнениями. Хотя интересы Гардена отличались динамизмом и разнообразием, не будучи четко оформленными, они имели тенденцию сосредоточиваться на вопросах, поставленных европейскими учеными. «Мы в Чарлстоне являем собой общество наизанятейших, наисуетливейших, самых спешащих животных, каких только можно вообразить, — жаловался он. — И тем не менее в действительности мы мало что делаем, но нам нужно изображать деятельность. И такого рода важная спешка наблюдается у всех, кроме, может быть, джентльменовплантаторов, которые выше абсолютно любого рода деятельности, за исключением принятия пищи, пития, битья баклуш, курения и спанья—пяти занятий, составляющих смысл их жизни и существования». Линней побудил его собирать рыб, пресмыкающихся и насекомых Каролины, в результате чего имя Гардена чаще любого другого из имен американских натуралистов упоминалось в знаменитом двенадцатом издании книги Линнея «Система природы». Но Гарден так и остался только увлеченным собирателем исходных материалов, на основе которых европейские ученые создавали свои системы.

Др Джон Митчелл из Урбанны (Виргиния), который тоже получил образование в Эдинбурге, утверждал, что открыл двадцать пять видов растений,и это делало его соперником Гардена по части ботанических находок. Он описал для Королевского общества жизненный цикл и механизм размножения такого своеобразного американского животного, как опоссум, и исследовал воздействие факторов окружающей среды на различие цвета кожи человеческих рас. Первая удовлетворительная карта британской и французской Северной Америки (1755), использовавшаяся на мирных переговорах 1783 года и попрежнему бывшая в ходу в конце века, была составлена именно им.

Членов этого разбросанного по всей Америке кружка вра чейнатуралистов объединяло сотрудничество и полуизвест ный и мучительно расплывчатый предмет изучения с его американской спецификой. Систематизацию полученных знаний они предоставляли своим корреспондентам в Англии, Франции, Германии, Голландии, Швеции, тогда как сами отдали всю свою энергию сбору, описанию и толкованию новых находок в своем Новом Свете.

Любой исследователь, изучающий европейское медицинское образование XVII и XVIII веков, не может не увидеть значимости конкретной и практической направленности работы американских врачей. Над европейским медицинским образованием, особенно в крупных университетских центрах, попрежнему довлела догма. «Виталисты», сторонники «химиатрии» и «физиатрии» спорили между собой относительно того, какая из выдвинутых ими концепций является единственно правильной, объясняющей все в человеческом организме. За редким исключением,каждый видный профессор медицины предлагал свое собственное упрощенное толкование его жизнедеятельности; каждому заболеванию полагалось так или иначе быть очередным сбоем в общей «системе» организма. Одни ученые полагали истоком всех болезней нарушения с «соками»,другие — неполадки с «напряженностью» в организме, а третьи называли еще более примитивные, доктринерские причины. В том случае, если американские врачи вообще получали образование, они обучались на подобных догмах, однако отсутствие в Америке вплоть до 1765 года медицинских учебных заведений привело к тому, что они оказались не включенными в этот столь затягивающий, но бесплодный спор. Позднее, по мере того как американское медицинское образование «усовершенствовалось», по эту сторону океана среди ученыхмедиков появилось уже больше подобных догматиков. Самым знаменитым среди них был, повидимому, Бенджамин Раш, который проповедовал монистическую теорию напряженности организма и имел почти беспредельную веру в кровопускание. Самым неопровержимым доказательством его теории было то, что, если кровопускание производилось достаточно долго, любой пациент в конечном итоге расслаблялся!

Даже самому доброжелательному историку не покажется значительной та сумма полезных знаний, которой располагали получившие специальную подготовку европейские доктора медицины XVIII века. Появление и развитие такой величественной новой системы, как ньютоновская физика, казалось, подталкивало врачей к тому, чтобы поддаться соблазну рассматривать организм как простую систему. И только с развитием патолого анатомии, которому способствовала работа,опубликованная Морганьи из Падуи в 1761 году, в европейских медицинских школах значительно продвинулись вперед классификация, объяснение и успешное лечение специфических заболеваний. На протяжении значительной части XIX столетия установки были такими догматичными, теории такими доктринерскими, руки и инструменты настолько зараженными микробами, а «методы лечения» настолько изнуряющими, что врач с образованием зачастую скорее убивал, нежели лечил пациента. Если даже пациентамериканец и не имел никаких других преимуществ, то ему по крайней мере повезло в том, что к берегам его страны не был доставлен весь тяжелый груз научных ошибок.

