ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ ДЛЯ ГОРОДСКИХ ИММИГРАНТОВ

Политические обычаи, установленные иммигрантами еще в Старом Свете, чудесно соответствовали их нуждам в Америке. И лучший тому пример — ирландцы. Ведь наше новое государство в полной мере обладало разнообразными правовыми механизмами: конституциями, законодательными органами, всевозможными судами. Долгий опыт американского самоуправления был, безусловно, одной из причин Войны за независимость. И Америка, в чем ее коренное отличие от Ирландии, добилась независимости в результате всего одногодвух десятилетий смуты и не предусмотренной законом деятельности. Успех Американской революции означал, что теперь народ контролировал органы государства. Тогда создание конституции стало делом всего народа, а политические партии обсуждали, как в новой конституции выделить прерогативы государственной власти.

Насколько же опыт Ирландии отличался от американского! В то время как политическая жизнь Америки протекала в формах самоуправления, ирландская политическая жизнь вылилась в нескончаемый мятеж, который никогда не перерастал в революцию. Когда мысли американцев были заняты проблемами социальных договоров, форм законодательной деятельности, равновесия властей и пределов власти, ирландцы были заняты организацией массового саботажа и отказом от выполнения несправедливых законов. Американский опыт был законным и официальным, опыт Ирландии — неофициальным, не предусмотренным законом и даже противозаконным. Но ирландский опыт в Америке даром не пропал.

Как заметил Дэниел Патрик Мойнихен, Нью-Йорк стал первым городом в истории, которым управляли народные избранники. Другие города — Рим во времена Гракхов, Лондон во времена Джона Уилкса, Париж во времена Коммуны — только временно управлялись представителями низших классов. А в Нью-Йорке с начала XIX века управление было постоянно и неизменно в руках народных избранников. Что и было вдвойне примечательным, потому что этот город постепенно становился крупнейшим в стране центром богатства и власти. Народное правление в Нью-Йорке было заслугой ирландцев. Именно ирландцы развивали и совершенствовали политические механизмы больших городов, так что власть переходила к представителям низших классов не только в Нью-Йорке, но и в Других городах.

Еще замечательнее было то, что эти невиданные успехи в организации городской жизни были делом рук выходцев из дерев ни. Политический опыт, который ирландцы привезли с собой в Америку, уж очень отличался от привычных для Новой Англии собраний избирателей для принятия решений по городским делам, местных законодательных органов или совещательных конституционных конвентов. Поскольку официальные суды Ирландии были орудием помещичьей тирании, бедные арендаторы создали свои собственные суды и свое собственное право. «Существует два свода законов, действующих и противоположных друг другу, — объяснял один из очевидцев того времени, — один, охраняемый судьями и присяжными, писаный закон, которому народ до сих пор не верит, другой—тайный закон, охраняемый самим народом, и на страже его — члены тайного католического общества с оружием в руках. Защитников этого незаконного закона называли поразному: «левеллерами» или же членами тайных обществ «Молли Магвайер», «Леди Клер» (позднее так именовали себя ирландские шахтеры—католики в Пенсильвании). Чаще всего их называли «белые рубахи», поскольку они надевали поверх всей остальной одежды белые рубашки, чтобы легко узнавать друг друга в темноте.

В Ирландии «белое» движение разработало свои собственные принципы и меры их осуществления. В его задачи входило сохранять землю в пользовании арендаторов, бороться против десятины и высокой ренты и в целом регулировать отношения помещика и крестьянина к выгоде последнего. Жители собирались втайне, чтобы осуществить свою «законодательную власть» против самых ярых угнетателей. «Сэр Фрэнсис Хопкинс, — гласила записка, приклеенная обидчику на дверь или таинственным образом очутившаяся у него на столе, — тут Вас искал один человек с доброй парой револьверов, чтобы в Вас их разрядить, и, если Вы не будете поласковее со своими арендаторами, Вас застрелят обязательно, поэтому мы Вас предупреждаем заблаговременно, и, если Вы не послушаетесь, мы за последствия не отвечаем». Помещик, не принявший к сведению такого предупреждения, мог быть убит; рисковал своей жизнью и арендатор, поселившийся на земле выселенного крестьянина «Чужаков» (то есть не местных жителей, а тех ирландцев, что пришли из других графств в поисках работы во время сбора урожая) обычно избивали и отсылали домой.

Движение белорубашечников очень отличалось от движения «бдительных» на американском Западе, которое только заменяло отсутствующие законы. А ирландцы пытались противостоять действующей правовой системе. Тайные общества, шантаж, взятки и физическая расправа стали обычными средствами для защиты крестьянских прав в Ирландии.

Во время выборов в начале XIX века в Ирландии помещики гнали к избирательным урнам толпы арендаторов не голосовать, а, как тогда говорили, «быть проголосованными». Все это происходило, по свидетельству очевидца, не более торжественно, чем «если бы плантатор Ямайки заставлял своего раба выполнять домашнюю работу». Сами помещики — столпы закона и добродетели — были насквозь продажными. Они использовали общественные работы в своих частных интересах. Например, Королевский канал изменил свое направление, чтобы оросить земли одного из богачей. Армейские казармы располагались в местах, где помещикам было удобно сбывать свои товары. Своих арендаторов, вынуждаемых к тому высокой рентой и системой натуральной оплаты труда, помещики использовали на бесплатных дорожных работах, а за построенные дороги получали государственные субсидии. Непокорный ли, раболепный ли, ирландский крестьянин достигал американского берега, неся за собой политический опыт, живой и разнообразный, но совсем не похожий на то, что ждало его здесь.

Те самые несчастные иммигранты быстро преобразовали свой политический опыт и приспособили его к новым условиям. Через пару десятилетий повергнутые в прах ирландцы Старого Света стали энергичными американскими ирландцами. Теперь они объединялись не против, а внутри государства Они произносили речи не осторожным шепотом полуночных ассамблей белорубашечников, но громко, напыщенно, самоуверенно в городских советах, законодательных собраниях штатов и даже в американском конгрессе. Теперь угнетенные могли занимать кресла, предназначенные для облеченных властью. Ирландский опыт, оказавшийся вполне уместным, помог им захватить власть в Америке.

Характер их первых поселений, даже сама бедность ирландцев сделали все это возможным. Прибывая в восточные приморские города, ирландцы обычно не располагали средствами для Дальнейшего перемещения в глубь континента. В Нью-Йорке, куда приезжала большая их часть, к 1850 году уже проживало 130 ООО граждан ирландского происхождения, составлявших четверть городского населения, а еще через пять лет более трети избирателей в городе были ирландцами. То же самое отмечалось и в северных портовых городах, особенно в Бостоне.

Чужие в незнакомом краю, ирландские иммигранты радовались знакомой провинциальности своих соотечественников, прибывших сюда раньше. Для того чтобы обосноваться, иммиг ранту требовались работа, дом, еда, кров и друзья; и эти его пузкды вызвали к жизни политический аппарат большого города. Удовлетворяя эти нужды, аппарат разрастался и наконец стал непременной принадлежностью американской политической жизни.

Политическая деятельность аппарата была естественным продуктом эмигрантского сознания. Какова основная разница между политическим аппаратом и политической партией? Партия имеет перед собой цель, более высокую, чем собственное выживание. Политический аппарат существует ради самого аппарата, его основная, в какойто мере единственная цель — это выживание. Политическая партия может преуспеть и, выполнив свою цель, стать ненужной. В случае с политическим аппаратом такое невозможно, он преуспевает только потому, что существует.

Над сознанием ирландского беженца довлело желание выжить. Поэтому совсем не случайно, что ирландские эмигранты первым делом ввели в американскую политическую жизнь такой политический аппарат. Аппарат в отличие от партии не нуждается во внешней цели своего существования. Именно политический аппарат вызвал к жизни политических заправил и профессиональных политиков, которые зарабатывали на политике. Критерием их профессиональной пригодности была способность извлекать из своего дела прибыль для себя и для своих клиентов.