Простые медицинские процедуры не были здесь более эффективными в лечении больного по сравнению с теми методами, которые практиковались в Старом Свете, но они, вероятно, меньше мешали процессу выздоровления пациента. В то время как европейский врач часто полагался на крайние меры, которые доводили его упрощенческие догматические представления до их логического — хотя иногда и фатального — завершения, американский врачлюбитель скорее готов был допустить естественный ход событий. Вместо того чтобы полагаться на такие безжалостные средства, как рвотные, слабительные и кровопускание (которые историки медицины часто называли «геройскими»), лекарьсамоучка был склонен использовать менее сильнодействующие и менее вредоносные методы.

Священники колониального Массачусетса, лучше всех, по видимому, разбиравшиеся в заболеваниях своих сограждан, были склонны прописывать такие благотворные и безвредные средства, как отдых, свежий воздух и массаж. Первая работа по медицине, написанная в британской Северной Америке, не принадлежала перу дипломированного врача. «Краткое руководство для простых людей Новой Англии, рассказывающее о том, как лечить самих себя и своих близких при оспе или кори», написанное священником Старой южной (третьей) церкви в Бостоне Томасом Тэчером, было опубликовано в январе 1678 года во время пика эпидемии оспы. В этом листке не имелось ничего нового. Совершенно очевидно было заимствование из книги великого английского врача Томаса Сиденхема, который сам являлся пионером в борьбе против «геройских» методов лечения. Сиденхем призывал позволить «природе самой вершить свое дело, не требуя от врача ничего, кроме как несколько ослабить ее воздействие, когда оно чрезмерно, и подкрепить его, когда оно слишком слабо». Единственная книга, сочиненная Тэчером, содержала всего лишь простой список из тридцати пронумерованных пунктов, изложенных непрофессиональным языком. «Как только эта болезнь явит свои признаки, пускай больной воздерживается от мяса, и вина, и свежего воздуха, давайте обычно пить ему подогретый ячменный отвар с поджаренным хлебцем, в умеренном количестве и когда попросит. Из еды давайте жидкую овсяную кашу на воде, жидкий суп и другие не слишком горячие, легко усваиваемые блюда, компот из яблок и иногда молоко для разнообразия, но не холодные». Тэчер с готовностью признавал, что является «хотя и не врачом, но радетелем о здоровье больных», однако доктора даже и сейчас придерживаются общего мнения, что тэчеровское «Краткое руководство» содержало правильное описание оспы, данное в почти современных терминах, и предлагало разумный режим для пациентов. Это было полезное руководство, пожалуй даже более полезное, чем то, которое мог бы написать дипломированный врач. Оно переиздавалось во время эпидемий сначала 1702 и затем 1721 годов.

В Америке не только непрофессионалы отдавали предпочтение более простым средствам лечения, подсказываемым здравым смыслом. Использовавшаяся врачами Виргинии в XVII веке терапия была значительно проще той, что применялась их английскими современниками. Лекарства, особенно привозные экзотические,были крайне дороги, а аптекари, умевшие смешивать сложные снадобья, по эту сторону океана были очень редки. Опытные фармацевты в Виргинии посылали свои подручных в лес, чтобы те отыскали естественные целебные средства; большинство их препаратов были поэтому простые, домашнего приготовления, и с меньшей вероятностью могли помешать естественному процессу выздоровления. Невозможно в полной мере оценить эту простоту, если не знать, какие неудобоваримые смеси приготовляли образованные европейские доктора: туда входили человеческие экскременты, моча и много всего прочего, что смешивалось по очень сложным рецептам. Американские врачи, особенно более образованные из них, не всегда отходили от этой утвердившейся практики: губернатор Уинт роп, например, обычно прописывал мазь из лесных вшей. Коттон Мэзер в 1724 году сообщил в Лондонское королевское общество, что бостонские врачи давали рекомендации глотать «свинцовые пули» от «той скверной хвори», которую они называли «заворотом кишок». В одном случае прописанная пуля попала в легкое пациента; «исходя из... злосчастных экспериментов, я полагаю, что многое бы вытерпел, прежде чем решиться прибегнуть к такому методу лечения».

Даже выдающийся врач XIX столетия Оливер Уэнделл Холмс (хозяин стола, за которым завтракали его знаменитые собеседники), хотя и относился враждебно к пуританам, не мог не признать, что методы лечения их врачейсвященников были менее вредными, чем те, которыми пользовались их европейские современники.