Если мы возьмем для примера Нью-Йорк, мы сможем увидеть, как, по выражению Мойнихена, эти механизмы «возникли там, где встретился ирландский деревенский обычай с американской городской политической жизнью». Способность признать действующий механизм государственной власти не вполне законным, привычка заручаться поддержкой беднейших граждан, организационные структуры, уважение к иерархии — все было позаимствовано из сельской жизни Ирландии. Вместе с этим пришли и всегдашняя готовность использовать взятки, шантаж и насилие, если только они необходимы для защиты прав обездоленных. Все это подкреплялось верностью системе, которая терпела фракции, но не прощала измены.

Таким образом, неудивительно, что, хоть ирландцы и добились быстрого и громкого успеха в политике — в течение десятилетий их иммиграции именно они правили огромным городом, — они оказались все же неспособными овладеть искусством добросовестного управления. Ведь для эмигранта, спасающегося от бедности и угнетения, американская политическая арена стала целью сама по себе, превратилась в выгодное занятие, чтобы поддержать себя и своих сородичей.

Когда эти обстоятельства сделали политику «грязным» делом, а слова «заправилы» и «политиканы» оскорбительными, брами аы Бостона и Нью-Йорка стали один за другим отказываться от важных политических постов в пользу менее разборчивых новоселов.

Штаб Демократической партии в Тамменихолле, который так успешно использовали ирландцы, существовал еще до того, как основная их часть приехала в Нью-Йорк. Общество святого Таммени, созданное в Нью-Йорке в 1789 году, было названо именем легендарного вождя племени делавэров, который, по преданию, встречал Уильяма Пенна, когда тот прибыл в Америку, и которого году в 1770-м даже причислили к лику святых. Никто точно не знал, означает ли имя Таммени «приветливый» или «достойный», но вождь прославился своим дружеским расположением к белым.

Основатель нью-Йоркского Общества святого Таммени Уильям Муни был продавцом обоев и мебельной обивки и, возможно, принимал какоето участие в Революции в самом ее начале. Муни и его товарищи хотели прежде всего создать тесное братство, направленное как против «аристократов» вроде членов общества Цинцинната, разделявших федералистские принципы Александра Гамильтона, так и «иностранных авантюристов». В первоначальном уставе общества провозглашалось, что только коренные американцы могли занимать пост «вождя». Политическая карьера самого Муни была далеко не выдающейся. В течение своей менее чем двухгодичной государственной службы в качестве управляющего домом призрения он оскандалился, сократив рацион его обитателей, чтобы обеспечивать свою семью ромом и другими деликатесами. «Сласти для госпожи Муни» — так якобы называлась статья в его денежных отчетах, — вскоре это выражение стало постоянной кличкой Муни в среде противников общества. Но это не помешало ему вновь быть избранным «великим вождем».

В первые годы существования общество развлекало своих членов разными вариациями на индейскую тему и очень напоминало будущие американские военные организации. Члены общества делились на «охотников» и «воинов», ими управляли Двенадцать вождей, над которыми стоял великий вождь. Время «счислялось в «лунах», и месяцам давались псевдоиндейские Названия. Штабквартира называлась вигвамом. 4 июля и в День святого Таммени (12 мая) бравые молодцы маршировали в полном индейском облачении, с луками и стрелами и томагавками. Нью-Йоркское Общество святого Таммени создавало другие, малые вигвамы.

Еще до начала вызванного голодом массового переселения ирландцев в Америку Общество святого Таммени уже стало политической организацией. Но за исключением случая, когда оно выдвинуло Патрика Маккая кандидатом в законодательное собрание штата, партия Таммени пока не включала ирландских католиков в списки утвержденных кандидатов. В ночь на 24 апреля 1817 года двести ирландцев вступили в Тамменихолл, чтобы «уговорить» организацию выдвинуть кандидатом в конгресс молодого талантливого политического беженца из Ирландии Томаса Эммета. Несмотря на сильные аргументы в виде ножек от стульев и обломков кирпичей, упрямые последователи Таммени отказали ирландскому герою в выдвижении.

Затем, в 1821 году, конституционный конвент штата Нью Йорк расширил избирательные права граждан, а в 1826 году поправка к конституции отменила налоговый ценз. На выборах осенью 1827 года в городе Нью-Йорк ирландцам удалось сыграть очень заметную роль. У всех на устах были предстоящие на будущий год национальные состязания между Эндрю Джэксоном и Джоном Куинси Адамсом. Ирландцы, новоиспеченные демократы, были страстными поклонниками генерала Джэксона, сына бедных ирландских эмигрантов, который разбил англичан под Новым Орлеаном. Вооруженные ирландские телохранители сопровождали сторонников Джэксона к избирательным урнам. По свидетельству очевидца, в Восьмом округе двести ирландцев «строем пришли на выборы под командованием одного из доверенных лиц Джэксона, который выступал во главе отряда с пистолетами в поднятых руках. Затем они три раза подряд проголосовали за список Джэксона». Пришедшие на избирательный участок в Четвертом округе могли стать зрителями противоборства между ирландцем и вермонтцем, длившегося пять часов пятьдесят девять минут. Это стало предлогом для ирландских телохранителей не пускать противников Джэксона. Здесь, в Нью-Йорке, ирландцы использовали привычные в Ирландии насильственные средства. Но вместо того, чтобы «быть проголосованными» своим помещиком, они «были проголосованы» своими эмигрантскими заправилами.

Вполне понятно, что такие действия заставили уважаемых первых поселенцев забеспокоиться. «Все, что хоть немного напоминает ирландца, призывается к урнам, и эти голоса засчитываются... — выражала свое недовольство газета «Нэшнл эдвоукейт». — Это было подлинным ирландским триумфом. Иностранцы одержали победу». Газета предупреждала, что в нашей среде — это «инородное тело, приобретающее тревожные очертания и огромное влияние». Нападки лишь еще более сплотили ирландцев, которые стали использовать свои печатные органы, например нью-Йоркскую газету «Трут теллер», чтобы укрепить взаимопомощь ирландцев и вместе с тем усилить Демократическую партию.

К 1830-м годам в Тамменихолле был разработан механизм управления городом, предусматривающий для каждой иммигрантской общины специальное собрание и соответствующую знаменитость в качестве лидера. Президентские выборы 1832 года опять пробудили приверженность ирландцев антианглий скому генералу Джэксону и их ненависть к «тори» Генри Клею, который, по их убеждению, собирался посадить банк Соединенных Штатов на шею бедным американцам так же, как когдато английский банк сидел на шее у бедных ирландцев.

Увеличение числа и сосредоточение в городе ирландских эмигрантов сделали возможным усиление влияния нью-Йоркских ирландцев в Демократической партии, в самом Нью-Йорке и в государственной политике. В 1830-х годах Шестой округ в нижней части ИстСайда был центром самой большой ирландской католической общины в стране и (после самой Ирландии и нескольких общин в Ланкашире и Шотландии) самой большой ирландской общины в мире.

Демократическая партия уже начала обхаживать эмигрантов. И ирландцы, которых объединяли национальные чувства, воспоминания и преданность клану, были готовы отвечать взаимностью. У ирландского Общества взаимопомощи появились политические интересы. Общество взаимопомощи гиберниан Цев и Клуб Брайана Борима (почитающий ирландских святых и героев, среди которых теперь был и святой Таммени) уже были в политических целях использованы Ричардом Конноли, который получил прозвище Скользкий Джек, потому что позже стал членом «шайки Твида», а потом и их предал. Ирландцы, Тамменихолл и Демократическая партия начали свое °бщее дело, и их сотрудничество продолжалось до начала XX Века. Главный молодежный комитет Демократической партии был хорошей школой для детей ирландских эмигрантов. Например, Джон Маккион, который избирался в такие комитеты, а потом стал адвокатом Тамменихолла, в 1832 году был избран в законодательное собрание пггата Нью-Йорк, а в 1834м — в конгресс.