То, что пришло х нам из первого столетия медицинской практики в сочинениях Уинтропа и Оливера, является сравнительно простым и разумным. Я подозреваю, что условия грубой, суровой жизни, при хоторыххолонисты оказывались наедине с дикой природой, научили их умуразуму, также какусло вия военной кампании учили врачей и хирургов в минувшую (Гражданскую) войну. Добротная еда в достаточном количестве, чистый воздух и вода, гигиена, хороший уход, обезболивающие средства, опиум, стимулирующие средства, хинин, два или три обычных лекарства оказались достаточной основой для оказания медицинской помощи; а изыски фармакопеи, когда для нее настали трудные времена, также сошли на нет, как вышитые рубахи, белые лайковые перчатки и тросточки из ротанга «Хорошее вино лучше всего подкрепит ее»,—сказал губернатор Джон Уинтропмладший Сэмюелу Сай мондсу, говоря с последним о его жене, аналогично тому, как Сиденхем однажды шесто лечения заказал своему пациенту, находившемуся в припадке мужской истерии, жареного цыпленка и пинту Канарского вина

Одним из лучших примеров чрезмерной ретивости врача была область медицинской помощи беременным. Во времена, когда еще не знали антисептиков и причины родовой горячки были неизвестны, именно при осмотре беременной женщины врач скорее всего мог занести инфекцию. Приблизительная статистика смертельных исходов от родового сепсиса в Виргинии до 1860 года свидетельствует о значительно более высоком уровне смертности среди белых женщин, которые пользовались услугами врачей, по сравнению с негритянками, у которых роды принимали повивальные бабки. Аналогично этому непрофессиональный, индивидуальный,с небольшим числом персонала стационарный уход за больными в колониальной Виргинии, по всей видимости, превосходил тот, который предоставлялся в крупных английских муниципальных больницах, где вместе содержались бедные, умалишенные и больные и где грубость и испорченные нравы обслуживающего персонала являлись притчей во языцех.

Нехватка профессионалов научила жителей Виргинии самим делать все необходимое. В долгих поездках в глуши по пути на отдаленную плантацию или для осмотра своих угодий они должны были заниматься самолечением: например, Уильям Берд во время своих экспедиций не имел при себе врача. Когда в 1733 году он проезжал через приграничные районы, у него «невыносимо заболел зуб». «Среди нас не было врача, чтобы выдрать зуб, как не было и специальных инструментов для этого. Однако на помощь пришло воображение, и я исхитрился избавиться от этого беспокойного спутника, придумав одну штуку». Берд попросту привязал один конец нитки к зубу, а другой — к бревну и скакал вокруг, пока зуб не вывалился.

На каждой большой усадьбе почти ежедневно возникала необходимость, чтобы непрофессионал исполнял обязанности доктора. Плантатор Виргинии точно так же не мог позволить себе посылать за врачом всякий раз, когда у его рабов возникали легкие недомогания, как современный фермер не может вызывать плотника, когда нужно слегка подремонтировать амбар или забор. Даже на больших плантациях повседневная медицинская помощь оказывалась самим хозяином, его женой или надсмотрщиком, а в случае необходимости они же лечили и тяжело больных. Когда Уильям Берд в октябре 1732 года приехал на свою плантацию недалеко от Ричмонда и узнал, что в окрестностях распространилась пагубная эпидемия дизентерии, он поручил своему управляющему «прибегнуть к следующему средству, в случае если мои люди также подвергнутся заболеванию. Выпустить им немедля крови около восьми унций, на следующий день дать им дозу индейского снадобья и, если симптомы не исчезнут, повторно вызвать рвоту на следующий день. В течение этого времени они не должны есть чтолибо, кроме куриного бульона и вареных яиц, а пить должны только четверть пинты молока, прокипяченного с квартой воды, с добавлением туда, для лечения, небольшого количества корня коровяка или опунция, чтобы восстановить слизистую кишечника и заживить поверхность раны. Одновременно я распорядился сообщить об этом способе лечения всем бедным соседям и особенно моим надсмотрщикам, со строгим указанием прибегнуть к нему с появлением первых признаков недомогания, поскольку при этой болезни и при всех других острых заболеваниях промедление очень опасно». Джордж Вашингтон обычно сам предписывал лечение своим рабам, а когда он в последний раз заболел, первым, кто лечил его кровопусканием, был его надсмотрщик, а не врач. Когда Томас Джефферсон приехал както летом из Белого дома в Монтичел ло, он собственноручно сделал прививку от оспы семидесяти или восьмидесяти людям насвоих плантациях, а соседи под его руководством сделали прививку еще примерно сотне человек.

Большая часть забот по оказанию медицинской помощи ложилась на жену плантатора, которую могли поднять с постели в любой час ночи, чтобы принять роды или же оказать экстренную медицинскую помощь комунибудь из заболевших рабов. Она же организовывала уход за малолетними детьми работающих мате рейрабынь. «Она очень заботится о своих неграх,—писал в 1781 году маркиз де Шастеллю о Марии У иллинг Берд, вдове Уильяма Бердатретьего.—Делает их настолько счастливыми, насколько позволяет их положение, и сама служит им доктором, когда они заболевают. Она даже сделала ряд интересных открытий, связанных со свойственными им заболеваниями, и открыла очень хорошо действующий способ лечения разновидности сыпного тифа, которая обычно за несколько дней сводит их в могилу и против которой тщетно сражались врачи страны».