Одним из самых выдающихся партийных деятелей был Майкл Уолш. В нем клоун, демагог и разбойник сочетались с искренним народным защитником. В детстве Уолш имел возможность хорошо изучить уличный жаргон и уличные законы. Организованная им в 1840 году «Банда спартанцев» состояла из молодых ирландских боевиков, которые сопровождали его на партийные собрания и заставляли несговорчивых демократов выслушивать его выступления. Вместе с Джорджем Уилксом, будущим основателем скандальной «Нэшнл полис газетт», он начал выпускать «Сабтэррэниен» (1843). Уолш заявлял: «Я знаю, что наша «подпольная демократия» обладает властью, нам осталось только ею воспользоваться». Кто, спрашивал он, были эти всеми уважаемые творцы общественного мнения? «Лживые мерзавцы, которые могут писать о воздержании, залив галлон пунша в собственное брюхо, клясться честью, когда их спины еще болят от ударов кнутом, писать о честности, когда в кармане звенят монеты из полученной взятки!» Уолш предсказывал, что он «взмоет над всей этой гнилой оппозицией, как воздушный шар над навозной кучей». Так и случилось. Своими боевиками и своими язвительными речами он убедил демократов, что Уолша и его ирландских избирателей стоило заполучить. В 1846 году Тамменихолл выдвинул его кандидатуру вместо Сэмюела Тил дена, и он был избран в законодательное собрание штата; в 1850 году Уолш был выбран в конгресс, депутатом которого и пробыл вплоть до своей смерти через девять лет.

Изменение политической жизни большого города в середине XIX века было в основном заслугой ирландцев. Еще в 1835 году председатель апелляционного суда Джеймс Кент — рупор местной аристократии — объяснял, что «пост помощника олдермена может привлечь и заинтересовать людей с высоким интеллектом, имеющих свободный досуг и бескорыстное стремление мудро и справедливо удовлетворять общественные нужды города». И всего через тридцать лет Босс Твид с милой невинностью назвал тех же самых олдерменов «сорока разбойниками». Но это было еще не все. Утверждение «ирландского стиля» в городской политической ЖИЗНИ Америки привело к продаже политического покровительства заналичный расчет и без доставки на дом, но и не только к этому. «Ирландский стиль» еще облагородил и очеловечил политическую жизнь города, сделав ряд совершенно новых возможностей доступными людям, которые больше всего в них нуждались.

Ирландский политик, используя собственный политический аппарат и Тамменихолл, который стал его орудием, превратился в службу социального обеспечения или, точнее, в бюро индивидуального обслуживания. Его услугами пользовались и землякиирландцы, и другие новоприбывшие эмигранты. В 1830е годы олдермены Шестого округа, такие, как виноторговец Деннис Маккарти, адвокат Томас Брейди и бакалейщик Феликс О’Нил, выполняли разные поручения своих избирателей. Они действовали и в качестве бюро по трудоустройству, предоставляя государственные должности или используя свое влияние на частных работодателей. Они находили пищу для голодных и лекарство для больных. Любой, разорившийся по неумению или волею судьбы, получал их поддержку и мог снова начать дело. Они добивались пособия для бедной вдовы, для семьи инвалида, получившего травму на производстве, и несли многие обязанности, которые на их исторической родине исполнял священник. Они были почетными гостями на поминках и похоронах, они наставляли невежественных и смятенных. Они работали круглый год целыми днями.

Частная и неофициальная деятельность Босса в корне отличалась от того, что председатель апелляционного суда Кент назвал «мудрым и справедливым удовлетворением общественных нужд города». Босс был далеко не Цинциннатом, временно несущим службу на государственном посту. Он занимался политической деятельностью, которую наилучшим образом описал Джордж Вашингтон Планкитт как «очень откровенные разговоры об очень конкретных делах», и это на рубеже веков, когда ставки были подняты и «боссизм» был в полном расцвете.

Ни один политический деятель в Нью-Йорке или гделибо еще не похож на руководителя окружного комитета Демократической партии, и никто не работает так, как он. Как правило, кроме политики, у него нет никакого другого занятия в жизни. Он ведет политическую игру день и ночь круглый год, и на двери его штабквартиры написано: «Не закрывается»...Филантроп? Ничего подобного. Он все время ведет политическую игру.

Воспитанный в Тамменихолле, он знает, как завоевать сердца подавляющего большинства избирателей. Он и не пытается расшевелить им мозги. Он уверен, что разумными доводами и пропагандистской литературой никогда голосов не собрать.

Вот выдержки из расписания рабочего дня, приведенного Планкиттом: 2 часа ночи: разбужен звонком в дверь, пошел открывать и обнаружил за Дверью буфетчика, который попросил меня пойти в полицию и освободить под залог кабатчика, арестованного за нарушение акцизного закона. Внес залог и в 3 часа утра снова лег спать. 6 часов утра: разбужен сиреной пожарных машин, проезжающих мимо дома. По обычаю всех руководителей окружных партийных комитетов поспешил на место пожара помочь, если потребуется, пострадавшим от огня. Встретил нескольких местных партийных боссов своего избирательного округа, которым поручено не пропускать ни одного пожара: считается, что пожары — отличная возможность для сбора голосов. Нашел нескольких погорельцев, отвез их в гостиницу, раздобыл для них одежду, накормил и нашел жилье, где они смогут временно поселиться, пока не будут в состоянии снять и обставить новые квартиры...

Политическая деятельность аппарата была политикой без идеологии. В Ирландии, где каждый был приверженцем местных или личных интересов, основными мотивами были не принципы, а выгоды. В американском городе цели также говорили сами за себя: удовлетворение нужд каждого избирателя и увековечение аппарата. Эмигрантам политика представлялась общественной деятельностью для индивидуальных нужд. Работа, жилье, пища, связи — это было главное, а позиция босса по вопросам тарифов или внешних войн мало что значила. Гораздо важнее было то, что в 1855 году из 1149 нью-Йоркских полицейских 431 был иммигрантом, а 305 из этих иммигрантов были ирландского происхождения.

Ирландцы в американских городах занимались политикой на свой лад и попутно расширяли горизонты американской политической жизни. Так же как более обеспеченные американцы считали свои правительства органами по оказанию услуг, так и у этих новоприбывших граждан были свои, более скромные ожидания. Услуги, на которые они рассчитывали, меньше касались вопросов собственности, а больше — средств ежедневного существования. Меньше были связаны с утверждением права землевладения или финансированием железнодорожного строительства, а больше касались проблем устройства на работу. Подобно тому как обширные бесхозные пространства на Американском континенте стали местом, где американцы смогли наделить правительства штатов и всей страны новыми функциями, в джунглях быстрорастущих приморских городов бездомные, безработные иммигранты тоже надеялись на новые услуги. И там угнетенные ирландские крестьяне вновь осознали свои нужды.

Децентрализованная американская политическая система неожиданно помогла ирландцам и другим национальным группам иммигрантов обрести самоуважение, благосостояние и политическую власть. Если бы в государстве были только один законодательный орган и одно централизованное правительство, успех иммигрантов на политической арене был бы, наверное, невозможен до тех пор, пока они не приобщились бы к американским обычаям. А к тому времени у них вряд ли осталось бы чтото свое в придачу. Но федеральная система, при которой существовали многочисленные правительства и бессчетные возможности по организации децентрализованных политических механизмов, облегчила интеграцию ирландцев и других иммигрантов до их ассимиляции. Сохранение национальной исключительности стало самым надежным средством, чтобы добиться участия в управлении государством. Община новых переселенцев, не имеющая возможности провести своего представителя в конгресс, все же могла послать одного из своих членов в низшие законодательные органы — законодательное собрание штата или городской совет.

То, что ирландцев не объединяли высокие политические принципы, не было препятствием к их политическому успеху, а может быть, даже ему благоприятствовало. Бели намерения помочь бедным и нуждающимся было недостаточно, чтобы управлять государством, его было вполне достаточно, чтобы завоевать власть в городе.

Америкацы: Демократический опыт: Пер. с англ. /Под общ, ред. и с коммент. В.Т. Олейника. — М.: Изд. группа «Прогресс» — «Литера», 1993. — 832 с.