Неудивительно, что среди наиболее распространенных книг в библиотеках Виргинии можно найти популярные медицинские справочники. Книга «Каждый человек — сам себе доктор, или Врач бедного земледельца» (1734) получила большую популярность, рекомендуя «простые и доступные средства, которыми люди могут излечиться от всех или большинства недомоганий, связанных с местными климатическими условиями, причем с очень малыми затратами, поскольку нужные снадобья приготовляются в самой Америке на основе произрастающих здесь трав». Бенджамин Франклин опубликовал в Филадельфии три издания этой книги (1734, 1736 и 1737). Самой первой работой по фармакопее, когдалибо опубликованной в британской Америке, была тридцатидвухстраничная брошюра дра Уильяма Брауна, составленная им в 1778 году в суровые дни Революции и перечислявшая самые простые, дешевые и доступные лекарства.

Условия жизни в колониях, порождавшие иногда неуважительное отношение к образованию, также способствовали недоверию к всезнающему профессионализму, над которым уже и так посмеивались в Европе. Уильям Бердстарший настолько не доверял врачам, что отказался позвать за доктором,даже когда заболел в последний раз. Его сын, знаменитый Уильям Берд второй,также предпочитал свои собственные, практические методы лечения. А в Филадельфии времен Франклина люди передавали друг другу острую эпиграмму под названием «Преимущество иметь двух врачей»:

Джефферсон в 1807 году красноречиво выступил против безапелляционного догматизма врачей:

Наблюдая изрядно, как природа предпринимает спасительные усилия по восстановлению нарушенных функций, он (мудрый врач) должен был бы скорее довериться их действию, нежели рисковать нарушить их и еще более разладить систему, проводя рискованные эксперименты на столь сложном и неразгаданном механизме, как человеческое тело, и с предметом столь святым, как человеческая жизнь. Или, если видимость какойто деятельности необходима для поддержания надежды и духа больного, она должна иметь самый невинный характер. Один из наиболее успешно работавших врачей, кого я знал, заверил меня, что использовал больше таблеток из хлеба, капель из подкрашенной воды и присыпок из золы пекана, чем всех других лекарств вместе взятых. Это,безусловно,был обман во спасение. Но безрассудный врач не ограничивается этим и подменяет знание догадкой. Он оставляет позади себя узкое поле известного и отправляется в необъятную область неизвестного. Для собственного руководства он избирает какуюнибудь воображаемую теорию корпускулярного притяжения, химического действия, механических сил, стимулирующего воздействия, накапливаемого или утрачиваемого раздражения, кровопускания ланцетом и кровенаполнения при помощи ртути или какуюто другую замысловатую идею, которая запросто объясняет ему все тайны природы. На основе принятого таким образом принципа он составляет свою таблицу нозологии, распределяет болезни по группам и назначает одинаковый курс лечения по аналогии для всех случаев, сгруппированных им таким произвольным путем. Мне самому привелось увидеть, как последователи Хоффмана, Бургаве, Шталя, Каллена, Брауна сменяли один другого, как зыбкие изображения волшебного фонаря, а их фантазии, подобно свежим моделям нарядов, каждый год поступающим из Парижа, становились, благодаря новизне, модой дня, чтобы затем уступить свою эфемерную популярность следующей новинке. Пациент, которого лечат, следуя модной теории, иногда выздоравливает—несмотря на лечение.

Европа, которая научила нас столь многим вещам, имеет что позаимствовать с этой стороны Атлантики по части разумных принципов в данной области науки.

В то время как американцы, казалось, меньше страдали от изощренных форм знахарства, обстоятельства подталкивали их в сторону естественного излечения. Всеисцеляющие снадобья профессиональных врачей иногда заменялись всеисцеляющими факторами природной среды, взахлеб пропагандируемыми в рекламной литературе: воздухом Новой Англии, водой Виргинии, климатом Джорджии. Там, где природа была так щедра, человек готов был ждать от нее слишком многого.

Достижения эпохи не оправдали пророчества дра Дэвида Рамсея, сделанного на вторую годовщину получения независимости, что искусства и науки «нуждаются в свежей почве и всегда больше всего расцветают в новых странах». Он был ближе к правде, когда с гордостью говорил об успехе врачейлюбителей, чей здравый смысл позволял им делать то, что с точки зрения академического образования было трудным или невозможным. «Гордость ученых иногда страдает, когда они видят или слышат, что эти ученики опыта исцеляют очень многих, работая без теории или системы и приобретая мастерство в излечении распространенных заболеваний на основе наблюдения и практики».

Американцы: Колониальный опыт: Пер. с англ. /Под общ. ред. и с коммент. В. Т. Олейника; послеслов. В. П. Шестакова. — М.: Изд. группа «Прогресс»—«Литера», 1993. —480 с.